Вид на Большую Ханскую мечеть с Дворцовой площади
На протяжении 2015 года я старался развернуть на страницах Avdet перед читателями широкий обзор архитектурных памятников времен Крымского ханства: от Перекопа до Кефе и от Гёзлева до Керчи. Несколько раз доводилось касаться и темы Бахчисарайского Ханского дворца. Сегодня я хочу открыть подробным и детальным путешествием по Хансараю – этой сокровищнице крымскотатарской истории и культуры.
И первое, с чего стоит начать обстоятельный рассказ о Хансарае, это, конечно же, наиболее заметный его памятник: Биюк-Хан-Джами, Большая Ханская мечеть. Ее приземистое объемное здание с четырехскатной черепичной крышей и двумя 28-метровыми минаретами – один из наиболее узнаваемых символов всего Крыма.
Внешний вид Ханской мечети строг, прост, лаконичен и сильно отличается от той пышной роскоши стамбульского образца, что была присуща главным мечетям в других крупных городах полуострова – в Гёзлеве, Кефе. Тут не увидеть ни множества куполов, ни ажурных колоннад при входе. Это здание не нуждается в изысканных украшениях, ибо обрамлением ему служит сам Ханский дворец, чьи здания, словно ожерелье из разноцветных и разновеликих камней, окружают Дворцовую площадь. Та же благородная простота и отсутствие излишеств отличают и стенные росписи, украшающие стену мечети над западным входом в нее: ни богатых орнаментов, ни гирлянд цветов, как на стенах других зданий Хансарая, а лишь затейливая вязь каллиграфии на бело-зеленом фоне.
Главный внутренний двор Хансарая, к которому примыкает Биюк-Хан-Джами, изначально являлся обычной городской площадью, открытой со всех сторон. По одну ее сторону располагались здания Ханского дворца, а по другую – Ханская мечеть. Эта площадь превратилась в закрытое, огороженное пространство лишь в первой половине 17 века, когда из опасений перед русским наступлением на подъездах к дворцу были сооружены въездные башни с воротами (а также, вероятно, и длинные корпуса для стражи и прислуги, что соединили мечеть с дворцовыми постройкам и создали дополнительное препятствие для проникновения на бывшую площадь). Иными словами, Ханская мечеть изначально возводилась не как исключительно дворцовое, а как общегородское сооружение, предназначенное не только для ханов, но и для всех жителей столицы. Об этом свидетельствует и то, что ее главный (ныне закрытый) вход в северной стене открывался не в сторону дворца, а в сторону городской набережной. Как и любая другая мечеть города, Хан-Джами имела собственный маале – приписанный к ней городской квартал, жители которого являлись ее постоянными прихожанами. Это деление сохранялось с ханских времен до начала советских. Известно, что центральная улица Старого Города вплоть до присвоения ей имени Ленина не имела единого названия и адреса на ней совпадали с названиями маале, по которым она проходила: Орта-Джами, Ени-Джами и т.д. Участок улицы, проходивший мимо Хансарая, именовался Хан-Джами.
Ханская мечеть была одним из первых зданий, с которого в 1532 г. началось строительство города Бахчисарая. Напомню, что в уже не раз цитировавшейся хронике Сахиба I Герая основание новой ханской столицы описывается следующим образом: вначале на речном берегу была возведена беседка с фонтаном, затем – здания ханской резиденции, а уже после того «около дворца хан приказал построить великолепную мечеть».
Память об основателе Бахчисарая долго сохранялась в городе. Спустя почти полтора века после его правления главную мечеть Крымского ханства все еще называли в честь Сахиба Герая. Под этим наименованием ее описал в 1666 году и Эвлия-челеби. Он пишет: «Соборная мечеть Сахиб Герай-хана. Ее стены прочно сложены из камня. Это старой конструкции дом Божий с куполом, крытым дранкой, [торчащей, как иглы] ежа… Здесь находится множество мужей озарения, ясновидцев из общины праведников… Внутри мечети на двадцати высоких дубовых столбах – потолочная балка, а над ней – простой потолок, старой постройки. Справа находится место поклонения семьи достославных ханов. Над этим высоким местом висят разнообразные серебряные подсвечники и подвески. А [внешнего] харама у этой мечети нет, потому что перед кыбловыми дверями течет река Чурук-Су. В мечети есть кыбловые двери, ханские двери, один низкий, старой архитектуры, минарет; слева, справа и со стороны кыблы – окна, выходящие в сад тюрбе».
