Влюбленная в жизнь

02.04.202018:56

…Застыла ручка в руке. Как писать? С чего начать? Перед глазами калейдоскоп событий.

18 мая 1944 года, деревня Агъач-Эли (Лекарственное) Симферопольского района. Приказ солдата маме, Сеттаровой Хатидже: «Немедленно собирайтесь в дорогу!» Отец, Эюпов Сеттар, в трудармии. Мама, Ибадла къызы Хатидже, 1909 года рождения, мечется по дому, в голове сумбур. На ее попечении бабушка Фатма и трое детей: Сеттаров Эсфендияр, 1936 г.р, Сеттаров Ленур, 1938 г.р. и я, Сеттарова Улькер 1942 г.р. Мамины сестры с семьями попадают в Узбекистан, где вся семья Эльмаз- тизе в составе 5 человек умирает от дизентерии.


Аджи къартбабай Ибадла и Аджи битай Фатма

Вагон с нашей семьей следует на Урал. Так мы попали в Молотовскую (Пермскую ) область, город Краснокамск. Поселили нас в бараке, каждой семье – комната. Грубо сколоченные нары вдоль стен вместо кроватей. В углу – печка.

Не владеющая русским языком мама должна работать, чтобы прокормить 5 человек семьи. Ее приняли в военкомат уборщицей. Я не знаю подробностей ее жизни в первые годы на чужой стороне. У меня сохранились отрывочные воспоминания.

Мама Сеттарова Хатидже с дочерью Сейяре (сидит) и племянницей Пакизе. Фото 1932г.

Комната с одним окном, занавешенным полярным платком для сохранения тепла. До середины дня я нахожусь в комнате одна. Своей одежды у меня нет, я одета в мамино платье. Хожу вдоль стен по нарам и говорю «по-русски». Мне кажется, что если я скажу «патылджан», «бубер» четко, по слогам, то это по-русски. Мои братья иногда выводят меня прогулку. Их обязанность – заготавливать дрова и приносить какие-нибудь продукты. Случается, что они находят и приносят замерзшую картошку, где много крахмала. Мама из нее печет лепешки. До сих пор у меня сохранился вкус крахмальной лепешки.

Из трудармии возвратился отец. Лежит на нарах, укрывшись шинелью. Его трясет малярия. Мы в страхе прячемся во время приступа. Он для меня чужой. Я его не помню.

В 1947 году нам пришел вызов из Узбекистана, из поселка Вревский (Алмазар) Ташкентской области, где проживали мамины сестры и брат. Мы выезжаем туда.  Под жилье нам отвели часть конюшни. Весь конюшенный двор с постройками населяем мы. Одно теплое воспоминание о том времени: на узких полосочках земли посажены разные цветы и растет-цветет мальва.

Женщины, почти все вдовы, вечером поливают микродворики, полыхающие разноцветьем  клумбочки и затем чинно садятся на низенькие скамеечки. На их головах марлевые косыночки, крашенные ими самими. Спустя столько лет я четко вижу эти картины. С тех пор при виде мальвы, ночной красавицы и других цветов я как бы переношусь в детство.

Мы, дети, бегаем, играем тут же возле своих мам. А мужчины (их очень мало) играют в домино, ведут беседы о жизни.

Наконец, в 1950 году мы построили небольшой дом и въехали в него. Но в 1951 году часть крымских татар поселка снова депортировали в Нижне-Чирчикский район, совхоз «Семеновод», так как СССР выразил желание принять под свою защиту курдов-революционеров из Ирака.

Поселили нас в бараке с земляным полом, с неподшитым потолком. С камышевой крыши падали червяки, жуки, пауки. Опять неустроенный быт. Местные дети бегают рядом с бараком: «Татары-предатели, татары-предатели!» Это уже потом, узнав нас лучше, они становились нашими друзьями.

Жили мы во втором отделении совхоза, школа была в первом отделении. Три километра на протяжении многих лет мы ходили пешком по бездорожью, через камыши, где бродили шакалы. Мне до сих пор снится дорога в школу. На ногах шерстяные носки и резиновые короткие ботики, а летом – юбочка, перешитая мамиными руками из пиджака моего брата, и парусиновые туфли. И мальчики, и девочки носили одинаковые туфли, а зимой одинаковые фуфайки.

Отсутствие витаминов, неполноценное питание, сделали свое дело, я болею рахитом.

Мы с другими детьми отыскиваем среди трав какие-то съедобные, рвем мяту по берегам арыков, а родители варят из них супы с толченой кукурузой, заправляют кислым молоком. Ах, это голодное детство! Белый хлеб с маслом – предел мечтаний.

 Детство! Я выросла, не имея ни одной игрушки. О каких игрушках можно было мечтать, если даже не хватало хлеба? Я ходила в детский сад, но там хлеба не давали. У каждого из нас через плечо висела сумочка, куда утром мама клала либо один, либо полкуска хлеба.

От непосильной работы, от вечных забот и вечной нехватки в 1958 году в 49-летнем возрасте умирает мама. Аллах рахмет эйлесин! Ей, дочери богатого человека (кстати, дважды раскулаченного и высланного на Урал), очень трудно пришлось приспосабливаться к жизни в тяжелейших условиях. Помню, вечерами она читала нам, детям, притчи из Корана, учила нас молитвам. Мы их мало запоминали, ибо советская власть запрещала нам думать о Боге.

