Хансарай. Часть 2 Максура («Ханская ложа»)

17.01.202322:50

Интерьер Большой Ханской мечети со второго яруса: михрабная стена, минбер, окно максуры

Продолжая наше знакомство с Большой Ханской мечетью, войдем внутрь здания. Внутреннее убранство помещения довольно простое: шесть массивных колонн с аркадой, обширный деревянный балкон второго яруса, старинный деревянный минбер у михраба. С потолка свисает большой светильник, изготовленный не так давно в подражание утраченному оригиналу: деревянной раме в виде звезды, на углах которой располагались масляные плошки с фитилями. Дореволюционные фотографии и описания показывают, что обстановка в мечети была столь же скромною и сто-полтораста лет назад, дополняясь, разве что, несколькими массивными подсвечниками из бронзы у михраба.

13_01_2016_02Интерьер Большой Ханской мечети (фото начала 20 в.)

Однако неброская, но тонкая отделка михрабной стены намекает, что в ханское время интерьер мечети был украшен куда более изящно. Об этом свидетельствуют, например, три витража, сохранившиеся в окнах южной стены. Они украшены каллиграфическими надписями – причем не просто написанными на стекле, но умело сконструированными из проволочного каркаса, гипса и цветных стекол. В круглом витраже над михрабом читается та же надпись, что и на наружной западной стене: «Машалла!»; а в углах боковых витражей (пусть и искаженных поздними ремонтами) можно различить авторский автограф Умера – главного придворного каллиграфа, который оформлял Ханский дворец в правление Кырыма Герая.

Михраб Хан-Джами – один из самых интересных в Крыму по своему стилю. В старинных мечетях Крыма можно встретить михрабные ниши, украшенные на сельджукский манер; еще больше сохранилось простых и почти лишенных узоров михрабов 19 века. Оформление же михраба Ханской мечети не имеет в Крыму аналогов и заметно отличается от всех остальных. Вазоны с розами, гвоздиками и тюльпанами, длинные плети горного льна, остроконечные звезды нарциссов – весь этот пышный цветник с его тонкими стеблями словно сошел с народных вышивок. А в самом верху михрабной ниши расположен вырезанный из камня плод граната.

Высеченная над михрабом надпись – это цитата из 37-го аята 3-й суры Корана: «Каждый раз, когда Зекерья входил в михраб». Смысл этой фразы был понятен всем, кто знал священное писание и сюжет о Зекерьи и Мерьем. Напомню, что Зекерья (Захария) – это персонаж, общий для Евангелия и Корана, отец пророка Ягьи (Иоанна Предтечи). Согласно Корану, Зекерья был также опекуном юной Мерьем (Девы Марии), которую он поселил в особом помещении, где та жила и молилась (это ее жилище и названо в тексте «михрабом»). И вот, каждый раз, когда Зекерья приходил к ней в «михраб», чтобы накормить ее, он обнаруживал, что Мерьем чудесным образом уже снабжена свыше всей необходимой пищей: зимой летними плодами, а летом – зимними.

13_01_2016_03Михраб Большой Ханской мечети и фрагмент его оформления

Справа от михраба со второго яруса нависает застекленный балкон. Это максура или, как называют ее экскурсоводы, «ханская ложа». Устраивать в мечетях специальное огороженное место для правителя, чтобы защитить его от возможных покушений, начали еще в первые века ислама. Пока теологи-улемы спорили, согласуется ли такое отгораживание повелителя от подданных с учением о равенстве всех смертных на молитве, обычай строить максуры в главных мечетях прижился и широко распространился в архитектуре различных мусульманских народов, в том числе и в Крыму.

Вход в «ханскую ложу» находится с наружной стороны здания, с главной Дворцовой площади, откуда в максуру ведет крутая лестница. Роскошный интерьер двух ханских молитвенных комнат поражает контрастом со скромной простой убранства в остальной части мечети. Это один из наиболее богато украшенных уголков во всем Ханском дворце. Здесь тоже есть несколько цветных витражей с подписью Умера, на потолках – изумительной красоты расписные плафоны для светильников, а стены в первой комнате до половины высоты покрыты расписной плиткой с сине-белой глазурью.

