В середине XV века, московские князья признали себя младшими братьями рода Гираев, а крымских ханов своими царями. Одновременно они заимели поддержку и покровительство правящей династии, а также определенные права и обязанности по «собиранию земли золотоордынской» в новое единое государство во главе с Гираями. Известно, что Иван III в знак своего вассального положения перед крымским ханом, принес на Библии присягу на верность дому Гираев, признав их наследниками рода Чингиз-хана. Эта присяга строго соблюдалась вплоть до 1700 года, и Московия платила дань Крымскому Ханству, как своему суверену и хозяину. Влияние Крыма было столь велико при московском дворе, что Иван III, а затем и его наследники, подчеркивая особое значение крымского хана, устроили Крымское посольское подворье в самом Кремле. Такой привилегии не удостаивалась ни одна держава.
Крымские сюзерены московских вассалов
Крымское Ханство, возникшее в середине XV столетия, охватило огромные территории всего Северного Причерноморья, а с 1480 года вступило в права наследования земель бывшей империи Чингизидов – Золотой Орды, куда официально, со времен Ивана Калиты, уже входило и Московское княжество. Но российские историки утверждают, что именно с этого года Московия стала независимым княжеством, и упорно обходят молчанием факт автоматической зависимости Москвы от Крымского Ханства. А между тем, как бы ни скрывали этого обстоятельства, а роль ханов при дворе московских князей неоспоримо велика. Об этом красноречиво сообщают летописи и записки иностранных путешественников и дипломатов.
Впервые официальные отношения Крыма и Москвы устанавливаются в 1474 году. С этого времени крымский хан Менгли Гирай начинает контролировать нового вассала и регулярно отправляет в Москву своих послов. Несколькими годами позже в «Симеоновской летописи» упоминается, что в Москву прибыло посольство в 50 человек и «полшеста ста» (550) гостей (купцов), которое было размещено в Кремле.
Из тех же летописей известно, что русские бояре выезжали навстречу к послам из Бахчисарая и ожидали их на дороге называемой поклонной горой. Со временем эта дорога стала именоваться Крымской, поскольку это был самый короткий путь из Крыма, ныне это Серпуховское шоссе. Далее все следовало по протоколу, который хорошо описал Михалон Литвин литовский публицист XVI века. Великий князь выходил за город навстречу прибывшим и, беря повод лошади главы посольства, пешим провожал парадный кортеж во дворец. Там посланец хана усаживался на княжеский трон, а князь, преклонив колени, выслушивал его речи.
Английский посланник при дворе царя Федора Иоанновича Джордж Флетчер, ссылаясь на рассказы русских бояр, упоминал, что ежегодно великий князь в знак подданства крымскому хану стоял в Кремле подле ханской лошади, на которой сидел сам хан, и кормил ее овсом из собственной шапки. Этот обряд существовал до княжения Василия III, а позже был заменен данью мехами. Здесь стоит оговориться. Крымских хан никогда лично не наведывался в Московское княжество за данью, а посылал от своего имени людей. Другой английский дворянин побывавший в Москве во второй половине XVI века Д. Горсей, оставил в своих «Записках о России» любопытное описание крымских послов: «Все они были на хороших конях, одеты в подпоясанные меховые одежды с черными шапками из меха, вооружены луками и стрелами и невиданными богатыми саблями на боку. К ним была приставлена стража, караулившая их в темных комнатах…»
С послами не редко приезжали и купцы. Например, в 1550 году в Москву поехал посол Бай и с ним «крымских людей 300 человек», а в 1558 году племянник хана Кириак мурза, прибыл с двумя своими женами и 300 спутниками.
Как только Московия стала вассалом Крыма, Менгли Гирай начинает вести активную переписку с московским князем Иваном III, именуя его в своих письмах «братом своим». Но через несколько десятилетий наследники Менгли Гирая уже стали именовать вассалов-князей не иначе как «своими холопами», за холопское отношение Ивана IV к своему суверену.
Вероломство Ивана
С 1547 года Иван IV хоть и стал называть себя царем, но по-прежнему оставался в зависимости от крымских ханов. Как утверждает Владимир Белинский – украинский историк, в московских церквях, и после провозглашения Ивана IV царем, продолжали молиться за единого царя – великого крымского хана, и только потом за русского царя.
