Министр Остерман
Второй поход Петра Ласси
Продолжение…начало
Поздней весной 1738 года фельдмаршал Ласси снова начал военные действия против Крымского ханства.
Он снова не дошел до Ор-Капы и снова не рискнул вступить в генеральное сражение с крымскими татарами. Но на этот раз Ласси все же изменил свой маршрут. Из-за жары и засухи Сиваш заметно обмелел. Поэтому не было нужды повторять прошлогодний рейд через Арабатскую стрелку у городка Ениче. Ласси повел армию через современный Чонгарский полуостров.
Утром 26 июня фельдмаршал отдал распоряжение оставить обоз на материке, а сам во главе большей части армии пересек мелководный залив именуемый Азиз. Далее на его пути лежала небольшая крепость Сиваш–Кале с гарнизоном всего в 100 человек. Принимать бой было бессмысленно, и крепость была занята без кровопролития. Далее, не останавливаясь, Ласси двинулся вглубь Крымского полуострова в сторону Ор-Капы и на следующий день русские войска уже стояли на подступах к крепости.
Ласси послал крепостному паше письменное предложение о сдаче. В ответ крепостная артиллерия открыла огонь. 28 июня началось ответное непрерывное на протяжении всего дня бомбардирование крепости из пушек. Еще через день русским удалось занять предместья Ор-Капы и начать разрушение пушечной пальбой стен и башен крепости. В это время обороной крепости командовал паша Абу-Бекир, прибывший туда двумя днями раньше из Кефе с несколькими сотнями аскеров. Увидев превосходство сил противника, Абу-Бекир капитулировал.
Забегая вперед, отметим, что это была единственная и последняя победа Ласси в военной кампании 1738 года. Правда, на фельдмаршала была возложена еще одна задача – разорить и придать огню богатый прибрежный город Кефе.
Оставив крепость Ор-Капы, русские двинулись на юго-восток полуострова в сторону Кефе. Но на этот раз они не сумели так же легко, как в прошлом году продвинуться вглубь Крыма. Им на встречу выступила объединенная крымскотатарская армия. Неожиданно Ласси отдает распоряжение поворачивать обратно. Крымский хан Менгли Гирай II, вторично избранный в сентябре прошлого года бейской верхушкой, начинает преследовать фельдмаршала.
И уже 13 августа у местечка Ялынгыз-Агач состоялось первое сражение, в результате которого русская армия, не выдержав натиска крымских аскеров, буквально обратилась в бегство. По свидетельству австрийского капитана Вентура де Парадиса, армия Ласси только в отступлении потеряла более 1200 человек и 2000 лошадей.
Итак, Ласси не справился с возложенным на него заданием. Четвертый поход российской армии на Крым окончился полным провалом. Впрочем, как и предыдущие походы 1736 и 1737 годов. Они принесли разрушение, но русская армия каждый раз спешно покидала полуостров, гонимая крымскими аскерами, голодом и эпидемией.
Ответственный за всю военную кампанию фельдмаршал Миних оправдывал катастрофический провал этого похода не собственным неумением или недостатками армейской разведки, а массовым дезертирством. Отчасти и это было правдой – от голода солдаты уже не первую кампанию бежали не только к польской границе, но к крымским татарам.
Все эти события не могли не оказать сильнейшего влияния на ход мирных переговоров Османской империи с Россией теперь уже в Белграде на конгрессе, который должен был положить конец войне 1735–1739 годов. Инициатором мира выступила Австрия. Она предложила возобновить сорванные в 1737 году переговоры, теперь уже при посредничестве Франции, которую в Белграде представлял маркиз Вильнёв.
Между тем союзники Австрия и Россия находились в двояком положении. И если Австрия потерпела от османов ряд тяжелых поражений, то Россия, несмотря на неудачи в Крымских походах в самом конце войны с Портой, одержала победу над османами при Ставучанах, а затем вынудила коменданта мощной османской крепости Хотин Ильяса Колчака пашу без боя сдать ее. Вскоре пала и еще одна стратегически важная крепость Яссы.
Поэтому политики Петербурга, потерпев фиаско в Северном Причерноморье, надеялись развить успех на землях Западного Причерноморья.
Когда о заключении мира заговорили всерьез в феврале 1739 года в Бахчисарай ко двору крымского хана Менгли Гирая II прибыли султанские посланники, чтобы узнать мнение хана и его беев стоит ли заключать с Россией мир, и если да, то предварительно обсудить пункты мирного трактата. По поводу мира Менгли Гирай ответил султанским представителем: «Я собрал к себе аянов и старейших из жителей и спрашивал их насчет мира и войны. Они тоже согласились, что мир лучше». И только после этого преступили к обсуждению основных условий будущего договора.
При посредничестве Франции в лице французского представителя маркиза де Вильнёва 18 сентября 1739 года в Белграде был подписан мирный договор с Россией и Османской империи. По его условиям, признавалось право России на владение Азовом, но лишь после того, как в крепости будут ликвидированы все военные укрепления. Кроме того России запрещалось держать корабли на Черном и Азовском морях, то есть даже торговля с Османской империей могла осуществляться перевозками товаров на исключительно османских судах. Нейтральной территорией признавалась Большая и Малая Кабарда.
Как в Немирове, так и Белграде твердая позиция послов Порты была поддержана Европейскими державами.
