Тогда распространять эту листовку Махфуре-ханум среди многих других помогали Веджие Кашка, Фадме-шерфе Мамбетова, Эдие Мурадосилова, Энвер Муслядинов.
Предыстория так называемого Омского, четвертого по счету процесса над Мустафой Джемилевым была такова: 13 мая 1974 г., перед тридцатой годовщиной депортации крымскотатарского народа, его по ложному обвинению арестовали на 15 суток. В результате голодовки Джемилева выпустили раньше, но через месяц призвали на военные сборы. Будучи еще больным, он отказался и 22 июня был арестован и осужден на 1 год в исправительно-трудовой колонии г. Омска.
Как указывает в своей книге «Крымскотатарская проблема в СССР (1944-1991)» Гульнара Бекирова, «действительной причиной ареста были поступившие в КГБ «оперативные сведения» о якобы намерении М. Джемилева выехать в Москву для передачи президенту США Р. Никсону петиции о проблеме крымских татар».
По мере приближения к окончанию срока органы задались целью, во что бы то ни стало сфабриковать новое дело на М. Джемилева. За 3 дня до освобождения его арестовали. Для самого Джемилева цель его нового ареста не была чем-то необъяснимым. В письме на имя руководителя КГБ Юрия Андропова он, в частности, писал: «Мне, конечно, понятны цели частых визитов в колонию сотрудников КГБ, а также цели проводимых ими незаконных допросов заключенных и работников колонии, с которыми мне приходится общаться, о моих политических взглядах.
Это является дополнительным подтверждением сделанного мною ранее заявления о том, что обвинение в нарушении ст.199-1 УК УзССР, по которому я лишен свободы, является заведомо ложным и сфабрикованным с санкции сотрудников КГБ в порядке очередной расправы за мое участие в национальном движении своего народа за возвращение на Родину и за мои политические взгляды».
В знак протеста М.Джемилев объявил голодовку. 5 сентября 1975 года он сумел отправить из Омской следственной тюрьмы письмо другу: «12 августа произошел такой инцидент. В то утро, где-то в 3-4 часа ночи, в камеру вошел начальник тюрьмы подполковник Суров. Он спросил, когда я собираюсь кончать голодовку, и, услышав, что я не собираюсь, набросился с оскорблениями. Говорил, что он узнал, какой я негодяй и антисоветчик, и что наивно думать, будто голодовка поможет мне выйти на свободу… «Если не подчинится – накажите!» – сказал он дежурному надзирателю. А наказание могло выразиться в том, что у меня отняли бы постель и захлопнули бы откидные нары, так что лежать пришлось бы на мокром цементном полу. Когда дежурный намекнул ему уже в коридоре, что подобный произвол может вызвать с моей стороны реакцию отчаяния, начальник сказал: «Пусть вешается, это даже лучше!» – из этого я уяснил себе, что мое самоубийство расценивалось в неких кругах, как самый желательный исход…».
Голодовка при принудительном кормлении через зонд продолжалась целых 303 дня. В этот период имя Мустафы Джемилева стало широко известным за пределами СССР. Этот поистине беспримерный, героический случай сопротивления сделал Мустафу Джемилева легендой крымскотатарского и правозащитного движений СССР. На этот раз власть проиграла дважды – она не только не смогла уничтожить Мустафу, но и, благодаря широкому резонансу в мире вокруг имени Мустафы Джемилева, как никогда известной за пределами СССР стала национальная проблема крымских татар.
На протяжении нескольких месяцев голодовки протеста с требованием освобождения Джемилева выступили советские инакомыслящие Петр Григоренко, Андрей Сахаров, Павел Литвинов, немецкие писатели – лауреат Нобелевской премии Генрих Белль и Карл Амери, французские – Раймон Арон и Пьер Эммануэль, чехословацкие – Ота Филип и Габриель Лауб, российские – Лев Копелев, Лидия Чуковская, Анатолий Левитин-Краснов, поэт и певец Александр Галич, историк Александр Некрич, иранский поэт Реза Барахени, американские ученые-лауреаты Нобелевской премии Сальвадор Луриа и Джордж Уолд, директор Международного трибунала над военными преступниками им. Бертрана Расселла пуэрториканец Мартин Состр, турецкий сенатор Ахмед Демир Юдже, пакистанский политический деятель Икбал Ахмад, известные деятели «пражской весны» Иржи Пеликан и Антони Лим, редактор журнала «Свободная Палестина» Абдиен Жабара, редактор издающегося на Западе украинского журнала Богдан Кардюк, генеральный секретарь правительства в эмиграции китайского Восточного Туркестана Иса Юсуф Альптекин и многие другие. В нескольких странах, в том числе в США, Турции, Италии, Франции, Швеции были организованы комитеты за освобождение Мустафы Джемилева, куда входили виднейшие общественные деятели, ученые, писатели и журналисты.
Из письма в Нобелевский Комитет
«… Публикации «Хроники текущих событий» на протяжении многих лет и по сей день являются наиболее полным и точным отражением фактов нарушений прав человека в СССР. Они широко используются как в СССР так и в международной прессе…
Все эти годы Инициативная группа и «Хроника» героически противостоят репрессиям и провокациям властей, неся тяжелейшие потери. Суровым репрессиям подвергались не только обвиняемые в изготовлении и распространении их материалов, но и просто читатели.
Я, используя свое право лауреата Нобелевской Премии Мира, предлагаю присудить Нобелевскую Премию Мира 1978 года одновременно и совместно
Инициативной Группе по защите прав человека
Редакторам и издателям журнала «Хроника Текущих Событий»
Группам содействия выполнению Соглашений в Хельсинки в СССР.
