Глазницы далёкого предка, излучающего укор
О чём поведали узкочерепные орбиты
…Летом 1993 года мне довелось стать участником археологической экспедиции, работавшей рядом с известным памятником природы, который, одновременно, пещерный город Бакъла в окрестностях древнего села Тав-Бадракъ (в 1948 г. варварски переименовано в Скалистое).
Экспедиция была организована Крымским отделением НИИ Востоковедения (Киев) имени Агатангела Крымского. По прошествии стольких лет захотелось рассказать об одной мимолётной, но весьма значимой истории, которая в последнее время настойчиво всплывает в моём сознании.
Как-то, проснувшись ранним утром, когда лагерь ещё спал, я вышел из палатки – тихо, чтобы не разбудить моего друга и коллегу Ибраима Абдуллаева (к горькому сожалению, он рано ушёл из жизни, успев немало сделать как историк и журналист, однако не всё из всего задуманного осуществил – конечно, мог сделать ещё больше).
Взяв самодельный шест для физических упражнений и разминаясь, я направился по невысокой траве к грунтовой дороге, прочищенной грейдером незадолго до начала нашей экспедиции. Выйдя на дорогу, я продолжил упражнения с шестом и движение вперёд.
Правая сторона дороги представлялась стеной выше моего роста – она состояла из известнякового грунта, промытого майскими дождями. Левая уходила пологим склоном в сторону нашего объекта.
Вдруг мой взгляд упал на порубленные ножом грейдера конечности человеческих костей. Между ними, как бы с укором, на меня глядели пустые глазницы черепа нашего далёкого предка…
Прочтя молитву, я аккуратно извлёк из стены торчащие кости и череп, который оказался целым. Он был аланского типа – с искусственной деформацией: в этом известном племенном союзе существовал так же известный обычай: детям посредством определённых манипуляций удлиняли голову.
Это была не просто традиция, а больше – для удобства при ношении головного убора особой формы. У предков нашего народа издавна отмечались представители и круглоголовых, и длинноголовых типов.
Я задумчиво уставился в пустые орбиты, надо полагать, замечательного предка. Его глазницы отвечали будто с упрёком. И мне на ум тогда пришла горькая мысль: народ, который не в состоянии защитить даже прах своих предков, видимо, подвергается проклятию их духов.
Я поспешно вернулся в лагерь за лопатой, и мы вместе с Ибраимом перезахоронили останки, так думается, крымского алана.
Коль речь пошла о той экспедиции на Баклу хотелось бы пояснить читателю о её цели. Перед нами была поставлена задача исследовать разграбленные в разное время чёрными археологами купольные могильники. Такой тип захоронения уходит корнями во II тысячелетие до нашей эры.
После трагических событий мая 1944 г., когда весь наш народ лишили родины и Крым почти обезлюдел, сюда из глубин России, в целях закрепления «итогов» бесчеловечной акции, стали завозить, обещая подъёмные и иные блага, а также преследуя сугубо политические цели, вконец обнищавших за годы войны людей.
Чтобы оправдать чудовищное преступление, совершённое на полуострове, власть организовала в 1952 году в Симферополе специальную выездную всесоюзную конференцию по истории во главе с «авторитетом» – академиком Рыбаковым. На конференции он дал идеологическую установку для будущих исследователей прошлого Крыма: в его новой, переписанной истории и духу от крымских татар не должно остаться.
И вот, после стольких лет стараний, к началу нашего массового возвращения в Крым действительно духа крымтатар здесь почти и не осталось. Кладбища были стёрты, топонимия почти полностью изменена, памятники культуры разграблены и разгромлены.
От нашего древнего этнического древа в историческом плане оставили голову и верхнюю часть туловища, сделав её к тому же как бы полой. Из неё и остальных частей прежнего тела, как не имевших к нему отношения, вывели множество разных племён и народов: киммерийцев, тавров, скифов, алан, готов, сарматов и других, которые некогда пожили в Крыму, а потом, якобы, неизвестно куда «исчезли».
Нам оставили право довольствоваться только «татарским» – то есть «варварским», «разбойничьим» прошлым, что тоже укладывалось в их логику исторического обоснования депортации.
Теперь же Крым, совершенно в духе установок той жёстко политизированной фальсификаторской конференции почти семидесятилетней давности, вновь объявляют исконно русской землёй, а древний Херсонес сакральным центром русского православия и в целом духовности.
При этом в качестве главного аргумента абсолютно бесцеремонно, безо всяких сомнений ссылаются на то, что князь Киевской Руси Владимир будто бы в Херсонесском христианском храме крестился. Почему-то эти историки и политики «стесняются» упомянуть одну важную деталь: во время своего набега – по-другому не назовёшь – в том числе на Херсонес, князь разграбил и богатый город, и сам византийский храм.
