18 МАЯ – ДЕНЬ ДЕПОРТАЦИИ…

11.05.20160:19

ТРАГИЧЕСКАЯ СТРАНИЦА ИСТОРИИ КРЫМСКОТАТАРСКОГО НАРОДА
У каждого народа есть какие-то важные общенациональные даты, которые объединяют всех его представителей, независимо от их политических и религиозных воззрений, принадлежности к тем или иным объединениям. Для многих народов такими днями являются дни национальной независимости или какие-то другие радостные события. Но так сложилась судьба крымских татар, что наиболее знаковой для них датой стал страшный день 18 мая – день депортации и попытки полного уничтожения крымскотатарской нации.

Почти 66 лет назад целый народ в одночасье лишили Родины, оклеветали, обвинили в предательстве и пособничестве немецко-фашистским войскам, обрекли на страдания. Благодатная земля Крыма опустела за два дня, «умерла» без своего народа за 48 часов – ровно столько понадобилось властям, чтобы вывезти всех крымских татар, всех до единого. В вагонах для скота, без воды и еды, эшелоны смерти везли десятки тысяч крымских татар на вечное поселение в знойные степи Средней Азии. Но исполнители зверского указа случайно не учли жителей одного села северо-восточного Крыма. Людей просто погрузили на баржу и затопили в открытом море. Так они погибли у родных берегов, не понимая, в чём их вина.
Во время Великой Отечественной войны крымские татары наряду с другими народами мужественно сражались за Родину, а их родные в 1944-1945 гг. гибли на пути следования «черного» поезда и позднее в спецпоселениях от голода, холода и болезней. После Великой победы, в 1945 году,  все воины стремились поскорее вернуться в родные дома. Хотели этого и крымские татары. Никто из них не мог поверить уже ходившим среди солдат слухам, что Крым опустел, что его коренной народ, раздавленный сталинским указом, был насильственно выслан в азиатские степи. Но эти ужасные слухи подтвердились. Как же было трудно пережить еще один удар крымскотатарским воинам, которые до последнего дня отважно сражались, не жалея своих жизней, и верили, что скоро они вернутся на Родину, к родному очагу, к своим семьям. Но их ждали страшные 24 часа, в течение которых им следовало покинуть Крым, в случае нарушения,  каждому, от рядового солдата до офицера, грозил военный трибунал. Многим крымскотатарским военнопленным, возвращавшимся из Польши и Германии на родную землю, так и не удалось доехать до Крыма. Едва они пересекали советскую границу, как вместе с остальными крымскими татарами без объяснений были этапированы в Узбекистан и другие места спецпоселения.
По месту поселения был создан жесткий режим комендатуры, без права выезда за его пределы. Даже временная отлучка с места поселения в другой город или село без разрешения местных властей грозила 20-ю годами каторжных работ. Однако никакие испытания не смогли сломить волю людей, которые в мыслях ни на минуту не отделяли себя от Крыма. И каждый день жизни на чужбине был борьбой за право возвращения, за право жить на своей родной земле. Борьба, которая была бы невозможна без единства, без желания вместе создавать свое будущее. Именно единство и сплоченность позволили крымским татарам выжить в годы депортации и вернуться на Родину – в Крым. Невзирая на запреты, повторные выселения, унижения и издевательства, крымские татары возвращались. Борьба за каждый клочок родной земли, каждое слово, написанное на родном языке, каждый ребенок, называющий свою маму «ана» – это испытание единства, искренней любви к родной земле и к своему народу. «В местах ссылки осталось еще много наших соотечественников, – говорит Салие Сейдаметова – жительница Симферополя, пережившая ужас депортации маленькой шестилетней девочкой. – У большинства из них нет средств, чтобы переехать в Крым. Каждый день в своих молитвах я прошу Аллаха помочь им вернуться на Родину. Ведь это ни с чем не сравнимое счастье – жить на родной земле!»
Уже и дети, родившиеся в том страшном для крымскотатарского народа 1944 и оставшиеся в живых, давно стали бабушками и дедушками, но последствия совершенного против крымских татар преступления были столь неизгладимы и трагичны, что эта дата останется навсегда в памяти людей.
Из воспоминаний очевидцев:
«О Родине мечтали с 1944 до 1989. Первые годы даже дома не строили…» (Кадри Джелилов)
«В 1948 году хотел в Крым ехать сам, один. На одной станции в Казахстане меня с поезда высадили, и я назад приехал… Всю жизнь думали, что нас должны вернуть…» (Эсвет Бариев)
«В первое лето голодающие люди были озабочены поиском хоть какой-нибудь еды. Но когда голод удавалось хоть немного на короткое время смирить, темой разговоров был Крым…» (Айдын Шемьи-Заде)
«Иногда проносились слухи, что нас вернут на Родину, и мы неделями спали одетыми, чтобы не опоздать. Мама приговаривала: «Не ложитесь, а то позовут, и мы опоздаем». Потом слухи утихали, вновь появлялись. Это было тяжело. Пить нам приходилось гнилую воду, и помню, у всех умирающих последним желанием было испить глоток чистой воды с Родины…» (Паша Халид)
«Никогда не забуду, как умер мой 54-летний отец и как его похоронили. 30 декабря 1944 года отцу стало очень плохо, и мы отвели его в больницу. Наутро я пришла проведать его и спросила, может, он чего-нибудь хочет? Отец долго молчал, потом заплакал и прошептал: «Кусочек кебаба и кусочек Крыма…» (Исмет Ахаев-Бекиров).

