Не сон кошмарный мне приснился, А правда страшная из памяти всплыла
Григорий Александров
Народ живет настоящим, но помнит свое прошлое и с надеждой смотрит в будущее, которое формирует сам, соизмеряя желания и возможности, а главное — обстоятельства. А прошлое живет в воспоминаниях. В памяти крымских татар много воспоминаний об ужасах войны и депортации.
В памяти те, кто погиб сражаясь за родину, кто выжил в войну и вернулся, поиски высланных родных и близких, объявленных предателями родины. В памяти безвинные жертвы депортации — дети, женщины, старики, погибшие в пути изгнания и в первые годы жизни на чужбине. В памяти народа репрессии, невыносимые лишения, комендантский режим и борьба за возвращение на родину. В памяти крымских татар много и светлых воспоминаний. Но неутихающая боль, которая словно тлеющие угольки порой разгораются, сжигая душу и причиняя страдания своим напоминанием.
Некоторые советуют прошлое оставлять в прошлом. Но как забыть такое прошлое? Куда деть правду о той жизни?
История жизни Ульвие Рамазановой из села Сабла (Партизаны), немолодой, но очень красивой и доброй женщины, – это почти история ее народа. Правду своей жизни она вспоминает с горечью и болью.
Детство закончилось в шесть лет
«Родилась я в селе Кучук-Узень (с. Малореченское) на Южном берегу Крыма.
С детства помню эту изумительную красоту: таинственные горы, зеленые-зеленые леса, луга, сады, виноградники и синее-синее море. Отец Холап Мурат Рамазанов был пастухом уходил надолго со стадом в горы, хорошо знал каждую горную тропинку. Мы с мамой навещали его. Мама Рефиде Нурла Аким къызы была доброй, за что пользовалась всеобщей любовью. В семье было четверо детей. Я, Ульвие,1936 г. рождения, младшие сестра Эминегуль 1938 г.р. и Гульзаде – 1943 г.р, брат Эрнест 1941г.р. С нами жила еще бабушка с отцовской стороны Камиле.
В 1941 г., когда в село вошли немцы, в перестрелке был ранен отец, он ушел в лес к партизанам. Его отправили самолетом на Большую землю в госпиталь, после выздоровления он вернулся в отряд, стал командиром разведгруппы и обеспечивал партизан продуктами питания. Родственники, друзья, знакомые, жившие в селе и в соседних селах, знали партизан и по возможности помогали продуктами, хотя многие и сами голодали.
В 1943г. фашисты по доносу арестовали маму, и еще двух жен партизан. Одну из них звали Нафизе, она была женой нашего родственника Курсеита Холапа. Через три недели их расстреляли недалеко от поселка Зуя. Нас, детей, не тронули, но позже в селе расстреливали жен и детей партизан, ушедших в лес. Мы, особенно маленькая Гульзаде, плакали, требовали маму. Бабушка нас утешала, как могла. Но вскоре умерла и она. Нас забрали родные, и мы оказались в разных семьях. Мне было семь лет, когда закончилось мое детство. Отец сразу после освобождения села ушел на фронт.
Дорога выживания и смерти
18 мая 1944 г. на рассвете вооруженные люди «за измену Родине» нас с вещами согнали к школе. Нас окружили солдаты, держа оружие наготове. Везде стояли автоматчики. Другую часть жителей села согнали на кладбище. Взрослые старались успокоить детей и молились, думали, что нас повезут на расстрел, потому что никого никуда не отпускали. Слышны были мычания некормленых, непоеных, не доеных домашних животных, лай собак.
Нас вывозили во второй половине дня на бортовых машинах. Мы ехали по дороге, разбитой воронками от бомб и мин. У стариков, женщин и детей были угрюмые, печальные и заплаканные лица. Это была депортация, которая начиналась с дороги выживания и смерти.
На железнодорожных станциях нас подвезли прямо к вагонам товарного состава, в которые автоматчики загоняли людей. В вагонах стояли деревянные полки в два яруса, на которых размещались люди. Окна были обтянуты колючей проволокой. не было никаких условий. Было грязно, у всех завелись вши. Но труднее всего было переносить жажду. В качестве еды давали ведро баланды на целый вагон и кусочек хлеба на каждого. Куда нас везут, и что с нами будет, никто не знал.
