«Крымская политика: поворот-2011…»

13.06.201113:18

Природа достаточно острых политических процессов, происходящих в Крыму в течение последних двух десятилетий, в значительной мере определяется в первую очередь последствиями геополитических и социокультурных факторов, особенностей истории заселения, освоения и социокультурной переработки Крыма, российским (а затем советским) государством.

Эти объективные предпосылки до сих пор способствуют появлению разных специфических, и в том числе опасных, проявлений в политической жизни Крыма. Такие проявления были как естественными, так и инспирированными с помощью политических и информационных технологий. Влияние некоторых из факторов становится слабее, а других – еще продолжается. Эти изменения, по мнению авторов, в значительной степени связаны со вступлением в сознательную жизнь в Украине, России и собственно в АР Крым именно в эти годы поколения, рожденного после 1991 года.

В геополитическом смысле имеет место сильное влияние островной конфигурации Крыма на его политическую
жизнь – оно является и будет являться и далее реальным фактором политики.

Анализируя процессы на полуострове, всегда следует «по умолчанию» учитывать, что это единственный регион Украины, через территорию которого не проходят
«транзитные потоки» ни внутриукраинских, ни международных связей и обменов – ни экономических, ни культурных, ни человеческих…

Географическая изолированность Крыма в последних более чем два века совмещалась с его военно-стратегическим значением как российского и советского плацдарма на Черном море.

Ради обеспечения этой функции на территории Крыма во времена Российской империи и СССР сознательно
формировалось преимущественно русское по этническому составом население.

Все это вместе взятое в ХХ и в начале ХХІ веков – особенно после распада Российской империи и СССР –
приводило к тому, что общественно-политические процессы на полуострове имели существенные отличия от соседних материковых регионов современной Украины, а иногда несколько запаздывали во времени.

На фоне географической изолированности Крыма имели место еще несколько важных явлений.

Миссия Крыма как «непотопляемого авианосца», военной и военно-промышленной базы во времена СССР имела естественным следствием то, что и после передачи Крымской области в 1954 году в состав УССР большинство крупных промышленных и научных
объектов и, естественно, войсковые части Черноморского флота, космических войск, и др., которые существовали и/или создавались на полуострове, подчинялись не киевским (то есть республиканским УССР), а московским (то есть союзным СССР), министерствам и ведомствам, которые руководили оборонно-промышленным
комплексом.

Это создало на полуострове как у элит, так и у широких слоев населения стойкую привычку решать различные
вопросы и ориентироваться на Москву, а не на Киев.

Собственно военный фактор в формировании сознания населения Крыма продолжал существенно действовать в
постсоветские годы.

Во-первых, военная история Крыма, которая является историей оборонительного бастиона от западного или
турецкого врага, до сих пор остается для общественного сознания значительной части населения Крыма весомее, чем, например, идеи евроинтеграции и
глобализации.

«Оборонное сознание» особенно характерно для населения городов-героев Севастополя и
Керчи.

Во-вторых, имела место многолетняя жизненная практика. Значительная часть населения Крыма помнит, что иностранцы, даже из стран социалистического лагеря, могли передвигаться по территории Крыма только в Алушту и Ялту. Выезд из Симферополя в направлении Феодосии или Евпатории иностранцам был запрещен, в Севастополь не могли попасть
без пропуска даже крымчане, а в Балаклаву (которая является районом Севастополя) нужно было иметь пропуск даже севастопольцам. Кроме того, береговая полоса, в том числе пляжи Южного берега Крыма во время курортного сезона, ночью контролировались пограничниками.

Островная конфигурация Крыма была и остается естественным фундаментом для возникновения автономистских проектов.

Они возникают на основе, якобы, легких сравнений и аналогий полуострова с государствами типа Кипра и Сингапура, другими островными микрогосударствами, а также иллюзий о самодостаточности крымской экономики. В свою очередь, степень обострения автономизма всегда является основой сложностей в отношениях между крымской республиканской и
центральной украинской властью.

В этом контексте понятно, что основным фактором успешности и даже неожиданной легкости создания 20 лет назад крымской автономии на референдуме в январе 1991 года было желание большинства населения Крыма остаться в составе СССР – то есть в привычной для
себя системе координат относительно Москвы – в случае, если Украина выйдет из
состава Советского Союза.

