Казалось бы, избитая фраза. Но если бы мысль не была верна, разве продержалась бы тысячелетия? Хотя предрассудки тоже имеют тенденцию сохраняться надолго…
Люди в среднем живут около семидесяти лет. Народы, по утверждению Л. Гумилева, около двух тысяч. Но жизнь и тех и других протекает примерно одинаково. Они рождаются, формируются, потом у них бывает расцвет, а вслед за расцветом наступает упадок сил, старость и смерть. Но случается и так, что некоторые погибают в юности или в самом расцвете. Причиной тому объективные и субъективные факторы.
Наш народ, если смотреть с точки зрения его формирования, еще не стар. Мы имели опыт государственности, продлившейся лишь триста лет. Для истории это очень мало. За это время мы только начали создавать себя как народ. Мы только начали ощущать себя единой нацией – крымцами. У нас только зарождалось государственное мышление. Конечно, уже бесполезно говорить о том, что если бы… Случилось то, что случилось. Россия оказалась более дерзкой и успешной ученицей истории. К тому же более амбициозной. Это решило судьбу нашего государства.
Потом были столетия мракобесия, деградации, формирования рабского мышления. В какой-то момент сработал инстинкт самосохранения. Судьба подарила нам Исмаила Гаспринского. Под его влиянием было воспитано целое поколение свободомыслящих патриотов. И вроде бы, начинался период выздоровления…
И снова бездна. Как сорняк не дает развиваться культурным растениям, так вмешательства со стороны нивелировали, вытравили в нас самое лучшее, что успело сформироваться за считанные годы независимости.
Анализируя историю нашего возвращения, начинаешь понимать, что оно не было случайным, спонтанным. И дело не только в том, что наше национальное движение ни на один день не прекращало работать над этим вопросом. Просто такой вариант был просчитан заранее. И просчитан до малейших деталей!
Все эти годы специальные органы занимались изучением и разработкой изменения сознания. Советский Союз был, собственно, огромной лабораторией. А люди, жившие в нем, были тестируемыми. Наш народ испытали изгнанием. Мы прожили в совершенно отличных от крымских условиях больше, чем полвека. А это два поколения! Конечно, на Родину вернулись совсем не такие люди, какие отсюда высылались. У них была измененная психика, духовные ценности, даже обычаи и кухня претерпели значительных изменений.
Да, наши дедушки и бабушки, носители прежних отношений, прежних традиций, хотя уже и успели пожить в экспериментальном лагере большевиков, помнили старину и постарались донести до своих детей то, что знали. Их дети, наши родители, рано повзрослевшие в изгнании и не успевшие впитать в себя специфику Крыма, получили уже крупицы этих знаний. Они тоже постарались передать их нам. Но и в них исподволь закладывались другие ценности. Например, я очень хорошо помню, что многие мужчины, которым сейчас около 80-ти, что там скрывать, любили приложиться к бутылке. Нет, они не были алкоголиками. Но выпивали здорово. Особенно на свадьбах. Их родители такого себе не позволяли… Потом эта «мода» пошла на спад. Но мы теперь считаем, что на свадьбах без выпивки никак.
