Исторические предпосылки этнической конфликтности и этнической толерантности

07.10.202014:45

(в сокращении)

В конце 80-х и начале 90-х годов впервые за много десятилетий славянское (христианское) население Крыма столкнулось с мусульманским. С этого же времени этнические проблемы Крыма относятся к числу наиболее сложных. При этом, с одной стороны, о Крыме все чаще говорят, как об одном из потенциально этноконфликтных регионов, с другой – Крым упорно завоевывает славу своеобразного полигона, школы современного многонационального развития через цивилизованное преодоление возникающих трудностей. Можем ли мы найти общие демо-исторические закономерности возникающих этноконфликтов и насколько такие закономерности характеризуют обстановку последнего десятилетия в Крыму?

На примере крымской истории последнего десятилетия можно проследить, как по мере нарастания трансформаций в этническом составе населения увеличивалось количество публикаций различного уровня на демографические темы в национальных изданиях. Более того, один из основных конфликтных разломов между крымскими этносами проходит по линии «сколько нас – сколько их»: было, есть, прогнозируется.  Буквально каждый вопрос, касающийся культуры, языка или отношения к средствам существования в конечном итоге вызывает такие численные сопоставления.

Еще в конце 80-х гг. стало понятно, что именно в треугольнике взаимоотношений «украинцы – крымские татары – русские» на полуострове находится эпицентр этнопротиворечий. Рассмотрим тот этап этнодемографического развития, на котором находятся эти народы.

Русские и украинцы в этом анализе выступают как единый массив, несмотря на некоторые различия, их крымская судьба была очень близка, они не испытали деструктивного влияния депортации и репатриации. Последнее событие также стало испытанием для крымскотатарского народа. На половозрастной структуре этого населения отразились годы Второй мировой войны и послевоенный компенсаторный подъем рождаемости, т.н. «беби-бум». Соответственно, с определенной периодичностью эти явления проявляются до настоящего времени в виде меньшего и большего количества родившихся, что является реакцией на меньшее, а затем большее количество контингента родителей и прародителей. До Второй мировой войны продолжительность жизни в Украине была значительно ниже, чем в развитых странах. В результате позитивных изменений в динамике смертности и рождаемости, в конце 60-х годов продолжительность жизни в Украине была даже выше, чем в развитых странах мира. Далее в Украине продолжительность жизни стала уменьшаться, тогда как в развитых странах — повышаться. В 1992 году в Крыму, как и в целом в Украине, показатели рождаемости превысили показатели смертности. Таким образом, русские и украинцы, составлявшие в то время абсолютное большинство среди населения Крыма (92,7% в конце 80-х), перешли к современному типу демовоспроизводства, но начавшийся кризис приостановил возможные дальнейшие позитивные перемены и современное славянское население полуострова имеет минусовый прирост.

Какие особенности деморазвития, продуцирующие этноразнообразие и этноконфликтность присущи крымским татарам? Крымскотатарский народ в своей возрастной структуре имеет значительные утраты, связанные с войной, а затем и депортацией. Показатели воспроизводства населения в годы войны и в первое послевоенное пятилетие в условиях депортации очень сходные. Примерно с середины 50-х и до середины 60-х гг. население переживало подъем рождаемости, окрашенный влиянием традиционного среднеазиатского воспроизводства населения. «Беби-бум» 50-х – начала 60-х гг. для крымских татар, находившихся в это время в местах принудительного выселения, имел свои особенности. Это сравнительно постепенный процесс нарастания высоких показателей рождаемости с начала 50-х и длился он до середины 60-х гг. с пиком прироста в 1960-1965 гг.

Далее следовал период падения прироста населения, когда фактически взаимно наложились такие явления, как прекращение послевоенного «беби-бума» и влияние военных утрат рождаемости, что сказалось на численности поколения молодых отцов, и, наконец, естественный процесс перехода к современному типу воспроизводства.

На время активного возвращения крымскотатарского народа на родину, примерно на начало 90-х годов, пришелся один из очередных периодов снижения рождаемости, как следствие старых утрат в возрастной структуре. Но еще большее значение для кардинальных перемен в демовоспроизводстве имела репатриация.

Нам доступна статистика смертности и рождаемости в целом в среде крымскотатарского и татарского населения Крыма по материалам Рескомстата АРК. Доля именно татарского населения в таком учете с притоком крымских татар менялась. Этот момент необходимо иметь в виду. Второй фактор, который будет влиять на статистические выкладки – это влияние возрастной структуры крымскотатарского населения в Крыму в зависимости от половозрастных особенностей миграции.