Некоторые признаки, приведенные в этом описании, можно с легкостью узнать и сейчас. Окна южной стены, смотрящие на мавзолеи в кладбищенском саду; «место поклонения достославных ханов» — то есть, максура или ханская ложа, с отдельными «ханскими дверями»; «кыбловые» (т. е. ведущие на юг) двери в северной стене, перед которыми буквально в нескольких метрах течет поток Чурук-Су. Вместе с тем, ряд других деталей создает впечатление, будто речь идет о совсем другой постройке. Крытый дранкой купол, 20 деревянных колонн внутри, единственный низкий минарет – всего этого в Ханской мечети мы уже не увидим. Совершенно очевидно, что мечеть Сахиба Герая, которую видел в Бахчисарае Эвлия, существенно отличалась от нынешней Биюк-Хан-Джами. Как могло возникнуть такое противоречие? Достоверных старинных изображений мечети, которые относились бы к 16 или 17 веку, в архивах пока не обнаружено. Однако перечисленные Эвлией «странные» детали позволяют, по меньшей мере, искать аналоги его описанию.
И такие аналоги мы найдем. Как и в большинстве других «трудных случаев» крымскотатарской культуры ранней эпохи Крымского ханства, на помощь приходит богатейшее наследие Сельджукской Турции. Там имелись мечети, построенные как раз по описанному образцу: единственный минарет, крытая «деревянной черепицей» (дранкой) кровля, а внутри – ажурные деревянные колонны с богатейшей резьбой, росписями по дереву, сложной системой ярусов, балкончиков, потолочных перекрытий… Такие постройки в самой Турции исключительно редки, их можно пересчитать по пальцам: мечети Махмуд-Бея в Кастамону, Эшреф-Оглу в Бейшехире, Улу-Джами в Сиврихисаре. Эвлия недаром уточняет, что джами Сахиба Герая была «старой конструкции»: она, видимо, походила не на купольные здания византийско-османского типа, вроде гёзлевской Хан-Джами, а на эти древние сельджукские «деревянные мечети», строившиеся в 13-14 столетиях. Нам остается лишь гадать, как именно выглядела Ханская мечеть при Сахибе Герае, ибо Биюк-Хан-Джами, которую мы видим сегодня, это, по сути, другое здание – практически полностью перестроенное в 18 столетии. И причина этой переделки была связана с печальной главой в истории дворца, города и Крыма.
Северные входные двери Большой Ханской мечети с памятной надписью Селямета II Герая над ними
Над самыми «кыбловыми» дверями, что ведут в Ханскую мечеть с речной набережной, в стену вмурована каменная плита с резной надписью. Ее поэтический текст гласит: «Хаджи Селим-хан (да помилует Аллах сего праведного мужа) был лучшим из ханов. Сколько ни расцвело роз в родном его цветнике, все они, в свою очередь, украшали владетельный дом. Когда новая роза этого цветника, Селямет Герай, сделался крымским ханом, тогда, по милости Аллаха, пришла на ум следующая хронограмма: “Селямет Герай построил эту великолепную мечеть”. Год 1153 (1740)».
Ветвь Селима I Герая действительно дала обильную поросль на розовом кусте (как любили называть ханское семейство придворные поэты) крымской правящей династии. Шестеро из его сыновей – Девлет II, Гази III, Каплан I, Саадет IV, Менгли II и Селямет II Гераи – в начале 18 века в разное время занимали ханский трон. Каждый из них тем или иным образом запомнился в истории Крыма. Однако наиболее прочная память осталась, пожалуй, о последнем из них: Селямете II Герае, ибо его имя до сих пор запечатлено на нескольких постройках Хансарая и потому звучит по нескольку раз во время каждой экскурсии по дворцу.