Кстати, о свадьбах. Я знаю, что в Узбекистане первые годы были шабаш-тойлары. Мне на такой свадьбе побывать не пришлось. Я помню другие свадьбы. В собственном огороде, наскоро притоптанном, но не настолько хорошо, чтобы не проваливались каблуки у женщин. За длинными столами, сколоченными из свежих досок и обернутых бумагой. Со скамейками, цеплявшимися за одежду. Свадьбы, которые гуляли до утра. Помню музыкантов, ублажавших пожилых людей старинными напевами. Помню, что уже после того, как многие гости разошлись, родственники убирали столы, мыли гору посуды, а музыканты все пели и пели задушевные песни Родины…
Сейчас эти обычаи практически отошли в прошлое. Уже давно не гуляют до утра. Самое позднее до 12. Очень многие музыканты знают только «джентльменский набор» интернациональных песен и мелодий. Что-то выходит из моды, что-то появляется, но большая часть из того, что играют на свадьбах – откровенная халтура. Ужасно то, что мы это проглатываем. Более того, мы гордимся своей всеядностью. Одна женщина, когда ей в беседе сказали, что на армянской свадьбе стараются играть только национальную музыку, тем самым подчеркивая свою идентичность, выдала такое: «Это же хорошо, когда звучит музыка разных народов. Мы показываем, какие мы толерантные и насколько мы выше других». Интересно, в чем высота? Лично меня уже давно тошнит от слова «толерантность». Нужно ли быть толерантным к крокодилу, который нападает на тебя? Лучше дать откусить себе руку, лишь бы он не подумал, что ты плохо к нему относишься, так? Но мы отвлеклись.
Даже в деревнях свадьбу стараются справить (именно справить – быстро отделаться) в столовой, кафе или ресторане (в зависимости от достатка). Конечно, это очень удобно. Ты беспокоишься только о финансовой стороне дела, остальное за тебя делают обученные люди. Ни тебе поисков хорошего повара (он чаще всего прилагается к кухне), ни договоров с молодыми родственниками, которых назначат аякъчы (есть же официанты!). Даже обсуждение меню вполне обыденное – исполнители сами предложат и смету составят.
Зато все, включая хозяев, приходят на свадьбу повеселиться, а затем без лишней головной боли разъезжаются по домам.
Очень редко теперь можно увидеть выкуп невесты. Когда мы были маленькими, нас сажали на чемоданы, и пока мы не получали заветного рубля, сидели, как пришитые. Никто не кричит: «Келин къапыдан сыгъмай!» А если где-то и вспоминают этот обычай, то наспех, как бы стесняясь своей старомодности. Теперь на пути свадебного кортежа на улице редко ставят табуретку…
Также обстоят дела и с нишаном. Чаще всего договариваются, что каждый покупает все себе сам. Обсуждается лишь сумма затрат. Многие еще соблюдая обычаи, «обмениваются» потом этим нишаном. Кстати, форма богъча уже тоже изменилась. Теперь модно укладывать вещи в коробки.
И все чаще от молодых можно услышать прагматичное: «Зачем тратиться на свадьбу, лучше съездить в свадебное путешествие».
Чуждая модель поведения, эгоизм, бездуховность буквально душат наши традиции. Дочь одной моей знакомой на праздники поехала поздравлять пожилых родственников. Когда мать намекнула девочке, что хорошо бы поцеловать руку и дедушке, гостю этих родственников, та не задумываясь, громко сказала: «Я не хочу целовать чьи-то руки! А может они грязные». Самое интересное то, что моя знакомая упорно оправдывала своего ребенка и совершенно не озадачилась тем, что чувствовал тот человек.
Многие дети руки старикам целуют. Но с вполне определенной целью. Они знают, что получат поощрение. Нередко вознаграждение выражается в денежной форме. Некоторые особенно ревностные «целователи» делают себе маленький капитал.
Вне праздников родственники все чаще общаются друг с другом по телефону. Особенно продвинутые — по скайпу. Это, безусловно, удобно. Не надо тратиться на поездку, на традиционный подарок – сладости. Зато ты все равно в курсе дел и в то же время не отрываешься от собственного бизнеса, дома, офиса… или чего-то там еще.
Соседи тоже редко заглядывают друг к другу. Когда мы купили дом, с первых дней стали интересоваться, есть ли по соседству соотечественники. К каждой из этих семей мы ходили в гости не один раз. Но потом перестали. Потому что, когда ты к кому-то ходишь в гости, а он к тебе нет, то стоит задуматься, хочет ли он с тобой общаться. Нет, на самом деле это очень милые люди. Мы с ними разговариваем… на улице, при случайной встрече.