Расчеты показывают, что в целом татарское население Крыма в 1989 г. имело общий коэффициент рождаемости от 17,7 до 20,2‰ и общий коэффициент смертности 4,7-5,4‰, коэффициент естественного прироста, таким образом, равнялся 13-15 промилле. Наши расчеты, очевидно, близки к истине, так как в рамках проекта «Государственная программа возвращения крымских татар» на 1991-1995 гг. по данным статистики, полученной в Средней Азии, коэффициент естественного прироста для этого населения был принят 20 ‰.

Сравним, в Узбекистане в 1983 году общий коэффициент рождаемости равнялся 35,3‰, смертности – 7,5, и естественного прироста – 27,8. К Крыму, соответственно, – 17,1; 9,8 и 7,3‰.

Репатриация стимулировала переход крымских татар к современному типу воспроизводства, в настоящее время они имеют коэффициент естественного прироста около 3‰. Такой процесс не есть для крымских татар привнесенным или эндогенно не присущим им, однако общественное национальное самосознание противится этому, воспринимает данный переход как национальную утрату, связывает с неэффективностью государственной помощи крымским татарам. Но о закономерности процесса демографического перехода в среде крымских татар говорит тот факт, что он осуществляется в большей мере за счет понижения рождаемости, и в незначительной мере – за счет роста смертности. В абсолютных цифрах показатели смертности среди крымских татар за последние годы выглядят следующим образом: 1995 г. – 1510 чел.; 1996 – 1592; 1997 – 1445; 1998 – 1335; 1999 – 908 человек*.

 Отметим, что именно понижение рождаемости на заключительном этапе перехода к современному типу воспроизводства является обычным явлением. Тема депопуляции в стране имеет обширную литературу, мы же выделяем главное: естественное развитие демовоспроизводства и этновоспролизводствакрымскотатарского населения проходило, несмотря на лишения депортационного периода, в русле европейского типа при достаточно быстрой смене типа воспроизводства. Этот вывод согласуется с тем, что крымскотатарский народ по своей ментальности всегда тяготел к европейской культуре, может даже в большей мере, чем иные мусульманские народы. Крымскотатарский народ в европейском этнокультурном пространстве выполнял роль своеобразного мостика между миром цивилизаций западных, славянских и восточных.

Таким образом, в самой системе демоэкономического развития в Крыму, если условно «за скобками» оставить этнический фактор, фактически не должно быть столь глубоких противоречий, которые заведомо приведут к конфликту. Однако при переходе на уровень демоэтнический проявляются три основных момента, которые специфически влияют на развитие и в ближайшие десятилетия будут определять этноконфликтогенность.

Во-первых, наиболее общим знаменателем процессов выступает такая их характеристика как определенная незавершенность этногенеза крымских татар и украинцев при фактически совершившемся переходе к современному типу демовоспроизводства. Раннее существовавшие исторические условия не позволили ни украинцам, ни крымским татарам завершить этническое развитие с оформлением государственности.

При этом разнонаправленность векторов дальнейшего этногенеза (возрождения этноса на своей родине, в Крыму) и перехода к современной системе воспроизводства у крымских татар выступает настолько ярко, что переживание ситуации как на личностном уровне, так и на уровне общественного сознания несет огромный конфликтосодержащий потенциал.

Во-вторых, нарушения, связанные с депортацией-репатриацией. Прежде всего, они касаются крымских татар, однако, подход был бы односторонним, если бы мы не учитывали влияние этих событий на все общество. Мы привыкли слышать, что в какой-то мере «украинское государство помогает» обустройству репатриантов. Это верно, но с точки зрения демоэкономики не достаточно точно. Государство – это только часть общества, и сами крымские татары входят в это общество. Они не могут не быть ответственны за состояние процессов, происходящих в нем.

В-третьих, существуют «русские в Крыму» и «русские в России». Демоэтнически теперь это разные составляющие русского этноса в целом (в известной части), а также по отдельности: русского этноса в составе России и русского этноса в составе Украины.

Примем во внимание эти факторы и продолжим анализ каждого из трех основных этносов Крыма с точки зрения продуцирования этнопротивостояния и поиска норм этнотолерантности.

Русская культура и этнос, лидировавшие на протяжении многих десятилетий и даже столетий, безусловно, сыграли своеобразную мессианскую роль в культурогенезе многих народов. Но ведомые ранее нации и народы, особенно за пределами России, имеют право идти своим путем. Лучшие из представителей русского этноса всегда отстаивали возможность свободного развития других, несмотря на возможные утраты со стороны самих русских.