«Привычка ориентироваться на Москву», постепенно теряя силу по мере старения соответствующей возрастной группы населения полуострова и стремительной демилитаризации Крыма, особенно после раздела Черноморского флота, существенно
влиял на электоральные симпатии населения в течение 90-х годов…

Именно благодаря этому на выборах президента и парламента Крыма в 1994 году победу одержали Ю. Мешков и блок «Россия», а в 1998 году, после отмены Киевом первой версии Конституции Крыма, на крымских выборах значительного успеха достигли коммунисты
как «правопреемники» пророссийских лозунгов в их ностальгическом просоветском варианте.

Фактически единственной системной политической альтернативой этим объективным тенденциям в крымской политике в 1990-е годы – в том числе в представительских органах – был Меджлис
крымскотатарского народа.

Эта альтернатива идеологически базируется на восприятии крымскими татарами Российской империи и
СССР как главного виновника всех исторических неурядиц и трагедий в истории крымскотатарского народа. В этом контексте позитивное отношение крымских татар к Украинскому государству как альтернативе России создало ситуацию, когда
крымскотатарский народ и, соответственно, Меджлис как его неформальный представительский орган фактически стал одной из главных «проукраинских» сил в Крыму. Это, в свою очередь, создало условия для
объединения в сознании значительной части населения Крыма «татарофобии» и «украинофобии».

Но в течение 2000-х годов состоялась очень важная для крымской политики трансформация или модификация
«московского» фактора из преимущественно геополитического в преимущественно внутриполитический.

Уменьшение влияния местных радикальных пророссийских партий и движений началось с избирательного цикла 1998 года, когда в состав крымского парламента, в результате конституционных
изменений (которые были приняты Киевом в 1995 году), прекратили избирать представителей Севастополя.

Это способствовало все большей концентрации деятельности политических сил пророссийского направления именно в Севастополе и их последующей самоизоляции в рамках одного города (который стал фактически городом-регионом, подчиненным Киеву, по украинскому административному делению).

Этот процесс усилился в избирательном цикле 2002 года на фоне укрепления общеукраинских партийных
проектов и преодоления правоохранительными органами в конце 1990-х годов последствий «массового похода во власть» крымского криминального
бизнеса.

Поход криминальных группировок во власть – под разными, в том числе пророссийскими, лозунгами –
имел место во второй половине 1990-х. Но с 1998 года криминалитет (в понимании организованных и вооруженных преступных группировок) не имеет существенного влияния на крымскую политику за некоторыми исключениями.

В начале 2000-х годов, с окончанием экономического кризиса 1990-х и укреплением украинских
государственных институций, крымские пророссийские и автономистские партийные проекты в значительной мере были постепенно поглощены украинскими
«партиями власти».

Последние при этом начали активно использовать лозунги защиты языковых и культурных прав русскоязычной части населения Крыма в своих программах.

Переходной моделью, типичной для этого процесса, было участие пророссийских и автономистских организаций
Крыма в разных вариантах блокирования с украинскими партиями во время президентских, парламентских и местных выборов в 2004-2010 годах. Параллельно,
на фоне старения части электората с советской (пророссийской) ментальностью, в Крыму происходило понятное снижение электорального влияния коммунистов и
социалистов.

Параллельно с этим в 2000-х годах в Крыму происходил массированный процесс коммерциализации местной
политики, который был активнее, чем в большинстве регионов Украины, поскольку был вызван «земельной золотой лихорадкой» – с одними из наивысших в
стране ценами на землю под коммерческую застройку.

Именно депутаты местных советов Крыма того времени стали отправным и решающим звеном в технологиях
теневого земельного бизнеса. Именно эти технологии стали настоящим главным содержанием деятельности местного самоуправления с 2003-2004 годов.

Эти процессы происходили независимо от партийности депутатов. Земельная коррупция объединила депутатов в «земельную партию» и сделала политические лозунги (в том числе пророссийские и просоветские), которые регулярно объявлялись на сессиях советов разного уровня, преимущественно прикрытием этого депутатского бизнеса и/или технологиями мобилизации электората непосредственно во время избирательных
кампаний.