Правивший с 1740 по 1743 гг. Селямет II Герай известен, прежде всего, как «хан-восстановитель», который поднимал Бахчисарайский дворец из пепла после разрушительного пожара 1736 года, устроенного при занятии Бахчисарая русской армией фельдмаршала Миниха. Помимо Большой Ханской мечети, надписи в память о восстановлении Селяметом II Гераем разрушенных дворцовых зданий можно видеть также на входах в Зал Дивана и Малую Ханскую мечеть; этому же хану молва приписывала и строительство не сохранившейся до наших дней «беседки Селямета-Гирея» на окраине дворцовых садов.
Если первоначальная мечеть Сахиба Герай-хана действительно была построена по образцу сельджукских деревянных мечетей, то не приходится сомневаться, что при первой же искре, высеченной русским солдатом у ее стен, она вспыхнула, словно факел. Потому-то, вероятно, в надписи 1740 года и говорится о том, что хан ее не «отремонтировал», а «построил» («binaqladı») – вероятно, здание было уничтожено пожаром почти полностью, за исключением каменного остова, и было восстановлено Селяметом II Гераем уже в новом, нынешнем, облике.
Образцы каллиграфических стенных росписей 1760-х гг. на западной стене Большой Ханской мечети
Когда мы в Бахчисарайском заповеднике в середине 2000-х годов занимались исследованием и восстановлением росписей на стенах Большой Ханской мечети, нашими коллегами из института «Укрпроектреставрация» был обнаружен любопытный нюанс. Вокруг окон на западной стене здания от поздних наслоений ими были расчищены три слоя расписной штукатурки, каждый из которых заметно отличался от другого. Помню, как меня впечатлило тогда сравнение этих слоев со страницами книги, по которым можно прочесть историю сооружения… Итак, самый нижний и самый старый слой был крайне сдержанным по цвету и даже мрачноватым: окна мечети были обрамлены простыми и строгими черно-серыми полосами. Этот «траурный» колорит относился к 1740-м годам, когда сгоревшее здание заново отстраивалось и расписывалось при Селямете II Герае. Наиболее поздний из слоев, с затейливыми завитушками, написанными яркими фабричными красками, свидетельствовал уже о ремонтах российского времени, когда дворец подновляли к визитам царей. А вот между ними лежала наиболее интересная страница – изящные орнаменты, тонко выписанные серым и оранжевым: 1760-е годы, правление любителя искусств Кырыма Герая, эпоха, когда во дворце был устроен грандиозный ремонт, расцветивший и преобразивший Хансарай.
К правлению того же хана относились и все остальные стенные росписи мечети, подписанные придворным хаттатом (каллиграфом) Умером: и выведенные безупречной каллиграфией набожные восклицания («Йа, Субхан!» «Йа, Керим!»), и цитаты из Корана, и замысловатая, зеркально отраженная тугра с вписанными в нее словами «Благословен ремонт высочайшего Кырыма Герай-хана», а над всем этим, в самом верху стены, словно подытоживая великолепие возрожденной ханской столицы, размашисто написано: «Машалла!». Во всех этих фразах так и слышатся отголоски того подъема и воодушевления, что сопровождали эпоху Кырыма Герая – последний, прощальный, краткий расцвет Крымской Страны, когда старые трагедии уже призабылись, а новые еще не подступили.
…Старые стены – это не просто камни, раствор и штукатурка. Когда к ним прикасаешься с вниманием и знанием, можно увидеть и ощутить удивительные вещи.
Большая Ханская мечеть – настолько важный и значимый памятник, что для него мало одного очерка. В следующем выпуске рубрики мы войдем внутрь здания, в том числе и в Ханскую ложу – один из самых красивых и малоизвестных уголков Хансарая.