 

 Алие Ясыба

Узнав о смерти близких, взрослые не плакали, а произносили: «Отмучился»

 

 Мустафаева Адиле (девичья фамилия Ашимова), 1936 г.р. Уроженка деревни Байдар (Орлиное) Балаклавского района Крымской АССР. На момент выселения в состав семьи входили: мать (мачеха) — Джелялова Фатиме (1907 г.р.), сестра — Ашимова Пакизе (1934 г.р.). Семья жила в доме, построенном моим отцом в 1927 г., из 4 комнат и верандой, дом  стоит и поныне.

 

Адиле ханым вспоминает

Нашу родную мать вместе с братьями во время раскулачивания выслали в 1938 г. в г. Ялта,  без права приезжать в Балаклавский район. В результате наша семья разделилась: двоих младших, в том числе и меня, взял отец, а старшую сестру забрала мама. Впервые я увидела свою мать в 1957 г. в Беговате, куда депортировали их. Отец Ашим — Абдулла огълу, 1896 г.р., в 1941 г. был мобилизован в армию.

Во время войны мы прятались в лесу и окопах от бесконечных бомбежек и артобстрелов. Немцы расстреливали за малейшее подозрение в связи с партизанами или неподчинении их требованиям. Так были расстреляны мои дяди по матери —  Ахтем и Рустем Джеляловы.

Когда нас освободили от немцев, наш дом сделали госпиталем, где ежедневно проводили операции, а мы помогали. Мать была в качестве санитарки, а мы с сестрой выполняли посильную работу, подавали баночки для мочеиспускания, добывали молоко для больных. Подобную помощь выполняли все дети школьного возраста.

 Накануне 18 мая 1944 г. нашей семье разрешили сделать выходной. Видимо, медперсонал знал о нашей депортации. Мы на радостях решили погостить и выспаться у родственников, которые жили в конце села.

Ночью 18 мая 1944 г. раздался оглушительный стук в дверь. Когда ее открыли, то в дом ворвались три солдата с автоматами, которые дали нам 15 минут на сборы и сказали брать самое необходимое, еды на 3 дня и быстро выходить на улицу. Растерянные, спросонья, стали просить отпустить нас домой, так как мы были в гостях, солдаты еще настойчивее требовали, чтобы быстрее выходили.

С рыданиями вышли на улицу и увидели, что такая же участь постигла всю деревню, и зашагали под конвоем в конец села, на так называемый аэродром, где немцы ранее расстреливали односельчан. Я никак не могла понять, почему взрослые так плачут, думала, может нас поведут туда, где нет бомбежек, где мы не будем видеть самолетов, которые бомбят, не будет раненых солдат, ампутированных ног и рук, моря крови.

Продержали нас до вечера в окружении вооруженных солдат, затем прибыли грузовые машины, нас погрузили и привезли в Бахчисарайский район на железнодорожную станцию Сюрен и ночью погрузили в товарные вагоны. Люди, спотыкаясь, падали: их как скотину толкали, чтобы быстрее закрыть двери на засов.

