В 1941 году, когда началась война, Майе была еще совсем малышкой. Все вокруг только о войне и говорили, но маленькая девочка еще не понимала, что несло за собой это слово, пока в один день из дней над Севастополем, где она родилась, не стали летать со страшным гулом самолеты. Мама поспешно собрала девочек и увела в бомбоубежище.
«Когда все прекратилось, мы вернулись в город, — вспоминает Майе ханым – то, что мы увидели, городом было назвать трудно. Это были самые настоящие руины. Самое страшное нас ожидало впереди. Нашего дома, большого добротного дома в самом центре Севастополя, по улице Ленина, 26, мы не нашли. С трудом угадывался только двор, посередине которого зияла огромная воронка от фугасной бомбы. И все что запечатлелось в моей детской памяти – это высокое поврежденное крыльцо, разрушенная стена и на остатках потолка покачивавшийся абажур».
Так семья Халиловых: бабушка, две молодые женщины и четверо девочек, из которых самой старшей Наджие было только 7 лет, а самой младшей Элизе еще не исполнилось и года, остались без крова.
В Севастополе им негде было остановиться, так после раскулачивания деда Сулеймана, умершего за несколько дней перед войной, дом на Северной стороне города у моря был отнят. И они пешком отправились сначала к родственникам в Байдары, в село Биюк Мускконья (ныне Широкое), а потом перебрались в Улакълы (Глубокий Яр), где обосновались в одной из комнат бывшего детского сада. К тому времени в Улакълы уже находились немцы.
Однажды, когда шли сильные бои, в дверь постучали. «Мама открыла, и к нам на порог ввалились двое раненых. Это были русские танкисты. Мама укрыла их в подвале. Конечно, она рисковала, ведь фашисты не только их, но всю нашу семью могли расстрелять. Раненые оставались у нас до самого выздоровления, а потом однажды ночью ушли».
Через два года, в 1944 году, вся семья переехала в Бахчисарай. Мама Найле ханым устроилась на работу в госпиталь разместившийся при Ханском дворце, рядом с которым семья снимала жилье. Слухи о том, что война заканчивается, радовала взрослых, радовались и дети грядущей мирной жизни, ведь они смогли бы возвратиться в свой родной Севастополь.
Наступил май, все зазеленело…
«В четыре часа утра к нам постучали. Бабушка открыла дверь, и к нам в дом бесцеремонно вошли солдаты. Они были с автоматами и велели собираться. Мы ничего не могли понять, тем более дома не было мамы, которая в эту ночь дежурила в госпитале. Очевидно, за ней послали, потому что она очень быстро пришла домой, и мы стали собирать свои скудные пожитки. После Севастополя мы оставались практически без ничего.
Уже потом мы узнали мы узнали, что солдаты, которые пришли в ту ночь, отнеслись к нам не столь безжалостно как к остальным нашим соотечественникам, очевидно, видели, что дома находились одни женщины и маленькие дети.
Нас вывели на улицу. Мы, дети, чувствовали, что происходит что-то непоправимое. Было темно, сыро, моросил мелкий дождик, такой холодный и колючий, сгущался то ли туман, то ли предрассветная дымка. Отовсюду слышался отчаянный лай собак, мычание коров и остальных животных, многие люди плакали, и стоял какой-то общий, непонятный гул. Становилось жутко. Все думали, что нас ведут на расстрел.
Мы долгое время находились на улице, вместе с соседями. Захотелось есть. Но в дом уже не пускали. И тогда моя старшая сестра Наджие рискнула ослушаться, улучив минутку, она вернулась в дом Вошла она тайно, через форточку и принесла в чашке макарне. Это лакомство вечером приготовила бабашка. Мы утолили голод, а дальше нас привезли на станцию и стали грузить в товарные вагоны.
В вагоне взрослые соорудили нары и нас, детей, отправили на эти жуткие полки. Я хорошо помню, как мчался поезд, и помню первую остановку. Это был еще Крым. Поезд остановился. Мама выбежала вместе с другими взрослыми, чтобы быстро что-то приготовить на огне, а когда она вернулась, то принесла вместе с едой нам белые цветы и, со слезами дав их нам, сказала, что это акбардак, крымские цветы, что такие нигде больше не растут, только на крымской земле. К тому времени от солдат мы уже знали, что нас везли в Узбекистан. Этот последний кусочек Крыма мы увозили с собой в Среднюю Азию.
Попали мы в совхоз «10-го винзавода». И здесь начался самый настоящий ад. Мы не знали, как обрабатывать землю. Когда наступили самые тяжелые дни, от голода нас спасла мамина медаль, полученная за заслуги во время войны. Одна узбечка, увидев эту медаль, предложила маме обменять ее на шесть лепешек! А вскоре мама, строилась на работу в совхоз бухгалтером.
В 1956 году, уже после снятия комендантского режима, наша семья переехала в Самарканд, где мы пошли в школу, потом я и сестра Адиле поступили учиться на швейную фабрику имени «8 Марта» На ней я и осталась работать, начала швеей-мотористкой, а закончила мастером».
В Узбекистане Майе ханым вышла замуж, родила троих сыновей, но все эти годы они с мужем стремились вернуться в родной Крым. Эта мечта осуществилась только в 1993 году, они переехали в Симферополь на самозахват «Фантаны», где она и по сей день проживает по улице Авдет.