Помню, как отец рассказывал, что даже во время войны, когда немцы ввели комендантский час, люди все равно ходили по вечерам в гости друг к другу. Брали лампу и шли. Патрульные просто внимательно вглядывались в лица, одобрительно кивали: «Гуд!» И пропускали.
Тогда все было проще. Все были равны. Сейчас не так. Люди тщательно выбирают себе «среду обитания».
И, наконец, о самом дорогом. О цветах жизни. В детстве у нас был отдельный стол. Стол, за которым кушали дети. Мы могли пообедать с родителями, если все были свои. Но при гостях крутиться около стола, «греть уши» было верхом неприличия. Многие теперешние дети полны собственного достоинства. Попробуй их отлучи от стола. Только в семьях с более или менее традиционным воспитанием еще сохраняется дистанция родители-дети, гости-дети. И, как правило, это многодетные семьи.
Возможно, трансформация сознания происходит от того, что ребенок рано начинает чувствовать себя «пупом земли». Его желаниям потакают, к его мнению прислушиваются. Семилетний малыш уже знает, что не имеет права делать родитель, как сыграть на его чувствах. Он даже в брате или сестре (если таковые вообще имеются) видит конкурента, а не родного человека. Часто такое отношение закладывают родители, сами того не подозревая.
Очень сильное влияние на детей оказывает окружение. Дети, воспитывающиеся на традиционных ценностях, подкрепленных знанием языка и благодаря усилиям родителей получающие образование в национальной среде (трудно сказать на родном языке, потому что это не так, хоть они и учатся в классах с углубленным изучением крымскотатарского языка), еще имеют шанс быть воспитанными в патриотическом духе. Других наших детей пожирает глобализм. Они не говорят на родном языке, не слушают родной музыки, общаются с ровесниками одной с ними национальности, только если у них нет выбора. Они легко переступают национальный барьер и образуют русскоязычные семьи.
Даже не знаю, что сказать. Не мне судить этих людей. Я констатирую только факты. На каждом срезе, однако, мы видим, что обычаи, а также взаимоотношения людей внутри этих обычаев сильно изменились. Хорошо это или плохо, тоже трудно определить. Возможно, держаться за некоторые традиции действительно не стоит. Просто мне кажется, что уходит что-то очень теплое, родное, милое. То, чего нельзя объяснить, но что чувствуешь на духовном уровне.
Возвращаясь к началу нашей статьи, напомню, те, кто нас высылал, предполагали, чем это кончится. С индейцами Америки тоже сначала воевали. Потом поняли, что чем больше давление, тем больше сопротивление. Чтобы безболезненно от них избавиться, загнали в резервации. У них вроде есть все внутри резерваций. Но народ погряз в пьянстве. А те, кто уходят в большой мир, больше не возвращаются.
В нашем случае — вырвать целый народ из одной среды, бросить совершенно в другую, дать ему вырастить два поколения и впитать иные традиции, иное миропонимание, а затем не особо сопротивляться его возвращению, и как будто даже «помогать», но так, чтобы держать в приниженном состоянии – эксперимент, который должен был дать свои результаты. Нам следует крепко задуматься над тем, что делать, чтобы не погибнуть, не исчезнуть с лица земли. Угроза слишком реальна.
В любом случае наши (наши – это значит крымские татары, которые понимают проблему изнутри) этнологи, социологи, психологи должны объединить свои усилия. И, не мудрствуя лукаво, изучить тенденции развития нации, выработать дельные предложения, которые позволят сохранить нетленными национальные ценности, но не остаться в изоляции. Причем, это исследование не должно остаться научным подвигом, у него должно быть практическое применение. Ни один наш соотечественник не должен быть обделен вниманием. Иначе любой эмиссар: религиозный, бизнесовый или какой-либо еще легко уведет его в сферу своих интересов.
Воспитание нации должно начаться не с детей, как говорят многие, а со взрослых. Потому что именно они воспитывают своих детей по образу и подобию своему. Задача не из легких.
Венера Бекир