Персонально я считаю необходимым дополнить список кандидатов на премию следующими именами: Татьяна Великанова, Наталья Горбаневская, Мустафа Джемилев, Сергей Ковалев, Анатолий Краснов-Левитин, Александр Лавут, Татьяна Ходорович, Анатолий Якобсон.
Я прошу это мое письмо рассматривать как формальное представление.
8 февраля 1978 года Андрей Сахаров»
Так, в сообщении лондонской газеты «Дейли Телеграф» от 30 января 1976г. говорилось: «33-х летний лидер крымских татар Мустафа Джемилев исчез из лагеря для заключенных в г. Омске (Россия). Об этом сообщили его друзья в Москве. Члены его семьи опасаются, что он, возможно, умер на седьмом месяце голодовки. Его родителям в КГБ, куда они обратились, заявили, что вопрос о состоянии его здоровья и местонахождении «не их дело». Джемилев объявил голодовку, когда власти лагеря отказались освободить его по истечении срока в один год лишения свободы, предусмотренного приговором. Это был его третий срок за активную деятельность в защиту дела крымских татар…».
Существовало несколько предположений, почему советские власти сразу же официально не опровергли сообщение о смерти Мустафы Джемилева и для подтверждения не предоставили его родственникам свидания с ним. По одним предположениям, прикидывали, во что обойдется имиджу советской власти, если в самом деле его прикончить или дать ему самому умереть в тюрьме от голодовки, по другим версиям – пытались таким образом разоблачить «лживость западной антисоветской пропаганды», по третьим – это было просто тупое настаивание на своей позиции, что не было и нет «крымскотатарской проблемы», вокруг которой шумит западная пропаганда.
Но как бы там ни было, родственники Джемилева вдруг получили извещение омского областного суда о том, что судебный процесс над ним состоится 6 апреля 1976 г.
Однако прибывшим в Омск из Средней Азии, Краснодарского края и Москвы 11-ти родственникам и друзьям Мустафы Джемилева сообщили, что суд откладывается ввиду карантина в тюрьме. В записке родственникам Джемилев написал: «Состояние здоровья довольно терпимое – я все еще могу стоять на ногах, говорить и, кажется, не потерял рассудок – это, видимо, и является причиной бесконечных откладываний процесса. Начальник тюрьмы вчера говорил мне, что суд отложили на 14 апреля – это ему сообщили из суда еще до объявления карантина, так что карантин тут ни при чем».
На самом же деле главной причиной откладывания было то, что на процесс прибыл из Москвы академик Андрей Сахаров, ибо где Сахаров, там сосредотачивается внимание мировой общественности.
Следующая дата процесса – 14 апреля. Расчеты на то, что родственники и друзья Мустафы Джемилева не наберут средств, чтобы в такую даль приехать снова, и, тем более, не приедет повторно Андрей Сахаров, не оправдались. На этот раз сумели приехать 16 человек, а также повторно Сахаров с супругой Еленой Боннэр.
Откладывать процесс еще раз, ссылаясь на карантин или какие-то иные надуманные причины, уже могло выглядеть чрезмерно топорным. Но за несколько кварталов здание суда оцепили работники милиции, ГАИ и лица в штатском, чтобы не пропустить на процесс свободную публику, состоявшую преимущественно из студентов местных вузов, которые узнали о процессе и приезде в Омск А. Сахарова по сообщениям западных радиостанций.
Зал заседания был заранее заполнен посторонними людьми, дабы приезжим не хватило места. Впустили лишь ближайших родственников Джемилева: мать, сестру Васфие, братьев Асана и Анафи. Прибывшие из Москвы Андрей Сахаров и Елена Боннэр в зал допущены не были.
Несмотря на многомесячную голодовку, М. Джемилев не изменил своим принципам, а использовал трибуну суда для выражения своих взглядов:
«Я не сомневаюсь, что крымскотатарский вопрос будет все же разрешен, как бы этому не противились наши враги. Но, очевидно, для этого еще многим придется пройти через подобного рода процессы, где против них будут выдвигаться лицемерные обвинения в клевете на мудрую ленинскую политику КПСС и правительства, обвинения в том, что они поднимают «несуществующий» национальный вопрос…»
Уже после суда, когда его приговорили к двум с половиной годам лишения свободы, состоялось свидание с матерью и братом.
Позже Мустафа Джемилев вспоминал: «Мать, конечно, в слезы: «Сынок, бросай голодовку». Ну что матери объяснять? Короче, мать ушла – с ней плохо стало, а брат потом говорит мне: «У меня для тебя последний аргумент», – и показывает через стекло открытку (поскольку свидание через стекло). А там, насколько помню, было написано: «Сынок, я сделал все, что в моих силах. Теперь я тебя прошу об одном. Я прошу – прекрати голодовку. Твоя смерть может только обрадовать наших врагов. Андрей Сахаров». Ну, думаю, как я могу отказать человеку, который для меня так много сделал… И тогда я написал заявление о прекращении голодовки».
Получив широкий резонанс, этот процесс демонстрировал всему миру следование судей не закону, а установкам партийно-советского начальства, подтасовку доказательств, всевластие спецслужб, игнорирование объективных обстоятельств дела, лжесвидетельствование, учет только нужных документов и доказательств. Все эти механизмы, позволявшие судьям держать десятилетиями в застенках сотни участников национально-освободительных движений, диссидентов, людей нежелательных национальностей, просто строптивцев.
В статье использованы материалы: Г. Бекирова «Крымскотатарская проблема в СССР (1944-1991)»; «Российская федерация против Мустафы Джемилева. Омский процесс. Апрель 1976 г.»; «Хроника текущих событий»