Вместо:
«Вот это мой Крым!!!» – душераздирающий крик
После известных событий в Москве на Красной площади, имевших место летом 1987 года, наш народ словно проснулся от долгой спячки (кто-то назовёт это дрёмом) для самых решительных действий с целью возвращения в Крым.
В конце августа после семейных дебатов я выставил дом на продажу. В этом доме, построенном в узбекской махалле г. Пскента (Ташкентская область), мы прожили с 1980-го по декабрь 1987 года.
Соседи к нам относились с большим уважением. Здесь вспоминается одно обстоятельство, которому я в то время не придавал значения. Узбеки, особенно из числа старшего поколения, обращались ко мне, например, когда звали на хашар (общественные работы, субботник) чистить каждой весной арыки, не иначе как: «О, къырым! Чыкъ арыкъны тозалашка!». Соседи никогда не называли нас крымскими татарами или просто татарами…
Когда дом в конце декабря был продан, после некоторых приготовлений, 1-го марта 1988 года я прилетел в Симферополь. Никто здесь ни меня, ни моих соплеменников явно не ждал.
В этом я убедился через несколько дней, когда утром 6-го марта на железнодорожном вокзале меня и других моих соотечественников, совсем как неких людей второго сорта, наряды милиции стали задерживать и запихивать в пригнанные заранее автобусы.
Продержав в автобусах более трёх часов, нас всех вывезли из Симферополя и высадили в окрестностях посёлка Зуя. Как потом выяснилось, в этот день известный активист Бекир Умеров с соратниками собирался провести митинг в центре Симферополя.
Несмотря на все сложные перипетии, до конца марта удалось найти дом для покупки в селе Акътачи-Къыят (Белоглинка) Симферопольского района. Оставив хозяйке дома задаток, 1-го апреля я вылетел в Ташкент. В течение 20-ти дней, отправив основные пожитки контейнером в Симферополь, сам 21-го апреля выехал в Крым на своём «Москвиче».
Со мной также выехал дядя моей супруги Исмет агъа, который намеревался найти дом в Крыму и переехать на Родину. Мы решили ехать по известному (южному) маршруту: Туркмения, затем паромом на Баку, далее почти весь Северный Кавказ и – конечная переправа, Керченская.
Проведя после выезда в дороге весь день, часам к пяти вечера мы уже подъехали к узбекско-туркменской границе, которая проходила через Аму-Дарью. На последний паром мы опоздали – он уже отплыл, и нам пришлось ждать следующего до утра.
За нашим «Москвичом» остановились белые «Жигули». За рулём был примерно моего возраста туркмен, а в салоне его немаленькая семья – жена, мать и пятеро или шестеро детей.
К утру следующего дня следом за нами скопилось множество машин. Утром, где-то за час до парома, мы с Исмет агъа, позавтракав, вышли из машины и стали беседовать между собой на родном языке.
Дул приятно бодрящий ветерок. Вокруг простиралась бескрайняя пустыня, которую пересекала, как бы деля её на две огромные части, Аму-Дарья с её бурным, завораживающим взгляд, потоком мутной воды. Пустынный простор скрашивали несколько деревьев, растущих у берега, и внушительная колонна скопившихся машин.
И вот, когда мы, нельзя сказать, чтобы тихо, разговаривали между собой, к нам подошёл хозяин белых «Жигулей». Он поздоровался и спросил на туркменском языке, куда мы едем. Я ответил ему на своём: «Биз ватангъа – Къырымгъа кочемиз!».
После моего ответа, выдержав некоторую паузу, туркмен вдруг, как-то так театрально, широко развёл обе руки в стороны и искренне, с непередаваемым пафосом, с невыразимой гордостью сказал – почему-то по-русски: «Вот это всё – моя земля!!!».
И вот, по прошествии более тридцати лет своей жизни в Крыму, этот туркмен до сих стоит перед моими глазами – живой, колоритный, патриотичный. От горечи, что я до сих пор не могу, как он, воскликнуть: «Вот это мой Крым!!!», хочется в своём горестном бессилии издать душераздирающий крик…
Вокруг Солнца – с Луною в паре –
Бороздя космические дали,
Кружит без устали Шар Земной,
Став колыбелью и родным домом
Для всего живого и разумных homo…
О, человек! – Коль ты разумен,
Неужель удел Земли – из всех планет
Единственная, с уникальным ЭКО –
Зреть сеющих зло на ниве жизни,
С тяжёлой ношей людских печалей…
Э. Сеферов
В качестве пищи для размышлений: углубимся в фольклорную память нашего народа и упомянем следующее. Некогда горный Крым окружало морское пространство, которое называли Тетис и которое переводят как «жуткий». Известно, что на крымском языке тетис и сегодня означает жуткий, противный…
Энвер СЕФЕРОВ