Исходя из задач современной этноконфликтологии, построенной на принципах гражданского общества, речь должна идти о соединении имеющегося позитива в русской культуре, предоставлении дальнейших возможностей для ее (культуры) развития в Крыму. Одновременно речь должна идти о воспитании представления о необходимости параллельного развития и других, пусть менее представительных в статистических демоэтнических параметрах культур.

Кнфликтологические семинары-тренинги, проведенные в Крыму в 1999-2000 гг., позволили выявить определенную корреляцию между принадлежностью молодежи к одному из трех ведущих этносов Крыма и условными признаками толерантности, моделируемыми во время учебной игры. При построении игровой модели толерантности использовалась исследовательская гипотеза «абсолютной толерантности». В ней мы исходили из того, что в реальных условиях применительно к конкретному этносу абсолютная толерантность — нонсенс, так как подразумевает отказ от собственной этничности. Однако применительно к конкретной личности, как свидетельствует исторический опыт, возможны значительные вариации переживания собственной этничности вплоть до трансформаций этнической самоиндентификации, связанной с переменой места жительства, имущественным или иерархическим положением, сменой семейного статуса (женитьба-замужество), выполнением миссии помощи угнетенным и др. Указанные вариации использовались как модельные ситуации трансформаций в этнической самоидентификации личности. Оказалось, что в Крыму наиболее легко соглашаются с изменением своей национальности украинцы, затем русские, и далее — крымские татары. Русские, как правило, принимали модель изменений в имущественном положении (мужчины) и семейном статусе (женщины). Первое отражает древнейший архетип построения этнотолерантности (потребности/выгода от взаиморазвития) и, возможно, может стать одним из главных условий успешного предотвращения и разрешения этноконфликтов в наше время.

Украинцы в целом имеют аналогичные с крымскими татарами задачи. Сказалась и общность их исторических судеб, (а вовсе не заигрывание украинцев с крымскими татарами, как может показаться) и совпадение фаз демоэтнического развития (этногенетические процессы продолжаются, но демографические процессы перешли или переходят в фазу минусового прироста населения).

 Исходя из посылок, принятых нами выше (национальная культура – это, в том числе, противоречия при контактах с иными культурами), отметим, что украинский этнос сегодня ровно настолько этнос, насколько он противится русской культуре. Очень важно найти в таком противлении параметры, которые соответствовали бы принципам современного гражданского общества. Такой поиск не может быть односторонним, здесь много действующих лиц и одна из основных ролей принадлежит русским. Истории же суждено будет рассудить, совместимо ли украинское терпение с качествами народа-строителя государства.

Крымские татары. Не только социально-бытовые трудности, привнесенные извне, приходится сегодня преодолевать этому этносу. Противоречия в демоэтническом развитии могут надолго законсервировать весь спектр противоречий внутри самого этноса, сыграть роль аккумуляции психологических черт «обиженного народа». В менталитете крымских татар издревле присутствуют два противоречивых начала, которые были развиты в годы депортации. Во-первых, демократичность и толерантность к иным культурам, европейский менталитет, умение соединять разнонаправленные векторы цивилизаций и культур. Во-вторых, азиатский авторитаризм и желание именно этнического господства во всех сферах жизни, попытка решать проблемы через их «переживание» внутри своего этноса.

Обратим внимание на результаты иного опроса, также проводимого во время конфликтологических семинаров по теме «Гражданское общество. Культура демократии». Семинары проходили летом 2000г. для активистов общественных организаций и органов местного самоуправления районного уровня. Большинство участников семинаров независимо от их национальности считали, что крымскотатарские независимые объединения, организации, сообщества больше других готовы к действиям в рамках гражданского общества. Объяснение этому может быть только одно. Это тот опыт, который приобрел народ во время противостояния власти во время борьбы за свои права, что и положило началу формирования современного гражданского общества в среде крымских татар.

Справедливость такого вывода подтверждается известной реакцией мирового сообщества на активную деятельность крымскотатарских НГО – независимых негосударственных организаций, столь привычных для современной политической западной культуры и составляющих одну из неотъемлемых черт западной демократии. Второе подтверждение находим в недалекой истории конца 80-х — начала 90-х гг., когда у правительственных зданий в Крыму впервые появились палатки. Это были палатки репатриантов крымских татар. Тогда свершилось событие, недостаточно оцененное конфликтологами. Крымские татары смогли переломить негативное отношение толпы к себе, к факту репатриации. Многомесячной организованной работой по разъяснению своих требований возле палаточных городков, выдержкой и доброжелательностью они учили не только Крым, но и Украину в целом, Россию, иные республики, а затем независимые страны СНГ. Приезжавшие на отдых, воочию убеждались в безопасности пребывания в Крыму. Страх перед неизвестным был снят современными цивилизованными методами.

