Тимур Пулат и главные редакторы детского журнала «Арманчыкъ» Эдие Муслимова, газет «Къырым» Бекир Мамут и Avdet Шевкет Кайбулла
Первую повесть, ученическую, несовершенную, я опубликовал в двадцать пять лет. С тех подумывал запереться в четырех стенах – французы их называют «башня из слоновой кости» – и работать дальше, воплощая творческие фантазии на бумаге.
И поскольку то, что я сочинял, расходилось с требованиями социалистического реализма и отвергалось издательствами, на протяжении почти двадцати лет рукописи романов и повестей аккуратно складывал в стол в ожидании лучших времен.
Но писатель по своей сути такой творческий организм, что о чём бы он ни писал – будь то коршун, облетающий свои владения в пустыне, или фантастическую историю человека, за грехи превращенного в черепаху, или «Нос», как у Гоголя, он все равно, пусть и опосредованно, соприкасается с реальной жизнью и откликается на её вызовы, пусть в необычной форме, в жанре притчи или сатирической повести.
С возрастом я все отчетливее прислушивался к гулу времени, внутренне ощущая, что сидеть «в башне из слоновой кости» невозможно, коль скоро ты живёшь в данное время и суровые проблемы времени задевают не только тебя, но и твоих современников, тех, кто думает, как ты, говорит на одном с тобой языке, призывая хотя бы словом выразить их чаяния и устремления.
К этой мысли в немалой степени подвела меня статья Льва Толстого «Не могу молчать!», поразившая меня своей страстью и пророческим видением жизни. Автор «семейного романа» о любовных переживаниях Анны Карениной резко заявил о своей гражданской позиции, осудив аресты и внесудебные казни в России, обвинив, в первую очередь, церковь в молчании, которое сродни пособничеству. В ответ великий писатель, как известно, был отлучен от церкви, назван богохульником и предан анафеме…
Кстати, и по сей день церковь не сняла с писателя анафему, видимо, перефразируя известное выражение Некрасова: «Поэтом можешь ты и быть, но гражданином не обязан».
Ступенька за ступенькой, спускаясь из «башни из слоновой кости», я обратился к публицистике, пытаясь откликнуться на животрепещущие вопросы дня, тем более, что журналистского опыта я набирался ещё в газете «Советская Бухара», будучи учителем в сельской школе, в газете «Комсомолец Узбекистана», а позднее, с началом гласности, в «Московских новостях».
В этом издании в середине 80-х годов прошлого века и появились мои статьи о трагедии крымцев – «Бегущие впереди арбы», «Крымские татары жаждут исхода». В те годы читатель ещё доверял чистому листу, излагая свои мысли со всей искренностью и непосредственностью, спорил, предлагал идеи автору взволновавшей его публикации…
Сотни откликов пришли в мой адрес от крымцев, оторванных от Родины и рассеянных по всей стране.
После моего выступления в журнале «Дружба народов» со статьей «Всем миром помочь братьям» жительница Башкирии, этническая русская, в годы войны бывшая в Узбекистане в эвакуации, написала: «Только представитель благородного народа может так сочувствовать горю другого народа. Спасибо Узбекистану!»
Но не всё оказалось таким радужным. Все, кто был в депортации, помнят 1987-88 годы, когда по-прежнему оказывалось сильное давление на крымцев, жестоко разгонялись их митинги, которые стали регулярными и охватывали все города и посёлки Узбекистана.
В этой атмосфере меня, конечно, не отлучили от ислама, потому что, к счастью, ислам был в душах верующих, а не в директивных указаниях властей. Меня даже не отлучили от Союза писателей, где я был редким гостем. Зато после многократных вызовов в прокуратуру меня обвинили в том, что мои статьи ещё больше активизировали крымцев в их требовании вернуться на Родину.
Что касается Некрасова, то его творчество критика считала слишком приземленной в ущерб художественности и оригинальности. На этот упрёк Некрасов и изрек: «Поэтом можешь ты не быть…», что стало фигурой речи в устах апологетов социалистического реализма.
По материалам интервью писателя газетам Avdet и «Къырым».