13_01_2016_04Интерьер первой комнаты «Ханской ложи»

Такую плитку издавна производили в турецком городе Изник. В 15-17 столетиях ее использовали для отделки помещений в султанском дворце Топ-Капы, крупнейших мечетях Стамбула и во множестве прочих богатых построек Турции. Учитывая большое сходство интерьеров ханского и султанского дворцов, не приходится сомневаться, что такой же плиткой в 16 веке был выложен и целый ряд залов Хансарая. Ни в одном из них, однако, до наших дней такого оформления не сохранилось, виной чему, по-видимому, был злосчастный пожар 1736 г. Тот кафель, что сейчас украшает максуру, вполне может быть уцелевшими остатками покрытия, собранными при ремонте с разрушенных стен в других помещениях Хансарая (например, Зала Дивана).

Когда в 2000-х годах в помещениях максуры проводилась профессиональная реставрация, мы заказали у современных изникских мастеров несколько копий плиток ханского времени, чтобы заменить ими на стенах недостающие. Качество работы было безупречным; изготовленные по старинным технологиям копии мало чем отличались от оригиналов, и нам остается лишь по-доброму завидовать Турции, где культурное наследие и секреты традиционного мастерства прошлых столетий, в отличие от Крыма, сохранились и живы по сей день.
Вторая комната максуры расписана под зеленый мрамор, на ее фризах расцветают небывалые, фантастические цветы, а голубой потолок отделан сеткой из сотен позолоченных резных деталей, восстановленных по нескольким уцелевшим старым образцам. В этой комнате и молились ханы: на ее южной стене под витражами нарисован михраб со светильником и надписью над ним. Текст надписи – тот же что и на главном михрабе в мечети, лишь с добавлением «Бисмилляхи…» перед фразой про Зекерью.

13_01_2016_05Интерьер второй комнаты «Ханской ложи»

Здесь, в максуре, еще в 19 веке хранился уникальный, богато расписанный пергаментный Коран 17 столетия, принадлежавший некогда хану Хаджи Селиму I Гераю. (Эта книга, которую в 1920-х годах оценивали в 200 тысяч золотых рублей, куда-то подевалась во время войны и с тех пор больше не обнаруживалась; вместе с ней был потерян и перевезенный в Бахчисарай Коран 14 века из гёзлевской Хан-Джами, ценившийся еще больше).

Известно, что ханские времена при мечети существовала целая библиотека. Она сгорела в пожаре 1736 года, и потому Селямет II Герай, помимо ремонта зданий, занимался также и воссозданием ханского книжного собрания. В этом ему помогал османский султан Махмуд II, присылавший в Бахчисарай книги для разоренной библиотеки при мечети. В собрании Бахчисарайского заповедника до сих пор хранятся старинные тома, на страницах которых можно видеть два именных штампа: один – султанский, а второй – ханский.

При Хан-Джами существовало и небольшое медресе. О нем известно куда меньше, чем о знаменитом Зынджирлы в Салачике, да масштаб его был значительно более скромным. Имеются сведения о том, что хан Арслан Герай в 1750-х годах занимался его восстановлением. Медресе Арслана Герая находилось у восточной стены Ханской мечети. Впоследствии оно было снесено, на его месте теперь располагается хозяйственный двор и следов медресе на нем уже не увидеть.

Зато в том же дворе сохранилось другое старое сооружение: фонтан, предназначенный для ритуальных омовений перед намазами в Ханской мечети. Он представляет собой мраморный бассейн, из стенок которого в 12 струй по кругу льется вода. Фонтаны такого типа называются «шадырван» и в Турции служат частым украшением двора при почти любой крупной мечети. Они обычно обнесены по кругу резной деревянной решеткой и имеют широкую кровлю. Подобные фонтаны прежде были и в Крыму (например, в Гёзлеве), но на сегодняшний день шадырван при Хан-Джами – последний из сохранившихся на полуострове.