Будучи вассалом Крыма, Московия имела в лице крымских ханов постоянную военную и политическую поддержку в Ливонской войне (1558-1583). Именно в результате поддержки Крыма, войска Ивана Грозного в начале войны одерживали одну победу за другой. Но в 1561 году Иван Грозный посчитал, что вполне сможет обходиться и без поддержки Крымского Ханства. К этому времени его полностью увлекли честолюбивые замыслы провозгласить себя наследником византийских императоров, а Москву – Третьем Римом. Очень быстро Московия получила грамоту Константинопольского патриарха, где Ивана IV признали прямым наследником византийских императоров. То ли эта грамота стала сочинением московских церковных владык, то ли за деньги ее сочинили в Константинополе, но сам факт посягательства Ивана IV на наследие древнего титула Византийского Кесаря покоробил крымского хана, который вполне обоснованно считал Ивана IV своим подданным. И вполне понятно, что Девлет Гирай тотчас потребовал от Ивана IV объяснений.
Нужно отметить, что с 1473 года и до 1563 года между Крымом и Московией не было серьезных разногласий. Даже когда Иван Грозный в 1552 году поработил Казанское, а в 1554 году – Астраханское Ханство, в Крыму не предприняли особых мер по возвращению этих земель, так как хорошо знали, что царь, по материнской линии, был из влиятельного крымского рода Мансуров, а его прадед старшим сыном могущественного эмира Золотой Орды и наместника крымского улуса-юрта Мамая. С происхождением новоиспеченного царя считались, но после того, как вассал решился возложить на себя не принадлежащую ему шапку Мономаха, не посмотрели на его ближайшее родство с Мансурами, и отношения между Московией и Крымским Ханством резко ухудшились.
Девлет Гирай решился проучить строптивого самозванца, посягнувшего на титул византийского императора. И в 1571 году войска крымского хана двинулись в Московию. Московские князья выступили навстречу крымской конницы и остановились на рубежах р. Оки. Однако крымский хан обошел московитов и двинулся, форсированным маршем прямо к Москве.
Русские штатные историки постоянно убеждали, что эти «дикие татарские варвары» приходили в Московию, дабы учинять грабежи и разбои. Они избегали давать объяснения военному походу Девлет Гирая. Такими нехитрыми методами снималась ответственность с московских князей за творимые по их вине разбои, и упорно замалчивалось, что в данном случае крымский хан пришел наказать вассала-данника за обычное неповиновение.
Ивану Грозному ничего не оставалось, как «ударить челом» хану Девлет Гираю и по всей видимости, дать так называемую «клятвенную грамоту за себя, за детей и за внучат своих», как давали подобные клятвы все его предки. Так, род московских Рюриковичей, до последнего своего колена, оставался в вассалах у ордынцев, а затем у крымских ханов.
Девлет Гирай оставил Московию, взяв с царя обещание, что тот откажется от своих замыслов, в противном случае, пообещал снова явиться с войском.
Иван Грозный хорошо понимал, что второй удар от крымцев Московия не выдержит. Крымские татары могли ее опустошить до самого Новгорода. Поэтому решился на вынужденный и вполне осознанный поступок, который а общепринятой истории трактуется как «странная прихоть сумасбродства царя». В 1575 году он публично сложил с себя титул царя – наследника Византийского, отказался от престола в пользу своего дальнего родственника, касимского хана Саин-Булата и на несколько лет ушел в Александровскую слободу.
Саин-Булат принял царский титул по всем полагающимся канонам византийского императора. А Иван IV с этого времени потерял свой фальшивый титул, и стал именоваться, как и его предки, — московским князем. Актом отречения Иван Грозный продемонстрировал крымскому хану и Османской Порте, что не претендует на первенство. Тотчас же, после отречения Ивана IV от императорского титула, было снаряжено великое посольство с богатыми дарами в Бахчисарай, дабы доложить Гираям об этих событиях, все объяснить и покаяться в возникшем ранее недоразумении.
Вот как Иван IV напутствовал своего посла: «… вести себя смирно, убегать речей колких, и если Хан или Вельможи его вспомянут о временах Калиты и Царя Узбека, то не оказывать гнева, но ответствовать тихо: не знаю старины; ведает ее Бог и вы, Государи!». Предпоследний представитель московского рода Рюриковичей отчетливо сознавал свое древнее зависимое родство от великих Чингизидов. Гираи поставили Ивана IV в тот династический ряд и на то место, где ему и полагалось находиться. Однако, значительно позже, русская правящая элита постаралась сочинить иное, и тем самым, попыталась выдать ложь за правду.
