Великолепный знаток античности, энциклопедически образованный ученый, талантливый рисовальщик, геолог, топограф, эрудированный знаток нумизматики швейцарский француз Дюбуа де Монпере также проводил исследования в Крыму в 1832 и 1834 годах.
Во время работы он был в окружении знающих и авторитетных личностей таких, как Д. Карейша, А. Ашик, И.А. Стемпковский (градоначальник Керчи), А. Дюбрюкс, граф М.С. Воронцов, Агассиз, Ланг и др.
Раскопки проводились с помощью рабочих и солдат, число которых доходило до 35 человек. Все работы велись на частные средства и могли быть остановлены в самое неподходящее время. Археологические изыскания охранялись гарнизоном солдат, потому что толпа любителей легкой наживы каждую секунду готова была ринуться в раскапываемые гробницы и овладеть золотом скифов. И были случаи, когда собравшаяся ночью у гробницы толпа была так велика, что часовые не могли ее сдержать. Люди прорывались в погребальные камеры и извлекали массу золота, которое затем циркулировало в Керчи в виде украшений. Монпере пишет, что не было в городе греческой женщины, которая не носила бы какой-либо предмет из этих находок в качестве украшения. Вандализм доходил до крайностей: вещи вырывали из рук друг у друга и чтобы прийти к согласию, самые ценные делили ударом топора…
Заметим, что археологическая и историческая ценности обнаруженных предметов была, мягко говоря, условна и для авторитетных и влиятельных особ. Поэтому «присутствующие при раскопках дамы (из свиты высокопоставленных чиновников) могли получить разрешение выбрать одну из ваз на память»… А у мадам Казначеевой, супруги губернатора Тавриды, были вазы, которым следовало бы находиться в Керченском музее. Необходимо, однако, заметить, многие артефакты из золота, обнаруженные во время раскопок, немедленно отправлялись в Санкт-Петербург.
Дюбуа де Монпере в своем исследовании обращает внимание на невежество и неуемную корысть некоторых царских чиновников и сочетающийся с этими качествами шовинизм и недальновидность. Анализируя древности Кафы (Феодосии), молодой исследователь отмечает, что правительство ввело в систему превращать в греческие (православные) самые прекрасные мечети завоеванных городов. Например, решили из очаровательной мечети Кафы сделать христианский храм. Сперва начали снимать свинцовое покрытие крыши, которое было продано с выгодой неведомо кому, затем правительство выделило на необходимые переделки сумму в 4 тысяч рублей ассигнациями, в то время почти равными рублям серебром; работы начались с разрушения части малых куполов, которые должны были уступить место портикам с дорическими колоннами, повторяющимися с одного края России до другого. Но после того, как сбили эти изящные купола и с большими издержками привезли барабаны колонн, которые должны были украшать портики, базы которых уже были поставлены, денег самым тривиальным образом стало не хватать, а правительство более не желало идти на новые расходы… Поэтому в течение ряда лет проектируемая церковь являла картину настоящей руины, при виде которой сжималось сердце. Губернатор Феодосии, тот самый, что велел увезти статуи львов из Фанагории, Казначеев дошел до того, что велел перевезти самые прекрасные колонны, предназначенные для церкви, в свой загородный сад, где уже находились вышеупомянутые львы.
Но теперь руины мечети и прилегающих к ним больших бань с великолепными куполами стали оскорблять взор Казначеева. Поэтому он решил, что посреди города с 4500 жителей не было достаточно места для военных парадов и расширить именно эту площадь, для чего снести руины мечети и бань… Все завершилось разрушением и мечети, и массивных бань с куполами и узорными стенами и расчисткой площади…
Как пишет Дюбуа де Монпере, в 1832 году он успел изобразить вид мечети и бань. Подобных примеров, когда исследователь успел в деталях запечатлеть артефакты, которые затем были разрушены или исчезли бесследно, множество.
