Прошлое нужно помнить, но им нельзя жить…
В истории человечества было немало разных катаклизмов и потрясений, различных войн, справедливых и несправедливых. Особенно ужасными были войны за передел мира и сфер влияния. Каждая из них оставляла свой страшный след в биографии людей. Самой кровавой и жестокой бойней прошлого века, принесшей страдания десяткам миллионам жителям нашей планеты стала Вторая мировая война.
Последствия ее до сих пор ощутимы во многих семьях постсоветского пространства. Нет, наверное, на просторах СНГ семьи, которой не коснулась эта война; у кого-то погибли родные и близкие, у кого-то бабушку или деда угнали в рабство фашисты, а где-то вовсе все село сожгли или живьем всех жителей закопали. Одной из позорных страниц кровавой бойни стало необоснованное обвинение в предательстве и как последствие этого, депортация с исторической Родины целых народов.
Начали с немцев Поволжья и корейцев Дальнего Востока. А затем выселили калмыков, чуть позже чеченцев и ингушей, карачаевцев и балкар с Кавказа и, конечно же, армян и болгар, караимов и крымчаков, греков и немцев, а также крымских татар из Крыма. И эти невинно оболганные люди через всю свою жизнь пронесли горечь потери Родины, прошли через страшные унижения и оскорбления, и до сих пор, вот уже 70 лет живут с надеждой, что когда-то их реабилитируют.
Среди тех, кто надеется и Зинедин Бекиров, житель Нижнегорского района. Он, с ужасом вспоминая, этот проклятый майский день рассказывает:
— Наша дружная семья проживала в деревне Уркуста Балаклавского района.
Ранним весенним утром, 18 мая 1944 года, к нам в дом ворвались три вооруженных офицера НКВД и с криком: “От имени Правительства СССР вы высылаетесь на неопределенный срок”. Приказали покинуть дом в течение 15 минут. Родители успели взять постельные принадлежности и немного продуктов. Сестры взяли кое-какие вещи, я же схватил школьную сумку и наполнил ее книгами. Мать хотела взять ручную швейную машинку, но офицер начал ее материть и кричать: “Оставь…, а то буду стрелять”. Вывели нас из дома и закрыли дверь на замок. Погрузили всех на телегу и отвезли на край села возле кладбища. Около 9 утра на сборном пункте нас нашла корова, которую мы отвязали перед тем, как выйти из дома. Она подошла к маме и начала ее лизать. Из вымени текло молоко, а из глаз – слезы. Мама обняла свою любимую кормилицу и горько заплакала. Сестра Вайде с разрешения работников НКВД подоила корову, и мы в последний раз выпили ее молоко.
Там мы простояли, пока не стемнело. Привезли нас на станцию Сюрень, где затолкали в грязные, товарные вагоны. Нас было около ста человек. В вагоне не было ни воды, ни туалета. Нужду справляли в ведро.
— А что же было дальше?
— Двери не открывали до города Саратова. На станции впервые открыли дверь и предложили суп из соленой рыбы, который был настолько вонючим, что я, хотя и был голодным, не смог съесть. Больше нас не кормили. Каждая семья, как могла, боролась с голодом. На больших станциях мы приносили воду, и женщины готовили еду из тех запасов, которые взяли из дома. Медицинского обслуживания не было. На остановках спрашивали: “Мертвые есть?”, если были, брали и выкидывали их подальше от железнодорожного полотна.
— Куда вас везли, сколько вы добирались, и как жилось на чужбине?
— Никто не знал, куда и зачем нас везут, и сколько дней или недель мы будем добираться. В 20-х числах июня мы прибыли в Узбекистан. В вагонах все завшивели, поэтому сначала нас отвели в баню на санобработку. Не могу точно сказать, как так случилось, но у меня не было никаких документов. Привезли нас в хлопководческий совхоз “Савай” Кургантепинского района Андижанской области. Мой дедушка аджы Менъли-Омер, когда-то зажиточный хозяйственник, вместе с женой, моей бабушкой, совершивший паломничество в священную Мекку и Медину, умер от голода в 1944 году в Узбекистане. Через год умер отец, младших братьев Сададина и Зиядина отдали в детдом, но и они умерли там от болезней и голода. Сестра Вайде тоже не выдержала страданий. Старшая сестра Насибе на момент высылки училась в Керчи, поэтому она попала в Самаркандскую область. Остались только я и мама. Вскоре мама тоже сильно заболела, и ее забрали в больницу на станцию Грунч-Мазар. Я каждый день собирал в поле вязанку хвороста и менял ее на базаре на одну лепешку.