От голода и болезней умерли много людей. Трупы забирали и выносили из вагона. Умерла сестренка Гульзаде, когда поезд остановился, трое стариков в стороне от железнодорожной насыпи вырыли руками в земле углубление и там похоронили ее. Поезд еще стоял, а голодные дикие собаки разрыли могилу, вытащили труп. Как забыть такое? Иногда я это вижу во сне.
Однажды отставал от поезда мальчик, хотел набрать воды. Но в следующем за нами поезде были его родственники, они узнали его и забрали. Отставшие от поезда люди пропадали без вести. Мы ехали 18 дней и прибыли в Узбекистан, в Коканд. Всех прибывших взяли под учет мы стали спецпереселенцами. Нас расселили в селе Учь–Копюр. Братик Эрнест с семьей дяди Холап Сеитхалила попали в Байток, где мальчик умер от голода.
Запрещалось говорить о возвращении в Крым
В 1945 г. после окончания войны вернулся отец. Отыскал меня и сестренку Эминегуль, и мы переехали в поселок Нефтепром-Андижан, где жили многие наши родственники. Отца как фронтовика устроили на работу в детский сад охранником и садовником, и выделили ему две маленькие комнатки. В одной жили мы, а в другой жила семья погибшего на войне брата Сейдали, Эдие с дочкой Камиле. Помню, как мы дети ночью тайком пробирались на кухню детского сада в поисках остатков еды и пищи. Много людей умирали от жары и голода. Все трудоспособные люди работали в поле. Местные жители к нам относились с пониманием и даже помогали.
В сентябре 1946 года я пошла в первый класс. В классе учились 30 детей в основном крымские татары. Помню, что все учились хорошо, словно после пережитого ужаса понимали, что «знания – это сила», и мы должны быть сильными и умными. Запрещалось говорить о возвращение в Крым, даже петь некоторые народные песни.
В 1953 году по окончании семи классов с двумя подругами решили поступить в Андижанский медицинский техникум. Но с 16 лет мы считались спецпереселенцами, что обязывало нас отмечаться в комендатуре. Мы трижды писали заявления о разрешении выехать на учебу в г. Андижан, но разрешения на выезд так и не получили. Тайком несколько раз с вахтой ездили в город, сдали документы, прошли медкомиссию и даже написали диктант, но нас трех девочек задержали. Мы с милиционерами приехали в поселок, где с ужасом встречали нас родители и многие жители. В комендатуре оформили документы, мы чудом избежали тюрьмы, помог отец. Люди из комендатуры уважали отца как фронтовика. Отец помогал многим друзьям и родственникам. Он снова женился, жену звали Сыдыха. Она родила троих детей – сыновей Эрнеста и Сейдали и дочь Диляру. Я радовалась, словно мой братик Эрнест ожил. У отца, как и у каждого крымского татарина, была мечта вернуться в Крым. Даже репрессии и лишения не смогли заставить нас отказаться от родной земли, наоборот, подтолкнули на борьбу. Отец был инициативником Национального движения крымских татар (НДКТ).
Прошлое не расстреляешь
В 1968 году вернулся в Крым, но не смог прописаться и, чтобы быть ближе к родине, поселился с семьей в селе Терновка в Украине. Только в 1980 году переехал с сыном Эрнестом в Крым в село Богатое Карасубазарского района. Каждый год в мае с сыном или внуком ездил в село Перевальное к памятнику крымским партизанам для встречи с друзьями, среди которых крымских татар было немало. Умер 1987 году в Крыму, последний приют нашел на многострадальной земле предков, которую любил.
Еще в Узбекистане я полюбила и вышла замуж за Эйваза Амет-Устаева. Он тоже, как и отец, был членом НДКТ. Ездил как представитель народа в Москву. После возвращений его вызывали в милицию для беседы с целью запугать, чтобы он прекратил заниматься вопросами национального движения, угрожали и хотели даже посадить в тюрьму. У нас трое детей Лемхан, Мамет, Алим и семь внуков. Мечтали жить в своем доме в родном селе Кучук-Узень, но нам не дали даже участок. В 1987 году нам удалось купить маленький домик в селе Сабла (Партизаны). Началась стройка. Муж работал пастухом, к сожалению, жил на родине недолго. Со мной живет семья младшего сына Алима. Моя мечта осуществилась, я живу на земле своих предков, на своей родине, в Крыму. Как можно забыть такое прошлое? Ведь прошлое не расстреляешь, как мою маму Рефиде, не закопаешь, как сестренку Гульзаде, не погубишь, как братика Эрнеста.
Мое прошлое живет во мне, это моя правда жизни.