Почти все операции по депортации проводили в советские праздники. Карачаевцев выселили под 7 ноября, калмыков – под Новый год, чеченцев и ингушей – в годовщину Красной Армии, а балкарцев – 9 марта. Лишь крымских татар вывезли в конце мая 1944 года.
Рано утром 23 февраля 1944 года, в праздник Красной Армии, в частях и подразделениях НКГБ и НКВД, заблаговременно расквартированных на всей равнинной территории Чечено-Ингушской республики под видом общевойсковых пехотных и артиллерийских подразделений, прибывших с фронта якобы на отдых, прозвучал радиосигнал "Пантера": приступить к поголовной депортации населения.
Девятнадцать тысяч оперработников НКВД-НКГБ и СМЕРШа, сто тысяч солдат и офицеров войск НКВД и тридцать одна тысяча общевойсковиков (всего 150 тысяч, по 3,2 мирных жителя на каждого) в шесть утра ворвались в жилища чеченцев и прикладами автоматов стали выгонять их на колхозные дворы и площади.
Вереницы "студебекеров", предназначенных для фронта, беспрерывным конвейером доставляли обреченных на железнодорожные станции и перегружали их в неотапливаемые товарные вагоны для перевозки скота.
180 эшелонов, до отказа набитых горцами, мчали, не уступая даже воинским составам, в холодные степи Киргизии и Казахстана. На бескрайних просторах Советской Родины они оставляли за собой на перронах, вдоль дорог тысячи умерших, трупы которых родственникам не давали хоронить, но над которыми глумились мародеры, после чего голыми забрасывали в пристанционные ямы.
Согласно официальной версии, солдаты прибыли на Кавказ, чтобы провести там предоставленный отпуск. На самом деле, эти перемещения были подготовкой к насильственному переселению народов.
21 февраля Берия издал приказ по НКВД о депортации чеченцев и ингушей.
22 февраля Берия доложил, что руководство автономной республики поставлено в известность о предстоящей депортации ингушей и чеченцев. Местных коммунистов обязали оказывать содействие властям. Слова Берии шокировали чеченцев, состоявших в компартии. Один из них заплакал, но потом, согласно докладу Берии, ‘собрался и пообещал выполнить все распоряжения’. Затем Берия приказал собрать духовных лидеров и пригрозил им расправой в случае неповиновения. Представители духовенства должны были убедить людей не оказывать сопротивления.
"Погружено 177 эшелонов, из которых 159 эшелонов уже отправлено к месту нового поселения", – докладывал Берия итоги операции.
Чеченцы, бежавшие в лес или в горы, отлавливались войсками НКВД и подвергались расстрелу. В ходе этой операции происходили чудовищные сцены. Жителей аула Хайбах чекисты загнали в конюшню и подожгли. Более 700 человек сгорели заживо.
С немощными поступали самым диким образом: родственников вынуждали оставлять их в домах или бросать у дорог, обрекая на голодную и холодную смерть, а бывало и пристреливали…
В общей сложности, в изгнании оказались около полумиллиона чеченцев и ингушей. Этим не ограничились. Все ингуши и чеченцы на территории Советского Союза были арестованы и также подверглись депортации. Чекисты не пощадили даже чеченских солдат в советской армии. Жертвами стали не только ‘классовые враги’, но и местные партийные и государственные функционеры. В последние вагоны согнали чеченских коммунистов.
Депортация чеченцев была этнической чисткой. Их следовало стереть из памяти. Чечено-Ингушская республика была упразднена. Села переименовывались, названия улиц и населенных пунктов теперь писались по-русски. Дома и памятники, напоминавшие об изгнанниках, разрушались. Кладбища стирались с лица земли. В конце концов, чеченский народ исчез из энциклопедий и школьных учебников. В покинутые дома вселялись новые поселенцы. Все происходило так, словно чеченцы никогда не жили в этих краях…
Геноцид чеченцев не закончился изгнанием с родных земель. Началось уничтожение их культуры, сопровождавшееся актами вандализма. Только в одном Шатойском районе было взорвано более 300 боевых и жилых башен – великолепных образцов архитектуры 12-18 вв, надгробные камни использовали при строительстве сараев, дорог и т.д. А в центре Грозного, как во времена инквизиции, жгли костры из книг. Все, чем были богаты чеченцы и ингуши, было уничтожено в одночасье.
Свидетельство
Рассказывает Селим А., 1902 г.р. о депортации:
"Иби – сына Довта, 20 лет, застрелили, когда он совершал намаз. Мой брат Алимходжаев Саламбек, 35 лет, работал учителем. Его застрелили, когда он шёл по дороге. Его жена ещё жива, зовут её Бесийла. Живёт она в Рошни-Чу по сей день. До сих пор она хранит косу своей сестры Пайлахи. Пайлаху вместе с её детьми расстреляли и сожгли в Хайбахе. Её труп опознали по одной несгоревшей косе. Газоева Иби застрелили конвоируя по лороге. Солдат ударил его прикладом и прикрикнул: "Быстрее шагай!". Иби остановился, повернулся к нему и плюнул в лицо. Конвой вытолкнул его из колонны и расстрелял автоматными очередями. Было это в местечке Кханойн-Юххе. Там же он и похоронен. Через 3-4 дня после выселения людей из аула Муше-Чу, солдаты обнаружили в опустевшем доме лежащую Зарипат. Её расстреляли из автомата. Затем, завязав на шее стальную проволоку, выволокли на улицу, сломали изгородь и, обложив её остатками тело, сожгли. Стальная петля сохранилась. Закриев Саламбек и Сайд-Хасан Ампукаев её похоронили вместе с этой петлёй. Она была сестрой нашего отца. Жену Закриева Саламбека – Сациту, 21 год, застрелили. В этот день убили и жену Элькагаева Рукмана – Маликат, 20 лет.
Когда хоронили убитых и сожжённых людей в Хайбахе, мы выставили около Галанчожского озера дозорных, чтобы предупредили, если будут подходить солдаты. Над всеми убитыми прочли посмертную молитву, эту молитву читал Гаев Жандар. Не отдыхая, несмотря на то, что тошнило от трупного запаха и кружилась голова, мы хоронили ровно два дня и две ночи…"