В 1989 году во время конфликта в Андижане (куда мы переехали в 1967 году) между узбеками и турками-месхетинцами я приехала с дочерью Севиль-Ольгой, 1977 года рождения, в Крым. Меня приняли в Краснознаменскую школу Красногвардейского района учителем русского языка и литературы в соответствии со специальностью. Нам отвели комнату в бараке (опять в бараке!), в которой не было естественного света. Всем, потом приезжающим учителям давали благоустроенные квартиры. А нам так и не довелось пожить там в человеческих условиях. Затем 8 лет жизни в Симферополе, в общежитии. Аллах! Сколько можно?! Оказывается, можно. И выживаем, и живем.

И только в 75 лет, простояв 20 лет в очереди, я получила свое собственное жилье. Это подарок от Аллаха. Теперь прошу Его дать мне возможность пожить по-человечески как можно дольше. Пусть моя молитва будет услышана. Аминь!

Слева направо: второй
– отец Сеттар Эюпов. Четвертая
– Улькер Сеттарова.

А мой отец, Эюпов Сеттар, умер в апреле 1989 года. Никому из родных старшего поколения не удалось вернуться в Крым. Переехав с дочерью-подростком в Крым, я дала возможность семьям моих братьев Эсфендияра и Ленура последовать за нами. В 1992 году они тоже переселились в Крым. Мы ездили в наше родное село Агъач-Эли. Там, на улице Центральной, под номером 39, стоит наш отчий дом. От тяжелой болезни в возрасте 67 лет умер мой второй брат Ленур. Аллах рахмет эйлесин!


С братом Ленуром. 1961 г.

Ушел из жизни в возрасте 84 лет и мой старший брат Эсфендияр. Из семи детей в семье я осталась одна. Немолодая, больная, но ВЛЮБЛЕННАЯ В ЖИЗНЬ.


Улькер Сеттарова со старшим братом Эсфендияром. Фото начала 80-х годов.

Судьба иногда поворачивалась ко мне лицом: окончив пединститут, начала работать в школе старшей пионервожатой, затем учителем, зам.директора, завучем, директором. Имела звание «Учитель-методист» и высшую категорию. Работала в Узбекистане в обкоме комсомола зав. отделом учащейся молодежи, в областном отделе образования. В Крыму работала директором школы, методистом в районном отделе образования. Проработав 50 лет в школе, уже будучи на пенсии, я ощутила, что такое полноценная жизнь.

Улькер Сеттарова. 1962 г.

Преодолев все тяготы жизни, я чувствую себя счастливым человеком и благодарю судьбу за это.

Послесловие

Вот и закончен удивительный рассказ нашей соотечественницы Улькер Сетаровой. Она написала эти свои воспоминания в начале двухтысячных годов… Видно, судьба, что они опубликованы именно сейчас. Этот рассказ – крик души малолетнего ребенка и в дальнейшем умудренной жизнью женщины. Я неоднократно перечитывал рассказ автора и поражался, как автору удалось описать трагизм ситуации в первые годы депортации глазами ребенка! Здесь, как говорится, ни убавить и ни прибавить. Нам же остается передать читателям некоторые подробности из жизни Улькер-ханым, почерпнутые из ее рассказа, чтобы иметь большее представление о ее биографии.

«Министерству образования в Узбекистане сообщили, что в школе № 46, где я работала, хорошо поставлена воспитательная работа, и меня пригласили в 1980 году на Всесоюзный семинар педагогов в Молдавию, в город Кишинев, где я выступила с докладом. В составе группы участников семинара я была одна, практический работник, замдиректора по воспитательной работе. 1 сентября 1989 г. я начала работать учителем языка и литературы в Краснознаменской школе Красногвардейского района. К тому времени я имела звание «Отличник народного образования Узбекистана», «Учитель-методист» и высшую категорию.

Спустя три года начальник Управления образования предложила мне возглавить коллектив Дубровской школы в должности директора. С февраля 1992 г. по июль 1995 г. я работала там. Затем переехала в Симферополь, а в 2002 г. меня снова попросили вернуться директором в ту же школу. Через два года школу объединили с соседней Полтавской школой, а меня перевели в Райотдел образования методистом. Там же работала и моя дочь, Букина Севиль-Ольга Юрьевна, которая была приглашена сразу по окончании Государственного педагогического университета. Она работала методистом-психологом. А в 68 лет я ушла на пенсию».

В первые годы после переезда в Крым Улькер-ханым с родственниками посетила отчий дом в п. Агъач-Эли. Их благосклонно встретила пожилая женщина, проживавшая в нем. Родственница Улькер-ханым даже показала ей место в подвале, где стоял их сепаратор. Конечно же, описать их состояние при посещении родного дома сложно…

Им хотелось посетить дом еще раз на одной из встреч односельчан… Увы, их уже никто не ждал. А во дворе была большая собака…

Улькер-ханым, как и все наши соотечественники, считает, что мы всегда должны помнить о той трагедии, постигшей наш народ и передавать эту информацию молодому поколению. Этому способствуют такие проникновенные воспоминания, какими поделилась она с читателями.

Подготовил Энвер МУРАТ

Фото аватара

Автор: Редакция Avdet

Редакция AVDET