Депортация началась в 1941-м

13.05.20200:53

О Керченской десантной операции 26.12.1941 – 02.01.1942 гг. … За прошедшее время крымская пресса уже достаточно освятила эту столь же героическую, сколь и бесполезную операцию Великой Отечественной. Предлагаемые вашему вниманию воспоминания участника этих событий, ветерана войны И. Фахры, откроют те страницы истории «освобождения Крыма», о которых историки и сегодня предпочитают не говорить.

Шла первая осень Великой Отечественной войны.

В сентябре-октябре 1941-го под натиском превосходящих сил фашистских полчищ часть советских войск отступила через Керченский пролив на Кубань.

Керчь днем и ночью подвергалась ожесточенным бомбардировкам и артиллерийскому обстрелу.

В начале декабря наш полк передали саперному батальону, и мы прибыли в Темрюк. Там учились рытью траншей, окопов и обращению с минами. Помню, стоял трескучий мороз, даже соленая морская вода замерзла. 29 декабря нас подняли по тревоге, и мы двинулись по непрочному льду Азова в сторону Керчи, шли вереницей и другие части на освобождение Крыма.

Под неожиданным ударом передовых частей 51 Армии и других соединений войск и флота фашисты поспешно отступали на Запад по Керченскому полуострову. Но уже в районе Семи колодезей враг опомнился и остановил продвижение советских войск. Мы перешли в оборону. Начали рыть траншеи, строить блиндажи, минировать линию фронта.

Пополз слух среди красноармейцев, что фашисты в Керчи и ее окрестностях расстреляли много мирных жителей, и это меня очень беспокоило. Я обратился к командиру части с просьбой отпустить меня на сутки домой, так как мои родители оставались в поселке Камыш-Бурун. По прибытию я обнаружил наш дом разрушенным, женщины рассказали о том, что мои переехали в село Самострой, что рядом с поселком. Когда я стал приближаться к Самострою, женщины-татарки с криком и рыданием стали бежать ко мне навстречу, а за ними – мои сестры Бейе и Ремзие, и моя мать, которая, не добежав, упала и потеряла сознание от волнения. Все плачут, проклинают немцев, обнимают меня. Когда мама пришла в сознание, сестры рассказали, что фашисты всех мужчин и мальчиков угнали в Керчь и на станции Багерово расстреляли около 8 тыс. человек: русских, украинцев, евреев с женами и детьми, крымских татар, среди которых были мой старый отец и брат. Я, видевший много крови и убитых на войне, сейчас удивляюсь, бесстрашию моих сестер, перебравших гору окровавленных и окоченевших трупов, пока искали тела отца и брата.

На второй день я вернулся на передовую. Немцы продолжали ожесточенные и беспощадные бомбежки наших передовых линий и тылов.

В один из дней командир взвода говорит мне: «Получи у старшины роты сухой паек и иди в штаб батальон». Когда я явился туда, там были несколько десятков крымских татар и красноармейцы кавказской национальности. От штаба нас повели еще на какой-то сборный пункт, где уже было много моих земляков-татар. К вечеру нас привезли на Камыш-Бурунскую пристань и погрузили на борт какого-то большого корабля. На борту корабля было около двух тысяч солдат, преимущественно крымские татары.

Почему нас сняли с фронта, куда нас везут, почему одни крымские татары? Толком на эти вопросы никто ответить не мог. На рассвете мы были в Новороссийске, а следующие сутки, в течение которых пережили страшный артобстрел фашистов, мы уже были в военном лагере на заснеженной горе над Тбилиси. Потом мы узнали, что сюда прибыли еще несколько партий крымских татар. Холодный мартовский ветер, метет снег, а нас поместили в брезентовые палатки. Спали, не разувшись и не раздевшись. Здесь военному делу не обучали, кормили три раза в день пшеничным супом.

Через 10 дней ночью мы спустились с гор на железнодорожную станцию. Там стоял состав из 50 товарных крытых вагонов и в каждый нас помещали по 50 человек, подавляющее большинство снова – крымские татары. Пока состав двигался от Тбилиси на юг, мы думали, что нас везут в Иран, там стояли советские войска, очевидно, для охраны грузов, поступавших из США. Но когда прибыли в Баку и стали двигаться на север, стало известно, что нас везут на фронт.