Это привело к формированию в Крыму своеобразного «маклерского» типа местной политической и
административной элиты.

Ее характерными чертами является отсутствие морально-этических принципов, неспособность к
стратегическому мышлению, крайне низкий профессиональный и даже общеобразовательный уровень, склонность к легкому и частому изменению
политических взглядов в зависимости от личной коммерческой выгоды, которую можно получить от депутатского или чиновнического статуса.

Период земельной лихорадки 2003-2008 фактически сформировал в Крыму политическую элиту без политических взглядов и принципов.

Сила «искушения землей» оказалась такой, что порой засасывала даже часть пассионарной и идеологически мотивированной крымскотатарской элиты.

Процесс поглощения постсоветского пророссийски настроенного электората в Крыму украинскими
партиями фактически был завершен Партией регионов во время президентских и местных выборов в 2010 году.

Симптоматично, что это случилось невзирая на энергичную и беспрецедентную за последнее десятилетие попытку объединения разрозненных пророссийских организаций и движений путем
создания в 2010 году нового объединенного пророссийского проекта – партии «Русское единство». Эта партия получила незначительное количество депутатских мандатов в крымском парламенте и местных советах.

Кроме того, на выборах в местные советы 2010 года потерпели полное или почти полное поражение все старые крымские, недавно мощные и влиятельные партийные проекты, которые традиционно
эксплуатировали пророссийские лозунги: компартия, прогрессивные социалисты, партия «Союз».

Фундаментальной причиной этого является то очень принципиальное обстоятельство, что их многолетние
программные цели в гуманитарной плоскости в значительной мере можно считать выполненными – в Крыму фактически сложилась русская автономия, при которой русскоязычное население, невзирая на отдельные ситуации и привычную политическую риторику, которая продолжается и сейчас, в действительности в целом не имеет для себя угроз в языковой, образовательной, бытовой и культурной
сфере.

На этом фоне решающим фактором для поглощения Партией регионов пророссийски настроенного электората в Крыму стало продолжение срока пребывания в Крыму Черноморского флота РФ в
символическом значении этого факта и отказ Украины от вступления в НАТО.

В результате этих процессов в 2010 году в политической сфере Крыма произошли принципиальные изменения.
Традиционная и привычная крымская многопартийность фактически перестала существовать.

Основными, хотя и разными по своей мощи, политическими силами, которые почти полностью определяют ситуацию на полуострове в настоящее время являются:

Партия регионов (имеет 74,9% всех мандатов депутатов, в том числе 80% в Верховной Раде АР Крым, 79,6%
мандатов городского и 68,9% районного уровня), и Меджлис крымскотатарского народа (имеет 7,5% всех мандатов депутатов, в том числе 5% в Верховной Раде АР
Крым, 13,1% депутатов районного и 2,5% городского уровня, были выдвинуты от Народного Руха Украины).

Формальное представительство в крымском парламенте и местных советах партий «Союз» (3,5% всех
мандатов, 5% в ВР АРК, 3,6% в городских и 3,1% в районных советах), коммунистов (5%, 5%, 5% и 5,1% соответственно), и «Русское единство» (3,3%, 3%,
3,4% и 3,1% соответственно) не влияет на крымскую политику.

Эти партии после выборов до сих пор не выдвинули каких-то программ деятельности в меньшинстве. При этих обстоятельствах их присутствие или отсутствие в крымском парламенте почти неважно.

Сокрушительное поражение на местных выборах в Крыму в октябре 2010 года потерпели также достаточно мощные в общеукраинском измерении партии

«Батькившина» (не представлена в ВР АРК, 0,8% мандатов в местных и районных советах), «Фронт
перемен» (не представленная во ВР АРК и в местных и районных советах) и «Сильная Украина» (2% мандатов во ВР АРК, 3,1% мандатов в местных и районных советах).

Эти результаты принципиально отличаются от электоральных результатов в Крыму на президентских выборах 2010 года лидеров этих партий – соответственно Ю.Тимошенко, А. Яценюка и С.Тигипко
(соответственно 11,96% (17,31% во втором туре), 2,56% и 10,97% в первом туре голосования 17 января 2010 года).

