Когда говорят о возвращении крымских татар в Крым, то имеют в виду в большинстве случаев массовое возвращение народа в конце 80-х – начале 90-х годов. Однако мало кто помнит о тех, кто переехал в Крым еще на два десятилетия раньше – в 60-70-х годах. Именно эти репатрианты почувствовали в полной мере жестокость и несправедливость, трудности обустройства и права жить на Родине. Газета «Авдет» начинает серию публикаций о крымских татарах, боровшихся не только за личное право жить в Крыму, но и активно участвующих в крымскотатарском национальном движении.
Первым регионом, куда отправились корреспонденты «Авдета», стал Красноперекопский.
В уютном доме в селе Воинка нас ожидали уже далеко не молодые люди, готовые рассказать, каким было их возвращение.
Зульфинар Зморка (1940), Фатиме Февзиева (1927), Гульнара Гуту (1937), Гульсум Топчи (1922), Эмине Аблякимова (1947), Ибраим Джемиль (1933), Гульсум Татали (1942), Хатидже Асанова (1940), Асие Азизова (1939), Рустем Халилов (1948), Халил Табах (1950) – вернувшиеся в Крым в 1968 году.
Отметим, что часть наших собеседников прибыла в Крым по вербовке – переселения в Крым по оргнабору, т.е. по договорам о приеме на работу, заключаемым уполномоченными из Крыма. Однако за 1968 г. по оргнабору было переселено лишь 148 семей, в 1969-м —33, в 1970-м — 16.
Вербовке предшествовал указ № 493 — «О гражданах татарской национальности, ранее проживавших в Крыму» и № 494, называвшийся «О порядке применения части 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1956 г.» (Указ 1956 г., снявший с крымских татар режим спецпоселений).
В последнем подтверждалось право «татар, проживавших в Крыму», селиться по всей территории СССР (т.е. в Крыму тоже). Но по условиям документа, делать это можно «в соответствии с действующим законодательством о трудоустройстве и паспортном режиме», и утверждениями, что насильственно высланные из Крыма «граждане татарской национальности» «укоренились на новых местах» и «пользуются там всеми правами советских граждан». Оба эти утверждения были ложными. Несмотря на явные пороки нового указа, крымские татары, с тревогой вдумываясь, зачем понадобилось его составителям называть их не так, как они сами себя и все их называют — не «крымскими татарами», а «гражданами татарского происхождения, ранее проживавшими в Крыму», тем не менее, опираясь на букву указа, выехали в Крым. Ехали огромные татарские семьи — со стариками-родителями, мечтавшими умереть на родной земле, и с детьми, которые Крыма никогда не видели, но восприняли от родителей мечту о нем. С момента опубликования указа и по декабрь 1967 г. в Крым прибыло около 1200 семей — около 6 тысяч крымских татар. Однако выполнить все формальности, нужные для поселения на «законных основаниях», смогли лишь две семьи и трое холостяков.
Опубликовав указ, провозглашавший право «граждан татарской национальности» наравне с прочими селиться в любом месте СССР, власти хорошо подготовились, чтобы не допустить поселения крымских татар в Крыму. До опубликования указа 1967 г. прописка в Крыму существовала лишь в городах и курортных местечках.
Отправившиеся на родину крымские татары хорошо знали, что туда вербуют переселенцев из России и с Украины, так как там не хватает рабочих рук — примерно 0,5 миллиона работников, как раз столько, сколько переселилось бы крымских татар, так что первые возвращенцы были уверены, что легко найдут работу на родине. Но руководителям предприятий был разослан тайный указ — крымских татар на работу не брать. Нотариальные конторы получили предписание не оформлять покупку домов, если покупающий — крымский татарин.
Столкнувшись с этими препятствиями, тысячи крымскотатарских семей разбрелись по Крыму в поисках пристанища. Большинство, не преуспев в этом, вынуждены были покинуть Крым. Те, кому удавалось купить дом, селились в нем, но основная трудность заключалась в том, чтобы добиться оформления купчей, без которой проживание в доме рассматривалось как «незаконное». Многие семьи были выдворены из Крыма из уже купленных домов, после того как суд признавал покупку недействительной из-за искусственно созданного отсутствия купчей.