Но какой смысл перевозить нас, крымских татар, с фронта на фронт? Это уже потом, через много лет я понял замысел Верховного главнокомандующего. Сталин не хотел, чтобы мы участвовали в освобождении Крыма, так как ему нужна была причина для предстоящего выселения всего крымскотатарского народа. Поэтому от нас решили избавиться, а еще лучше просто истребить, отправив на самый тяжелый участок фронта.

Ехали мы целый месяц через Москву, по освобожденной Калининской области, и на какой-то станции Новгородской области разгрузились и прошли еще несколько дней по лесам и болотам и прибыли в 45-ю Стрелковую бригаду, которая стояла на передней линии самого правого крыла Северозападного фронта. Был уже апрель 1942 года, снег еще лежал на земле, а под снегом – незамерзшая болотная вода. Нас разбили по ротам и батальонам, кушать давали 100 г сухарей и по пачке концентрата пшенной каши. На пять солдат приходилась одна винтовка и пять патронов. Дорога в лесах – настеленная из бревен, очевидно, поэтому и невидно ни танков, ни тяжелой артиллерии. Окопаться нельзя – вода, траншей строить также нельзя.

Скоро 1 мая – праздник. В честь праздника – наступление. Рано утром прочитали политработники приказ о переходе в наступление войск по всему фронту. Небольшая артиллерийско-минометная подготовка и «Ура-а-а! За Родину! За Сталина! Вперед!» Поднялись, пошли, но фрицы такой бешеный огонь открыли из пулеметов и автоматов, а затем и минометов, что наших ребят как серпом косило. Назад отползти нельзя, раненых вынести с поля боя невозможно – сплошной огонь над головой.

С наступлением темноты огонь убавился, раненые, кто мог, и живые вернулись. Ночью послали группу красноармейцев за винтовками на поле боя – они притащили на плащпалатках несколько раненых. 2 мая опять наступление, опять тот же ужас. После этих боев из пополнения в полторы тысячи крымских татар в строю остались десятки.

А потом начался настоящий голод, кромки сухарей делили между солдатами ложками, варили сами щавель и крапиву, ни круп, ни картонки, ни соли. Воины в сожженных немцами селах искали под обломками домов шкуры животных, зерно, картонку. У людей отекали руки и ноги, опухали лица до неузнаваемости, они умирали, как мухи.

Мне повезло: перевели в комендантский взвод по охране комбрига, у которого поваром был мой земляк из Дерекоя Рустем Катранбуюк. Он и давал мне остатки каши и тем самым спас меня от голодной смерти.

Летом, когда бригаду сняли с передовой для вторичного пополнения из крымских татар, кроме Рустема, я уже никого не видел. Остальные мои земляки навечно остались в болотах северо-запада и в лучшем случае, некоторые ранеными ушли в госпиталя…

Вот так уже в начале войны Сталин готовился освободить Крым от его коренного населения.

И. ФАХРЫ, участник ВОВ, ветеран 51 Армии, г. Джанкой, ул. Степная, 5

От редакции

Мы полностью разделяем мысль автора письма о том, что еще задолго до 44-го года «отец народов» готовил планы депортации крымских татар с полуострова и геноцида над ними.

В подтверждении этого публикуем фрагмент секретного постановления № ГОКО -, 1828 сс Государственного комитета обороны от 29 мая 1942 года, в первом пункте которого указано: «В дополнение к ранее проведенному выселению из г.г. Краснодара, Новороссийска, Туапсе, Анапы и районов Таманского полуострова иностранных подданных и лиц, признанных социально-опасными, провести в двухнедельный срок в том же порядке выселения этой категории лиц из городов и населенных пунктов Краснодарского края (Армавир, Майкоп, Кропоткинская, Тихорецкая, Прмморско-Ахтарская, Ольгинская, Лебединская, Петровская, Варениковская, Тоннельная, Шапшугская, Лазаревская, Павловская, Крымская, Тимашевская, Кущевка и Дефановка) и Ростовской области (Ново-Батайск и прилегающие к Краснодарскому края районы Азовский, Батайский и Александровский). Выселения в административном порядке подлежат, кроме лиц признанных социально-опасными, также лица немецкой и румынской национальности, крымские татары и иностранно-подданные (греки)»

Фото аватара

Автор: Редакция Avdet

Редакция AVDET