В правоведении, истории и политологии достаточно распространён тезис о многонациональном характере российского государства. Это нашло отражение и в Конституции РФ, которая предоставляет всем народам равные условия для существования и развития, запрещает дискриминацию граждан по национальному признаку (ч. 2 ст. 19, ст. 26), устанавливает дополнительные гарантии для развития малочисленных коренных народов России (ст. 69), гарантирует развитие национальных языков (ч. 3 ст. 68) и другие формы самоопределения. На уровне пропаганды (включая государственное образование) и политической риторики никто не подвергает его сомнению, хотя и не углубляется в анализ сущности. Сложившееся положение в определённой степени удобно: есть некий молчаливый консенсус о том, что «так надо».
Современное государственное устройство Российской Федерации в значительной мере наследует структуру РСФСР советского периода. Это по-своему логично и объяснимо, поскольку в эпоху суверенизации авторы нынешней российской Конституции в большей степени были озабочены сохранением целостности страны, поэтому искали приемлемые для субъектов самоопределения юридические рамки или, скорее, юридические формулы. Если не уходить глубоко в историю, а поближе познакомиться с конституционно-правовой системой России, её «юридическим скелетом», становятся очевидны явные несоответствия провозглашаемому исходному принципу многонациональности. Более того, противоречия настолько основательны и вопиющи, что сам вопрос о существовании многонационального государства представляется открытым. При этом под ним мы понимаем не просто государство, распространяющее свою власть на множество различных народов и этнических групп (подобных примеров в истории человечества предостаточно), а такое, которое создали и через которое реализуют свою волю эти народы и этнические группы.
Однако, прежде чем перейти к рассмотрению поставленного вопроса, необходимо уточнить некоторые определения.
Что такое демократия?
Расхожий, многократно повторённый тезис гласит: демократия – власть народа. По сравнению с абсолютной монархией или, допустим, теократией, безусловно, да. Но нужно сделать ряд оговорок. Так, сегодня одним из ведущих принципов демократии являются свободные всеобщие выборы. Победившая сторона, иногда даже не получившая поддержки абсолютного большинства избирателей, и признаётся «народом». Нередко случается, что это относительное большинство оказывается меньшинством в масштабах всей страны или, если угодно, народа.
В итоге выработалось некое правило игры, согласно которому часть населения (или даже его большинство), по своему желанию не участвовавшая в выборах, добровольно принимает результат таких выборов от имени народа и готова подчиниться ему. Полагаем, что это всё же правило игры, а не общественное соглашение, поскольку значительное число избирателей не участвует в выборах отнюдь не в связи с согласием с их будущими результатами, а по множеству иных причин, требующих отдельного обсуждения и осмысления.
Как бы то ни было, очевидно, что в современном мире демократия подразумевает, строго говоря, власть не народа, а в лучшем случае его большинства, в том числе относительного. При этом, как показывает опыт последних лет, перевес может составлять 1-5%, что вообще ставит под сомнение легитимность такого большинства, его моральное право управлять страной, в которой практически каждый второй не согласен с ним.
Порядок и общественное согласие в таких случаях удаётся удерживать часто благодаря тому, что меньшинство всё-таки готово принять победу большинства как своего рода социальный эксперимент: «Пусть попробуют! Посмотрим», – при наличии реального шанса провести свою линию на следующих выборах.
Такой исход возможен, если присутствуют ценности, разделяемые всеми группами населения. В противном случае, когда разногласие между большинством и меньшинством возникает из-за отношения к этим ценностям, победу на выборах одной из сторон сложно признать легитимной; более того, её следствием может стать их столкновение. В истории, в том числе ближайшей, находим множество таких примеров: митинги против результатов президентских выборов в Югославии в октябре 2000 г., попытка военного переворота в Турции 15-16 июля 2016 г. и др.
Таким образом, правильная с юридической точки зрения победа большинства на честных и свободных выборах не всегда является действительным осуществлением власти народа. Иногда она приводит к распаду некогда единого народа или к противостоянию в обществе, что, в свою очередь, может закончиться расколом внутри него. Из этого утверждения следует: упование на демократию как на власть большинства может не оправдать ожиданий, поскольку демократия сама по себе не является достаточным залогом стабильности и общественного единения.