Анализ общих черт и отличий в деятельности политических партий в Крыму позволяет сделать такой вывод.

Электоральные результаты всех партий в 2010 году в более значительной мере, чем в предыдущие годы,
зависели уже не от наличия медийных ресурсов или рекламы, а от «партийного строительства», то есть возможности создать и постоянно поддерживать
разветвленную сеть местных организаций, актива, членов избирательных комиссий, наблюдателей и агитаторов, которые постоянно работают и в состоянии защитить от подтасовок и искажений результаты выборов в процессе подсчета голосов и
установления результатов выборов.

Партии, которые потерпели поражение, недооценили значение этого фактора, переоценили фактор политической рекламы и не смогли создать такие организации

Исходя из этого, можно прогнозировать, что «крымская двухпартийность», которая состоит из Партии регионов и системы представительских органов крымскотатарского народа (Меджлис), может быть в ближайшие годы достаточно стабильной и такой, которая преимущественно будет определять политическую ситуацию в Крыму.

При этом реальный вес политического влияния Меджлиса может быть больше, чем процент его присутствия в местных советах, в результате значительно высшей степени организованности и
уровня пассионарности крымскотатарского народа.

В то же время, политическое влияние Меджлиса сконцентрировано преимущественно в сельских районах Крыма, где оно коррелирует с удельным весом крымских татар среди населения.

На фоне упадка большинства партий после местных выборов 2010 года, можно сделать и такое предположение – в ближайшее время трудно представить появление реальных перспектив для создания новых политических проектов в Крыму или активного участия населения Крыма в
новых украинских политических проектах.

Действенные организации гражданского общества (не связанные с действующими партиями или не созданные для освоения грантов), которые бы теоретически могли составить почву для таких проектов в Крыму, в последние годы преимущественно направляли свою деятельность на сопротивление застройке рекреационных земель и борьбу с ограничением доступа
населения к пляжам.

Они, как правило, локализованы в отдельных приморских городах, находятся в «спящем»
режиме и обнаруживают активность только в случае конкретных ситуацій.

Реально действующие организации предпринимателей Крыма состоят преимущественно из представителей малого торгового бизнеса. Они за последние годы обнаружили способность лишь к эпизодическим (хотя и временами достаточно острым) реакциям на конкретные
проявления притеснений со стороны фискальных структур или исполнительной власти.

Ассоциации промышленников, а также предпринимателей туристического бизнеса, работают в тесном контакте с органами власти и местного самоуправления и преимущественно занимаются
лоббированием, а при этом принципиально демонстрируют невмешательство в
политику.

В то же время – и это также является новым обстоятельством политической ситуации на полуострове и новым фактором риска – в сложившейся фактически двухпартийной ситуации крымский парламент и местные советы в значительной мере потеряли свою функцию механизма достижения баланса политических и экономических интересов разных групп населения, которые они все же выполняли в предыдущие годы.

Ярким подтверждением этого является то обстоятельство, что новые решения относительно практического решения проблемы татарских самозахватова и строительства Соборной мечети в
Симферополе в начале 2011 года были найдены не в сессионных залах, а в режиме двустороннего диалога руководителей крымского правительства (и одновременно Партии регионов) с руководством Меджлиса.

Сессионный зал Симферопольского горсовета (77,6% депутатов из Партии регионов), который в
предыдущие годы был непреодолимой преградой в вопросах выделения земли для крымских татар и для культовых сооружений иных конфессий, чем УПЦ (МП),
покорился партийной дисциплине…

Таким образом, сложилась ситуация, когда главные проблемы Крыма в политической сфере сегодня являются преимущественно внутрипартийными проблемами крымской организации Партии
регионов и иногда – проблемами ее отношений с Меджлисом.

Заметим, что внутренняя политическая конкуренция в среде крымских татар в ближайшие годы, скорее всего,
не приведет к принципиальным изменениям в этой конфигурации.

Последние шаги руководства крымского правительства относительно диалога с Меджлисом в решении проблем
самозахватов земли, а также строительства Соборной мечети в Симферополе, в начале 2011 года, возможно, положили начало нового этапа решения проблем
крымскотатарского народа.