А что же крымские татары? Естественно, впервые годы после военного вторжения они почувствовали реальную угрозу с севера. Об этом свидетельствовал известный крымскотатарский государственный деятель и талантливый историк Ибраим–эфенди Кефеви. В своем трактате под довольно длинным названием «О государствах татарских, о народах черкесском, ногайском, московском, казацком и дагестанском, о состоянии державы Оттоманской и державы Крымской, о том, каким образом воюют они с Россией и в чем истоки их вражды к России» он подробно рассматривает тему военных походов северного соседа.
Пожалуй, Кефеви один из немногих очевидцев тех страшных событий, который оставил после себя письменный источник. Более того, он подошел к проблеме как исследователь, чем, собственно, и заслужил высокую оценку своих потомков.
Анализируя, автор ищет корни крымской трагедии не в злой воле российской царицы, а в ее окружении. Он пишет, что:
«Народ московский – коварен и лицемерен, на его слово полагаться невозможно, поскольку он говорит одно, а делает другое, и эта его особенность уже вошла в пословицы народов христианских».
В дальнейшем автор переходит к действиям конкретных политиков, из-за которых его родину постигли несчастья: «Хотя было известно, – пишет он – что нарушение договора произошло по их вине, но московиты, дабы не принимать на себя ответственность, доказывают, что учинила это прехитрым образом держава Оттоманская. Оправдание же они себе создали в виде ноты министра Остермана от 12 апреля 1736 года, который публично выдвинул измышление насчет того, что трактат-де разорвала Оттоманская держава».
И, продолжая, крымскотатарский историк, подчеркивает: «Вся история наша показывает… что Крым никогда не был русским или турецким украшением. И, к нашему счастью, никогда им не будет. Он был и остается крымским…».
Возвращаясь к упомянутой ноте российского министра Остермана, Ибраим Кефеви доказывает, что этот наглый, ничем не спровоцированный разрыв мирных отношений, приведший к сожжению Крыма – лишь очередное внешнее проявление закономерностей внешнеполитической традиции и практики русских соседей: «Известно, что держава и престол Дешт-и-Кыпчак с полным составом прилежащих ему титулов и достоинств принадлежали ханам крымским, потомкам Джучи-хана, старшего сына великого Чингиз-хана. Но московское государство путём различных комбинаций вырвало из рук мурз, беев и иных властителей значительные территории этой державы… И было бы удивительно, если бы и этот договор нарушили не они, а Оттоманская держава… В качестве оправдания же свалили они всю вину на Оттоманское государство, но весь мир знает, что это они разорвали трактат. И разве не известно, что Екатерина I, нацелясь на польские свободы, воспрепятствовала выбору Станислава на королевский престол? И разве вскоре после заключения мира с Оттоманским государством её войска не перешли польскую границу и не оставались на польских землях целую зиму, всячески угнетая население? И тогда польские магнаты обратились ко всему миру с жалобой на то, что русские разорили весь польский край, грабят его уже на протяжении четырёх лет, отбирая всё, что только можно отобрать. Вот, каковы они, их мир, их честная дружба. Да какой же христианский народ способен на такое? Всё это присуще исключительно московитам, известным среди честных людей своими подлыми поступками. Оттого-то уже давно ни одна из европейских держав не даёт веры ничему, что исходит из Петербурга…».
Кефеви не обошел своим вниманием позицию, которую избрала для себя Османская империя, точнее султанское правительство. Краткий анализ крымской политики Стамбула на протяжении последних двух столетий позволил ему сделать два основных вывода.
Первый – османские султаны просто проявляли инертность в отношении основного врага Крымского ханства и самой Османской империи, то есть Московского государства. Хуже было то, что когда им предлагали выход из сложившейся политической ситуации, они просто его игнорировали. Таких примеров было немало, к примеру, недавние события Прутской кампании, когда крымский хан Девлет Гирай II пытался извлечь максимум пользы из провальной авантюры Петра I.
Второй вывод исходит из первого. Ибраим Кефеви указывает, что для султанского правительства традиционно характерны близорукость в политических отношениях с Россией, неумение выделить главное в государственной идее московских царей и российских императоров: безграничную жажду захвата все новых и новых территорий с конечной целью превращения России в великую державу. В заключении Кефеви писал, что если внешняя политика османского султана и его окружения не изменится, то уже в самом ближайшем будущем Россия станет, безусловно, опасной не только для Крымского ханства и даже для Османской Порты, но и для всего тюркского мира.
В своем труде Кефеви предупреждал не только султана, но и крымских ханов о великой опасности, которую несут с собой намерения России по отношении к южным соседям, и настаивает на объединении османо-крымскотатарской армии для совместной войны против северной агрессии, пока еще было не поздно.
Проект бахчисарайского государственного деятеля был разработан в результате всестороннего анализа общей ситуации – как доказали исследователи жизни и творчества Кефеви Ибраим Али-огълу – он был на него способен, владея не только несколькими языками, но и будучи хорошо знаком с новой и новейшей историей, принципами геополитики и так далее.
О судьбе трактата Кефеви мы можем судить, к сожалению, лишь в общих чертах. Известно, что крымский хан Фетх Гирай II внимательно ознакомился с трудом – и приказал отправить его в Стамбул, султану Махмуду I. Тот, как и следовало ожидать, не обратил должного внимания на крымское пророчество, и история в дальнейшем развивалась целиком и полностью так, как это было предсказано Ибраимом Кефеви.
Гульнара Абдулаева