Представительский мандат и этническая принадлежность
В отчётах многих международных организаций, в аналитических статьях специалистов, в официальных документах правительств нередко приводятся данные о вовлечённости в различные представительские институты тех или иных слоёв населения, в том числе по национальному признаку.
Однако зачастую нам приходилось сталкиваться с отказом правительств предоставлять статистику по национальной/этнической принадлежности людей, занимающих должности в общегосударственных или местных выборных органах власти или самоуправления. Причём у нас нет доступа также к данным по уровню занятости представителей различных национальностей, их образования, доходов, обеспеченности социальными благами и другим показателям.
В ответ на подобные запросы Правительство РФ указывает на равенство людей в стране независимо от их национальности и объясняет отсутствие такой статистики невозможностью её сбора. По нашему мнению, чаще всего это плохо завуалированное нежелание: любое правительство умеет собирать подобную информацию и прекрасно ориентируется в ней, когда речь идёт об обороне, национальной безопасности, распределении трудовых ресурсов и т. п.
Мнимое отсутствие таких данных позволяет власти, как нам кажется, обходить неудобные вопросы и скрывать массовую и систематическую дискриминацию, существующую в отношении определённых национальностей, народов, этнических групп, что является темой для отдельного разговора.
Но даже если бы мы владели такой информацией, в нашем случае, как это ни странно, её знание почти ничего бы не дало для понимания того, насколько те или иные народы или этнические группы реально участвуют в управлении государством на общем или местном уровне.
Почему? Ответ очевиден: национальность депутата какого-либо коллегиального выборного органа является такой же второстепенной его характеристикой, как пол, возраст, сексуальная ориентация, цвет волос и глаз, фасон костюма, в котором он приходит на заседания, и его любимая футбольная команда.
Депутат представляет в данном органе общность избирателей, как правило, неоднородную по национальному составу, возрасту, полу, предпочтениям в футболе и т. п. Бывают редкие исключения, когда избирательный округ населён людьми преимущественно одной национальности, и тогда такого депутата можно считать представителем людей этой национальности, да и то с определёнными оговорками.
В современных избирательных системах мы фактически имеем депутата либо как представителя смешанного по национальному составу избирательного округа, либо как представителя политической партии, которая поддержана избирателями данного смешанного по национальному составу избирательного округа. В любом случае депутат не будет представителем той или иной национальности.
Таким образом, в избирательных системах, где нет гарантированного национального представительства, тезис о том, что национально-этнический состав выбранных депутатов отражает национальный состав избирательного корпуса, не просто неверен, это обман (или самообман), не способствующий обеспечению интересов народов или этнических групп, проживающих на данной территории.
К этому следует добавить ещё несколько факторов.
Во-первых, чтобы получить поддержку этнического большинства, депутату нередко приходится отказываться от защиты нужд и интересов меньшинства, из которого он происходит по рождению. То же самое, а иногда и в значительно большей степени, он вынужден делать, чтобы попасть в списки какой-либо общегосударственной партии.
Во-вторых, представитель этнического большинства, проживающего на территории избирательного округа, может вообще не обращать внимания на интересы малых народов и этнических групп, а в случае определённых разногласий подчёркнуто их игнорировать, чтобы укрепить свои позиции в глазах этнического большинства.
Разумеется, в настоящее время любой здравомыслящий политик публично заявляет, что ему безразлично, какой национальности его избиратели, ведь он представляет их всех. Однако, получив мандат от политического большинства (часто совпадает с этническим) в своём округе, даже самый искренний человек стремится выполнить именно его волю и желания.
В-третьих, при решении вопроса о представительстве интересов с помощью определения большинства и меньшинства (см. выше) этническое меньшинство вообще может быть обречено на вечные аутсайдерские позиции в политической жизни. Как известно, баланс между этническим большинством и меньшинством намного более стабилен и долговечен по сравнению с партийным. Особенно ярко это проявляется в современном мире, где массовое уничтожение, изгнание или преследование по этническому признаку признаны международными преступлениями, а миграционные потоки более или менее контролируются правительствами.
Отношение к описанной нами ситуации может быть разным, далеко не все считают её тупиковой.
Продолжение следует…
Надир БЕКИРОВ, кандидат философских наук
Источник: Ученые записки Казанского университета. Серия: Гуманитарные науки (2016, т. 158, кн. 4).