13_01_2016_06Фонтан-шадырван при Большой Ханской мечети

Мечеть использовалась по прямому предназначению и после падения Крымского ханства. Верующие из маале Хан-Джами продолжали собираться в ней на служения вплоть до советских времен, когда мечеть была закрыта большевиками. Наряду с обычными горожанами, здание использовалось также и суфиями. О наличии здесь суфийской общины сообщал еще Эвлия-челеби в 17 веке, упоминая о «мужах озарения, ясновидцах из общины праведников», обитающих при Ханской мечети. Суфийские собрания в Биюк-Хан-Джами продолжались и в 19 столетии. Придя вместе с остальными верующими на намаз и исполнив его, члены суфийского общества затем оставались в мечети для своего особого, дополнительного служения. Разного рода гости дворца неизменно стремились взглянуть на их необычные ритуалы, и о суфийских бдениях в Ханской мечети упоминают многие из побывавших в Бахчисарае русских и европейских путешественников. Служители мечети провожали гостей в максуру, откуда те наблюдали за происходящим, словно в театре. Суфии не возражали против взглядов зевак из «ханской ложи», но взамен посетители должны были сделать им щедрое пожертвование.

Встреча с незнакомыми традициями порой производила на иноземцев неизгладимое впечатление. Вот, например, как увидел со стороны суфийский зикр (быструю молитву с вхождением в транс) русский чиновник Сумароков, побывавший в Хансарае в 1799 году: «…Дервиши, человек до двадцати, уселись по полу в кружок, пели скорым напевом какие-то слова, и голоса их приметно возвышались. Потом они все вдруг встали, некоторые напевали скорую песнь, другие же захрипели мудреным образом очень громко, и все кивали беспрестанно головами в такт подаваемому от их начальника рукой знаку; такое неожиданное для меня странное согласие заставило меня содрогнуться. После этого напев тот превратился в протяжный, за которым последовал уже весьма скорый; и тогда один из них только пел, а прочие стали опять хрипеть с таким исступлением, что глаза их уводили под лоб, пена показалась на устах их, и чем больше старший ударял, припрыгивая, в ладони, тем более они напрягали свои силы в сем хрипении. Наконец они, измученные, утихли, и все кончилось странным возглашением, с потерей из кармана моего десятирублевой ассигнации».

Не скрывая своего удивления, Сумароков, тем не менее, оговаривается «Разные народы, разные обычаи! Что одному кажется смешным, в том другой важность обретает…» — и это его замечание можно признать вполне справедливым.

Крымскотатарские жители Бахчисарая за собственные средства продолжали ремонтировать и благоустраивать здание. Над окном при северном входе, неподалеку от надписи о восстановлении мечети Селяметом II Гераем в 1740 году, помещена еще одна плита. Она относится к 1810 году и текст на ней куда более цветастый и пышный, чем на ханской надписи – видимо, бывшие придворные поэты за 27 лет царской власти истосковались по привычному ремеслу и, получив редкую теперь возможность вновь проявить свое красноречие, вложили в текст все свои умения, не упустив и традиционной хронограммы:

«Вознамерился, по обету, с помощью Аллаха, починить эту джами Абди-Шах-ага. Нет лучшего приобретения, кроме приобретаемого самим человеком, говорят мудрецы. Следуя этому правилу, потрудился он не для приобретения похвалы народной, но от чистого сердца, во славу Аллаха. Аллах внушил ему это святое намерение и произвел он починку по обету, данному Аллаху. Приветствую починившего! Этим подвигом воздал он Аллаху, подобно богачу (делающему значительные вклады). Если бы у него было столько грехов, сколько вод в море, то они отпустятся ему, по милосердию твоему, Господь! Год починки в хронограмме: “Я есть человек Аллаха”.

Можно было бы еще долго говорить про главную мечеть Крыма – и про династии ее хатибов (настоятелей), и про ее замечательные, со вкусом украшенные резьбой минареты (один из которых упал в 1854 году и затем был восстановлен). Но нам пора следовать дальше по Хансараю, и на очереди у нас – Ханское кладбище, что расположено к югу от стен Биюк-Хан-Джами.