Как самую большую драгоценность привязывал ее на грудь и бежал по шпалам в больницу. Другой дороги я не знал. Иногда мне везло, и я добирался до больницы на товарном вагоне. Потом мы вместе с мамой ели эту лепешку.
— Удалось спасти маму?
— К сожалению, нет. Она пролежала в этой больнице больше двух месяцев, но на поправку не шла. Однажды ко мне навстречу вышла медсестра и сказала, что мама умерла, и попросила привести взрослых. Я побежал сначала к одной тете, затем к другой, потом к дяде. Но никто не смог мне помочь. Решил разыскать сестру, которая на днях приехала с односельчанами из Самарканда в соседний колхоз. Пробегав весь день, наконец-то нашел ее. Теперь мы уже вместе побежали в больницу. По дороге встретили самую младшую сестру отца Кенджегуль, которая пошла с нами. В больнице среди сложенных тел нашли маму. Тетя кое-как обмыла ее, завернула в ее же платок, и мы втроем похоронили маму во дворе больницы. Это был самый страшный день в моей жизни.
— А как дальше складывалась ваша жизнь?
— Хотя учительница всегда хвалила меня за успехи, в школу я уже давно перестал ходить – не было ни еды, ни одежды, ни обуви. Чтобы не умереть с голоду, вынужден был пасти коров, баранов у узбеков. Затем устроился работать в гараж. Сестра тоже работала. Вскоре она вышла замуж, меня же забрали служить в армию.
Во время дежурства на посту в 1957 г. в Вологодской области России впервые услышал родную “Хайтарму” и не поверил своим ушам. На душе и радость и надежда на скорейшее возвращение. Но ждать пришлось еще долгих тридцать лет. В армии освоил вождение и после службы работал в совхозе трактористом. Был отличником квадратно-гнездового посева, победителем многих соцсоревнований. Но работал ударно я не за награды, а чтобы поскорее встать на ноги, создать своим детям условия, которых был лишен сам.
— Не ущемляли по национальному признаку, ведь все- таки были представителем «народа-предателя»?
-Ущемление из-за своей национальной принадлежности я чувствовал на протяжении всей жизни. Еще в детстве, когда я сорвал с дерева несколько абрикосов, хозяин дерева привязал меня на всю ночь,на цепь к этому дереву. В армии обзывали и чуркой, и предателем. Если бы не умение постоять за себя, вряд ли бы вернулся целым и невредимым. У меня очень много наград за трудовые заслуги, но ни в одном наградном листе, ни в удостоверениях к орденам и медалям фамилия и имя не написаны правильно. Как только ни писали;- и “Бакиров Зайниддин”, и “Багиров Зийнидин”, но только не Бекиров Зинедин. А однажды приехали корреспонденты газет “Советский Узбекистан ” и “Правда Востока” вместе с директором совхоза Базарбаем Абдурахмановым. Этот лицемер достал из кармана новенькую узбекскую тюбетейку, в которой меня должны были снимать для газет. Я отказался и сказал, что привык к своей фуражке. Директор хотел насильно надеть на меня тюбетейку, но я сорвал ее с головы и выкинул далеко. После этого мне не дали работать в совхозе, и я перешел в автобазу шофером.
— А боролись за возвращение на родину и когда вернулись?
— Конечно, не без этого! В национальном движении за возвращение в любимый Крым участвовал с самых первых дней. К сожалению, из-за того что был неграмотным не мог составлять письма, обращения, но под всеми народными документами подписывался, всегда сдавал и собирал деньги для делегатов в Москву. Меня неоднократно вызывали для беседы к начальству, в милицию и КГБ, запугивали и предупреждали, но я неизменно отвечал о желании вернуться в Крым. Я пронес тоску по родине через всю свою жизнь.
Наконец-то в 1986 г. моя мечта сбылась, я вернулся в Крым. От моего родного села остались только лишь камни, поэтому купил домик в селе Ильичево Ленинского района. Но желание быть поближе к родному дому было сильным, и поэтому в 1998 году переехал семьей в Нижнегорский район, где и живу со своей большой и дружной семьей. Живу и надеюсь, что государство наконец-то наберется мужества признать депортацию крымских татар актом геноцида и извинится перед народом.
Записано с рассказа дедушки..