В любом случае, как бы законодательно не решился вопрос о статусе Крыма, полуостров останется поликультурным и многонациональным потому, что иным он никогда не был, даже во времена крымскотатарской, русской или украинской государственности. Государственность для этноса, который желает быть титульным в многонациональной стране, всегда (а тем более в современном гражданском обществе) означало только то, что этот этнос должен быть готов к отказу в известном смысле от собственной этничности.

Соответственно, формирование государственности крымских татар лежит не в направлении борьбы за этническое крымскотатарское государство, а в направлении поиска взаимосогласия, возможно под эгидой крымскотатарского этноса. Перемены в статусе крымской государственности, желаемые лидерами крымских татар, могут произойти лишь в том случае, если все этносы Крыма увидят в этом для себя приемлемый, возможно даже полезный вариант развития событий, и если будут уверены в собственной безопасности. Моноэтническая автономия любого этноса не устроила бы сегодня остальные этносы и мировое сообщество. Поэтому вопрос политических изменений статуса Крыма – это вопрос времени.

Для крымских татар в демоэтнической перспективе развитие предполагает такие качественные изменения, которые при прочих благоприятных посылках  могут дать достаточно стабильный положительный эффект. В ближайшие 5-10 лет в возрастной структуре крымско-татарского населения должны произойти следующие изменения. Будет и далее уменьшаться численность детей младших возрастов и постепенно уменьшится относительное количество живущих в старших возрастах. Однако такие измерения не будут в ближайшее десятилетие носить характера депопуляции. По сути, т.н. «демографическая нагрузка» (соотношение численности нетрудоспособной и трудоспособной частей населения) в среде крымскотатарского населения может оказаться исключительно невысокой, способствующей эффективному увеличению материального благосостояния семей.

Далее в семейно-брачные отношения вступает значительный по численности контингент молодых людей 16-25 лет, чье рождение пришлось на годы подъема рождаемости у крымских татар конца 80-х – начала 90-х. Поэтому можно ожидать наступления очередного этапа увеличения численности детей, а также появления значительного количества молодого трудоспособного населения, наряду с сохранением достаточной численности трудоспособных в возрасте 25-30 лет и старше. Если к этим годам крымскотатарское национальное движение сохранит и приумножит свой духовный потенциал, мы можем стать свидетелями исполнения чаяний многих поколений этого народа на счастливую жизнь у себя на родине. В принципе, для решения многих задач этнического развития в условиях демократического гражданского общества численный перевес этноса не требуется.

 Таким образом, помощь в реинтеграции крымских татар в крымское сообщество должна включать проведение этно-демографической политики, одна из основных задач которой – разъяснение смысла тех демографических и этнических процессов, которые переживает крымскотатарский народ с позиций современного гражданского общества, предотвращение нежелательных конфликтообразующих перекосов в трансформационный период.

 Вышеизложенные прогнозы основаны на предположении о сохранении существующей этнополитической ситуации, направленной в целом на такой процесс интеграции, когда все заинтересованные стороны способны идти на компромисс, когда будет расти уровень общего благосостояния на основе раскрепощения внутрихозяйственных экономических механизмов.

 В какой ситуации возможна вспышка роста численности крымскотатарского населения в Крыму? Практика показывает, что в отрыве от воздействия на глубинные механизмы, регулирующие потребности в изменении численности населения, любые пропагандистские демоэтнографические проекты и программы, даже подкрепленные финансированием, не могут дать значительного эффекта. Исходя из вышеизложенного очевидно, что такая ситуация может сложиться прежде всего в случае разрушения до определенного уровня производительных сил, значительного и длительно развивающегося падении уровня жизни, сопряженном с увеличением смертности, особенно смертности в детских возрастах. Таким образом происходит развитие по сценарию: «бедность плодит детность». Во-вторых, ситуация может быть спровоцирована затяжным и длительным вооруженным конфликтом. Весь опыт взаиморазвития крымских этносов свидетельствует о невозможности такого поворота событий без стороннего влияния.

А. Е. КИСЛЫЙ, доктор исторических наук, археолог, демограф, социолог

Фото аватара

Автор: Редакция Avdet

Редакция AVDET