благополучно жили кельмешеклер
Я, Сабри Мустафаев, родился 3 мая 1932 года в деревне Азиз Багъчасарайского района Крымской АССР. Состав семьи на момент депортации: отец — Мустафа Ибраимов (1894 г.р.), мать — Фазиле Абдурахманова (1899 г.р.), сестра — Сейяре Мустафаева (1929 г.р.), я — Сабри Мустафаев (1932 г.р.), братишка — Акъкъый Мустафаев (1936 г.р.) и сестренка Сабрие Мустафаева (1940 г.р.).
На момент депортации наша большая семья проживала в деревне Азиз Багъчасарайского района по улице Фрунзе, дом №9, возле ж/д вокзала, который каждый день бомбили.
Нашего дедушку аджи Ваита и бабушку Катибе в 1933 году выслали на Урал, после этого отцу знакомые говорили, что нас тоже собираются высылать. В один день отец собрал нас, посадил на араба, и мы поехали в степные районы, как я помню в деревню Къаймакъ Садырский район, там мы жили до 1939 года. Потом все стихло, и мы вернулись обратно, но нашего дома уже не было. Затем мы жили в Багъчасарае у дяди Эдема, а потом переехали в деревню Акъчокъракъ в пустующий разваленный дом, и отец устроился в колхоз, начал строить дом. В конце 1940 года переехали в свой недостроенный дом, и я пошел первый раз в школу, обучаясь на родном языке. Ночью были бомбежки. Каждый вечер мы ходили в Багъчасарай к дяде Эдему, у него была къоба (пещера) там вмещалось 50-60 человек, утром мы возвращались домой. А после освобождения Багъчасарая от немецких захватчиков большую комнату нашего дома заняли 4 солдата и 2 офицера.
Если я не ошибаюсь, 10-12 мая проводилась перепись населения. У нас в деревне Азиз русских было очень мало.
18 мая 1944 года в 4 часа утра услышали сильный стук в дверь. Мать выбежала, открыла дверь: на пороге стояли 4 вооруженных солдата с автоматами. Мать побежала в комнату, где жили солдаты, но комната была пуста. Мы, дети, все выскочили, отец спросил, что происходит, а один солдат ответил: «Мы всех татар из Крыма выселяем за измену Родине по приказу Сталина».
На сборы дали всего 10 минут. Сестра взяла все, что могла. Мать собрала документы, отец был в шоковом состоянии, он сделал абдес, взял къуман и намазлыкъ, а также прихватил два ведра. Нас вывели на улицу. На дороге шли люди, всех гнали в сторону вокзала. От нашего дома до вокзала было 500 метров, рядом находился абрикосовый сад, который был окружен солдатами.
Погода была сырая, туман, моросил дождь. Людей грузили в товарные вагоны, солдаты стояли вдоль дороги по 3 метра друг от друга с автоматами немецких пленников. Нашу семью погрузили в вагон, где было еще 11 семей. В вагоне стояла жуткая вонь и грязь, а единственное окошко было затянуто колючей проволокой. В вагоне были старики, женщины, дети, которые кричали и плакали, не зная, куда и за что их выгоняют. Затем двери вагона закрылись и он тронулся. Туалета в вагоне не было, воды и еды, соответственно, тоже. Во время остановок люди выходили, пытались что-то приготовить на очаге, однако услышав гудок, не успевали съесть и на ходу запрыгивали в вагон. Некоторые оставались на дороге…В нашем вагоне умерла старушка. Она пролежала в вагоне целый день, а потом ее выкинули по пути.
Ехали мы где-то 20-22 дня, точно не помню. Таким образом, нас привезли в Ферганскую область в город Маргилан Узбекской АССР. Выгрузили вдоль железной дороги и погнали в бани. После бани у всех одежды перепутались, кто-то ее вообще не нашел. Потом нас загнали в клуб, а на следующий день начали распределять кого куда. Вскоре наши продукты закончились, мы голодали. Нас и еще 14 семей перевезли во второй участок. Там развернули большую палатку вдоль Ферганского канала, и всех заставляли косить пшеницу. Стояла 40-градусная жара. Косили серпом, а потом старики у узбеков спросили чалгъы, однако те даже не знали, что это такое. В кишлаке нашли кузницу, сделали 10 чалгъы и начали косить. Пришел председатель колхоза, увидев, как старики косят, стал каждые 10 дней давать премии.