Вагоны были в два яруса, размещали по 70-80 чел. в каждый. В крупных городах мы не останавливались,  и двери вагона не открывали. В вагон нерегулярно заносили ведро с супом и хлеб, не всем доставалось. Медицинского обслуживания не было. Люди болели и умирали, умерших на стоянках солдаты выносили и оставляли на обочине дорог. На мелких станциях стоянка была более длительная, поэтому, найдя источник воды, запасались, разжигали очаги,  пытались что-то сварить, если успевали. С кастрюлями и сосудами воды второпях попадали под колеса вагона, отставали.

Очень тяжело перенесли дорогу по казахским степям. От полной антисанитарии начался педикулез, обессиленных и истощенных нас разгрузили на станции Гартан Наманганской области УзССР. Прошли незначительную санобработку, погрузили на 2-х колесную арбу пожитки двух семей из 9 человек и нас детей. Взрослые пешком шли рядом. Приведя на место назначения в село Пишкурган Янгикурганского района Наманганский обл., нас сутки продержали в сельсовете. Ничего не объясняя, бригадир колхоза повел нас за собой, где мы должны были поселиться на постоянное место жительства.

Перед нашим взором предстала кибитка без окон и дверей, вся прокопченная, полуразрушенная, поросшая бурьяном, в котором жили бездомные собаки. Бригадир дал срок в 3 дня на обустройство, а затем приказал выходить на работу в колхоз на прополку хлопчатника. Таким образом, мы могли заработать пайки на пропитание.

В подобные же условия в другие колхозы попали родственники и все соотечественники. На работу не все смогли выйти. Голодные бросались на абрикосы, валявшиеся под деревьями, начались поносы. Лежать было не на чем, вместо кровати настил из сухой травы на глиняном полу. Далее последовала малярия. Медицинскую помощь оказывала одна медсестра на три колхоза. Она приходила один раз в неделю, оставляла аспирин на все виды заболевания. Болели массово, не хватало одежды, питания, а когда кто-то умирал, то продавали его одежду, бижутерию и нижнее белье. Чтобы узнать о состоянии родственников, отправляли нас – детей: взрослые либо болели, либо работали, а также строгий комендантский режим – не передвигаться далее 5 км.

Узнав о смерти близких, взрослые не плакали, а произносили: «Отмучился». Из нашей семьи в сентябре 1944 г. от дизентерии умерли дядя Тарпеджи Исмаил (1890 г.р.) и тетя Тарпеджи Сефае (1896 г.р.), от голода умер их сын Тарпеджи Ахтем (1929 г.р.).

У отца был брат — Абдуллаев Назим,  (1913 г.р.). В 1941 г. он по брони оставался в деревне, работал шоферам в совхозе. Он и жена его, Волкова Дарья Петровна, были связаны с партизанами (об этом я узнала уже в депортации). Тетя Даша депортировалась вместе с нами (хотя ей предложили остаться), но они попали в Густский район Наманганской области УзССР. Дядя, благодаря тёте Даше, устроился на работу в МТС шофером,  и им выделили жилье, состоявшее из 2-х небольших комнат. Зная положение всего крымскотатарского народа и то, что мы без отца, который был призван в армию в 1941 г., тетя Даша пыталась спасти нас от голода. Пройдя пешком весь Янгикурганский район, заглядывая в каждый колхоз, она нашла нас и забрала под свою опеку в Густский район Намаганской области, за что была наказана арестом на 15 суток и с тех пор тоже находилась под строгим надсмотром коменданта.

В 1945 г. узнали, что наш отец Ашим Абдулла оказался в плену, а затем, когда их освободили, попал в трудармию в Тульскую область, на угольные шахты. Наш папа вернулся к нам в 1946 г. больным, инвалидом второй группы.

До исполнения 16 лет ежемесячно ходила на подпись в органы КГБ. Коменданты были очень суровы и, стоя в ожидании очереди, меня охватывал страх. Чтобы добиться разрешения поехать в другой район или область, приходилось писать заявление и неоднократно приходить за ответом.