В целом – на начало 2011 года – можно сказать, что уровень традиционных политических рисков в Крыму,
который в предыдущие годы представлялся достаточно высоким или слишком высоким, как будто неожиданно резко снизился.

Современное состояние политической ситуации в Крыму позволяет сказать: на начало 2011 года ситуация в
смысле безопасности во внутриполитической сфере Крыма стала более прогнозируемой и управляемой.

Принципиально новым процессом в политической сфере и сфере государственного управления Крыма за
весь период существования автономии стала искусственная замена верхнего эшелона крымской политической элиты на ее однопартийцев «сверху» и из других регионов Украины, которая осуществляется, начиная с середины 2010 года.

Она, как представляется, стала следствием упадка в экономике и накопления проблем Крыма, которые имели
место в 2005-2010 годах.

Этот процесс имеет 3 основных составляющих:

а) имплантация новых руководящих кадров из-за пределов Крыма;

б) осторожная интеграция в партийные ряды ПР наиболее заметных лиц из других партий;

в) обновление крымского партийного корпуса за счет вовлечения в него некоторых новых лиц – прежде всего
из руководителей предприятий и отдельных представителей интеллигенции.

Параллельно с этим осуществляется выведение с первых позиций наиболее одиозных лиц «старой партийной
гвардии», которые ассоциируются в общественном мнении как непосредственно связанные с явным криминалитетом или с коррупцией.

В то же время, в Крыму отсутствует «скамейка запасных» административных кадров, поскольку их
выдвижение и продвижение в предыдущие годы осуществлялось по принципам способности к участию в коррупционных схемах земельного бизнеса и бизнеса на
бюджетных потоках.

Поэтому кадровая проблема в Крыму сейчас решается путем привлечения кадров из других регионов Украины –даже на должности, которые не являются решающими Это вызывает активную критику в СМИ и обществе относительно экспансии «донецких» и «макеевских» (земляков первых лиц крымского правительства).

Радикальная замена крымской элиты может привести к внутреннему конфликту между группами влияния в самой Партии Регионов, в рядах которой есть достаточно лиц, которые лично заинтересованы в сохранении бизнесовых активов в Крыму; это, в свою очередь,
может привести к блокировке решений относительно модернизации Крыма в Киеве с использованием обвинений в возрождении крымского автономизма.

Последнее, в свою очередь, выглядит очень вероятным, потому что для ускоренного развития Крыма будут
актуальными вопросы более широких полномочий автономии, чем других регионов страны.

Командно-административная стилистика, присущая ПР, имеет склонность к скорым и решительным шагам,
временами с применением средств разнообразного давления. Это может привести к неосторожным и даже силовым действиям, особенно в чувствительных сферах
межнациональных и межконфессиональных отношений.

Эта угроза не является фатальной. Сдерживающим фактором являются возможные реакции европейских и
международных организаций, сотрудничество с которыми в рамках пилотного проекта ЕС в Крыму в проекте «Восточного партнерства» воспринимается крымским правительством как желаемая.

Но отсутствие сильной оппозиции может привести к последствиям, которые являются классическими для
однопартийных режимов авторитарного типа: постепенному тренду от «просвещенного авторитаризма» к «мягкой диктатуре» или какой-то версии «белорусской» модели с неминуемой последующей
стагнацией в экономике и общественной жизни.

При этих обстоятельствах приобретает принципиальное значение дальнейшее развитие ситуации в организациях
крымского гражданского общества и СМИ, которые фактически (кроме Меджлиса) остаются единственным источником альтернативной точки зрения.

В целом можно сказать, что крымская политическая ситуация, вероятно, вошла в новый этап развития.

От него можно ожидать возникновения новых проблем и тенденций, а также нового усиления крымского
автономизма – в ситуации необходимости ускорения экономического развития Крыма в контексте конкуренции в Черноморском регионе и роли Крыма в украинской черноморской политике, которая нашла отображение в Стратегии развития Крыма,
утвержденной в декабре 2010 года…

Андрей КЛИМЕНКО,

Татьяна ГУЧАКОВА,

www.bigyalta.com.ua

Фото аватара

Автор: Редакция Avdet

Редакция AVDET