Мне тогда было 12 лет, я работал на лошади, возил воду, обед. Когда наши родители закончили косить, их перевезли в соседний кишлак и поселили в кибитку без окон и дверей. От жары и арычной воды началась малярия. Болели то мать, то отец. Ни врачей, ни лекарств не было. Отец уговорил коменданта перевезти нас в Маргилан, и нас поселили в бараке. В сентябре 1944 года заболел отец, а на второй день болезни умер. Копать могилу было некому, так как и старики и дети все болели, где кладбище находилось, мы тоже не знали. Ни лопаты, ни кирки ни у кого не было, кое-как выпросили лопату у соседей-узбеков. Мы с сестрой со слезами на глазах вырыли могилу и похоронили отца. Но не прошло и месяца, как в октябре 1944 года, умер братишка (1936г.р.), которого тоже сами похоронили. Сестренка Сабрие (1940 г.р.) тоже заболела. Врачи дали направление в областную больницу, в Фергану. Так как в то время транспорта вообще не было, пришлось с больной сестренкой добираться пешком, не зная дороги, а идти 12 км. Кое-как дорогу нашли, сестренке дали лекарство, потом из-за того, что болела голова ей сделали укол. Однако на обратном пути на она таки умерла. Это был конец ноября 1944 года… Нас из шестерых членов семьи осталось только трое.
Многие в то время умерли. В Маргилане была еще такая семья Османа эфенди из 11-ти человек, они тоже жили в нашей деревне Азиз. Вся семья умерла от голода и болезней. В декабре 1944 года заболела сестра Сейяре (1929 г.р.). Ее положили в больницу. Я приходил к ней каждый день, два дня не мог прийти, а когда пришел на третий, то увидел, что в палате никого нет. Спрашивал у медсестер, никто не знал, где она, только одна из них сказала, чтобы я посмотрел в морге. Я растерялся начал плакать, затем пошел в морг. В подвале мне открыли дверь, я зашел, там было очень много мертвых мужчин, женщин и детей, умерших от голода. Они лежали, как скелеты, а среди них и моя сестра. Я вышел из морга, и у меня закружилась голова, я сел на скамейку и не знаю, сколько там просидел. Подошла медсестра и спросила, не болит ли у меня голова и предложила таблетку. Я ответил, что у меня ничего не болит, боялся взять лекарство, потому что от него умирали люди.
Когда я был в Крыму, я отучился всего один класс на крымскотатарском языке. В Узбекистане я снова пошел в первый класс, в 1945 году, мне уже было 13 лет. Проучился до 1949 года, а потом устроился на работу учеником плотника и продолжал учиться в вечерней школе. В местах спецпереселения я, мои близкие и все наши соотечественники находились до 1956 года под жестким комендантским режимом, за нарушение которого грозили уголовной ответственностью до 20-ти лет лишения свободы.
В 1951 году я уже работал плотником, а мой друг, Айдер Конялы, работал маляром. Однажды, придя домой, я получил записку от коменданта Белякова с требованием срочно явиться с другом к нему. Мать была обеспокоена и переживала о том, чем мы провинились, что нас вызывает к себе комендант. Мы зашли к коменданту, и он попросил нас за субботу-воскресенье побелить 2 комнаты, в случае, если мы выполним задание, он пообещал разрешить нас съездить в Фергану. И мы съездили туда, гуляли целый день, а когда вернулись, зашли и отметились у коменданта.
В 1956 году я уже работал бригадиром, вместе со мной работали наши соотечественники, и наша бригада комплексно выполняла все виды работ. В 1961 году я поступил в Андижанский строительный техникум. В 1966 году я стал старшим мастером, а потом и прорабом. Наша команда работала дружно, хорошо выполняли планы, иногда даже перевыполняли. Мне было 19 лет, собирались дать награду социалистического труда, однако не дали по национальному признаку. Отдали ее узбеку-грузчику, а мне — знак почета. Так я работал до 1988 года. В это время муж моей сестры Рефат Османов приехал к нам в Маргилан, в 1946 году он демобилизовался, документы его были все оформлены как Герой Советского Союза. Но ордена он так и не получил, так как был крымским татарином. Народ наш в то время очень унижали. Вот еще пример: была в то время одна госпожа Насрединова, которая на одном из своих выступлений заявила, что как народ мы им не нужны, а нужны как лошадиная сила для работы…
В 1988 году в марте я приехал в Крым и, естественно, первым делом хотел посмотреть на наш дом в Багъчасарае. Когда я с сыном, Нури, подошел ближе к дому стал ему рассказывать о том, как мы его строили, о событиях прошлых лет, к нам подошли два милиционера. Они начали спрашивать, что мы тут делаем. Я им сказал, что объясняю своему сыну, что это наш дом и как мы его строили. А они стали нас выгонять, сказали, чтобы мы убирались отсюда. Нури расстроился и начал кричать, а милиционеры схватили его и начали тащить в подъезжающую на тот момент их машину. Но мы вырвались, и стали быстро идти в сторону ж/д вокзала, они шли за нами и не ушли пока мы не сели в электричку. Приехав в Акъмесджит, мы пересели на транспорт, направляющийся в Къарасувбазар, где жили наши знакомые. Остановились в одном доме, семья у них тоже была большая. Мы два с половиной месяца ходили по селам, искали дом, который можно купить. Была одна женщина, которая хотела продать дом, но испугалась этого делать, так как ей сказали, что если она это сделает, ее выгонят из колхоза. Итак, в конце 1988 года мы купили один разваленный домик. А в то время в нашем старом доме в Азизе Багъчасарайского района благополучно жили кельмешеклер.