Также в ноябре 1832 года, ведя раскопки «Гробницы пигмеев», был обнаружен прекрасно сохранившийся интерьер. Египетский свод и стены были покрыты тонкой штукатуркой, на которой сохранилась художественная роспись. У основания свода вдоль всей камеры шла полоса, состоявшая из непрерывного ряда картинок с изображением разнообразных эпизодов «Войны журавлей и пигмеев». В глубине камеры, на высоте фронтона, видны были еще два павлина, пьющие воду из одного сосуда; над входом им соответствовал крылатый гений с корзиной цветов в руке. Но, к сожалению, уже в июле 1834 года с трудом можно было различить следы красок и контуров. Вандалы сделали свое дело… Местонахождение данного склепа не было точно зафиксировано и сегодня неизвестно; изучение росписи возможно только на основании старых рисунков, выполненных непосредственно после открытия склепа.
В своем труде Монпере умело определяет сходство в обычаях древних поселений с современными. Исследуя обнаруженные на курганах этрусские вазы, он доказывает, что их производство было организовано и в Пантикапее – столице Боспорского государства (V век до н.э. – lV век н.э.). Монпере, аргументируя свои выводы, обращается к духу античности: «Стабильность всегда была уделом Востока во всем, что касается нравов и обычаев. Она накладывала свой отпечаток на все формы предметов внешней жизни, вплоть до ваз, с которыми по преимуществу она была связана. Каждая форма и каждая ваза имела свое особое неизменное предназначение. Покуда нравы не меняются, неизменными остаются и формы. Пройдите через весь татарский Крым и спросите в любой деревне о предназначении сосудов, которыми они пользуются; вы обнаружите, что повсюду одна и та же модель служит определенной цели». Монпере зарисовал у местных жителей ряд обычной посуды такой, как кувшин для воды, кувшин для питья, чаши для бекмеса (виноградного варенья), вареной баранины, кислого молока. Ни одна из них не похожа на другую, при том, что все они не лишены изящества. Монпере говорит о том, что такая же стабильность и единообразие сосудов роднили греков с Востоком.
В своем исследовании Монпере делит этрусские вазы на две категории: вазы для обычного употребления (кадос) и вазы сакральные или погребальные. На отдельных зарисовках Монпере показывает древние формы и пропорции, а также современные татарские сосуды. Комментируя зарисовки, Монпере сообщает о том, что кадос крымских татар также снабжен двумя ручками, поскольку женщины носят его на голове, форма его почти греческая. И рядом – кувшин, которым татары пользуются для питья и омовения, форма его во всем Крыму одинакова.
В Керчи производили вазы, но не из красной глины (как в Риме), а из зеленоватой гончарной глины. Производственный процесс был тот же. Пантикапейские вазы отличаются в бытовых сценах сугубо местными чертами. Целые серии ваз и чаш чисто скифские.
Видевший подобные вазы в музеях Ватикана, Монпере отмечает, что в поисках подобных вещей европейцы отправлялись к гробницам Скифии. Именно эти находки сегодня украшают музеи Европы.
Раскопки и исследования позволили Дюбуа де Монпере сделать принципиальные выводы о том, что аристократией в Крыму в Vlll – Vll веках до н.э. были скифы, которые собирали дань. При скифах стали появляться основанные греками-милетянами колонии – Пантикапей, Нимфей, Феодосия, Фанагория, Кепы и др. Эти колонии зависели поначалу непосредственно от метрополии, уплачивая определенную дань за свое размещение на чужой территории. Производство и торговля обогащали их. Становясь более многочисленными, они могли претендовать на более независимое положение, так Пантикапей стал управляться своими собственными магистратами.
Исследования Монпере опираются не только на личные археологические раскопки, изучение большого объема материала, свойств различной породы и географических объектов, собственные зарисовки и анализ античных мифов и сюжетов, но и богатую литературу, созданную предшественниками. Поэтому многие его выводы отличаются строгой логикой и объективностью.
* По книге: Дюбуа де Монпере Фредерик. Путешествие в Крым. В переводе с французского публикуется впервые. [Перевод с французского, предисловие и примечания к.и.н. Тимофеевой Т.М.]. – Симферополь: Бизнес-Информ. – 2009. – 328 с.
Исмаил КЕРИМОВ