Одна из наших собеседниц, Гульнара Гуту, вернувшаяся в Крым «по вербовке» рассказала, с какими трудностями столкнулась их семья:
«Приехав с Узбекистана (Ангрен, Ташкентская область), первую ночь провели на вокзале, на следующий день с трудом добрались до Воинки. Дом нам дали, ремонт сделали сами: побелили стены, покрасили пол, старались сами обустроить дом для нормального проживания. Соседи общались с нами более или менее нормально. Когда мы общались на крымскотатарском, они были уверены, что мы их обсуждаем».
Она вспоминает, что семье приходилось очень тяжело, но придавала сил мысль о жизни на Родине.
«Через какое-то время вернулись и мои родители, очень долго бегали за пропиской. Приходилось стоять в очередях и уходить ни с чем в то время, как дома меня ждал больной ребенок. Когда все началось налаживаться, я отправилась навестить родное село Ускют Алуштинского района».
По словам Гульнары-ханум, жизнь детей тоже была несладкой. Добираться до школы в зимнее время было крайне сложно.
«Зимой по нашей улице и трактор не мог проехать, настолько было грязно. Когда крымскотатарских семей стало больше, и тогда на свои средства мы выложили дорогу. Натерпелись многого, но так и остались жить здесь, в Воинке», – вспоминает она.
Выезд в Крым через голову властей продолжался. Первопроходцами были наиболее активные борцы за возвращение на родину. Так было положено начало новой форме противоборства крымскотатарского народа – возвращению в Крым явочным порядком, на основании закона, но против воли властей.
Так вернулся и Халил Табах: «По возвращении нас было несколько семей, помню, что мы оказались в одной квартире, где нас разместилось 25-30 человек. Один русский мужчина предложил нам дом в Воинке, с одной стороны разместился стеклотарный пункт, с другой — в четырех комнатах жила семья, несколько комнат было и для нашей, отец согласился. Потом стали добиваться формы 15, в сельсовете нам ее дали, поехали в Акъмесджит – нам сказали: «Все. Вы прописаны». Затем отправились в райисполком, милиционер увидел нашу форму 15, отобрал, спросил: «Кто вам дал этот документ?!». Вернулись в сельсовет, нам сказали, что купленный дом подлежит сносу, аварийный».
После этого семья самостоятельно отремонтировала жилье. Еженедельно они обязаны были отмечаться в сельском совете и милиции. Не обошлось и без попыток повторной депортации.
«5 сентября 1969 года нас пришли высылать. Хорошо, что односельчане нам сообщили, и младший брат успел убежать, нас же с отцом забрали в милицию, загрузив вещи в грузовик. Усеин Дани, наш сосед, начал сопротивление, выгружая опять наши вещи, то и дело повторяя: «Это что, опять 1944-й?!», – делится Халил-агъа.
Почти полсотни соотечественников встали на защиту семьи Табахов. Поэтому с целью выселения власти в эту семью больше не приходили. Зато постоянно убеждали возвращаться обратно в Узбекистан. Доходило даже до абсурдных доводов.
«Начальник милиции мне говорил: «Ну, ладно, отец твой вернулся, это его родина, а ты зачем приехал?» – рассказывает Халил-агъа.
По его словам, 19 сентября 1969 года в Воинку приехал дважды герой СССР Амет-Хан Султан.
«Мы все, соотечественники, встретили, поговорили. Он сказал, что можно приезжать к нему в Москву за помощью. Но мы не ездили», – вспоминает он.
Все это время члены семьи Табах забрасывали письмами государственные органы: писали письма и в Министерство обороны, и Министерство внутренних дел, и Брежневу. 23 января 1973 года борьба за прописку закончилась успешно. Однако предыдущие пять лет никакой работы репатриантам не давали.