М.Нестеров / Больная девушка
Рустем вышел во двор. Огляделся. Каждый раз, после долгой разлуки, он привыкал к дому по-новому. Через несколько дней чувство исчезало, но быть дома дольше не удавалось. Дети росли, росли их потребности, а заработать на нормальную жизнь не получалось. Вот и приходилось ездить на заработки и в близкий Ош, и в далекий Санкт-Петербург, и в совсем уже заоблачную Прибалтику, попутно изучая географию, которую в школе терпеть не мог. Он улыбнулся своим мыслям и углубился в сад. Сад зарос травой, старые деревья уже не плодоносили. Весной придется обновлять сад! – подумал он и услышал, как его зовет жена. Он не спеша пошел к дому, но она уже бежала к нему. Платок сбился на спину, а лицо ее было встревоженным. Там, опять… пришел тот человек! Он уже искал тебя!
После массового отъезда крымских татар в Крым, оставшимся в Узбекистане пришлось нелегко. Его жена Сафие все время боялась каких-нибудь репрессий или несправедливости, зная, что крымского татарина никто слушать не станет. И справедливости не добьешься….
–Успокойся! Сейчас я выйду к нему и узнаю, что ему нужно! –спокойно произнес он.
– Но…все ведь в порядке? Он так настойчиво тебя спрашивает!
– Успокойся и иди в дом! Все будет хорошо.
Невысокий крепкий мужчина был ему незнаком.
Вы – Рустам? – посетитель произнес его имя на узбекский лад, но Рустем не стал поправлять его.
–Да!
Они пожали друг другу руки.
– Вы помните свою учительницу Надежду Васильевну?
– Да! (Надежда Васильевна была его первой учительницей).
– Так вот она просит Вас прийти к ней! Вы знаете, где она живет? – Зачем?
– Что «зачем»?
– Зачем она просит меня прийти? Я не видел ее много лет и как-то не горю желанием ее видеть.
– Я не знаю! Но она очень просила найти вас. Ей…осталось совсем немного. Она очень больна….
Уходя, незнакомец вновь попросил:
– Сходите к ней. Она очень ждет вас…
Рустем поехал к ней, хотя до последнего момента его грызли сомнения. Но воля умирающего священна. В последний момент Сафие, уже знающая зачем ее мужа разыскивали, сунула ему пару крупных сладких гранат.
У калитки его встретила дородная полная женщина неопределенного возраста и повела в дом. Лицом и фигурой она напомнила ему его первую учительницу. «Наверное, дочка», – безразлично подумал он. Никакого интереса или волнения он не чувствовал. Ему хотелось побыстрее проведать учительницу и уйти отсюда.
Она очень постарела. Ее густые волнистые волосы совсем поседели, лицо изрезали морщины, а яркие сине-серые глаза потускнели и выцвели. Но она узнала его. Узнала сразу и из ее груди вырвался облегченный вздох.
– Спасибо, что пришел. Я ждала тебя!
– Вы просили меня прийти. Вот я и пришел! – сказал Рустем, не зная, что еще добавить. Он чувствовал себя очень неуютно в этой полутемной комнате, пропахшей лекарствами.
– Рустем, я скоро умру! – он, молча, кивнул, вглядываясь в одутловатое, отекшее лицо. – Я хочу перед смертью попросить у тебя прощения….
Он не стал уточнять, за что. И если честно, не очень хотел знать.
– Те деньги…в краже которых я обвинила тебя…
– Я не брал их! – вырвалось у него, и он почувствовал, как из глубины души всплыла горькая детская обида.
– Я знаю! Я..всегда знала. Эти деньги украл Заур……
– Что???
Заур – отличник и умница, декламирующий длиннющие стихи и пиликающий на аккордеоне на школьных утренниках. Никто и никогда не подумал бы на него! А на Рустема, троечника, хулигана и задиру, пожалуйста!
Это случилось в третьем классе. Надежда Васильевна собирала деньги на ремонт класса. Он принес деньги одним из первых – папа получил зарплату, и уже забыл о них, как вдруг Надежда Васильевна объявила, что деньги у нее украли. И обвинила в краже Рустема….
Он плакал, он кричал, клялся, что не брал этих денег, но ему никто не верил. Она устроила ему допрос, ругала его, стыдила при классе, потом водила в учительскую, потом к директору. Вызывали в школу родителей. Ох, как избил его тогда папа! Бил кожаным ремнем, швырял его в угол, выкручивая уши. А мама рыдала в голос, причитая, что ее сын растет вором. Его оправдания никто не слышал. Неделю он провалялся в постели, но папа запретил маме жалеть его и сам отвез в школу деньги, которые он якобы украл. Когда с лица сошли синяки, он пошел в школу. Молча сел за последнюю парту, ни с кем не разговаривал, а на Надежду Васильевну вовсе не смотрел. Он возненавидел ее. Незаслуженная обида горячим огнем прошлась по его неокрепшей душе и выжгла все чувства, кроме ненависти. Он совершенно охладел к учебе, перестал выполнять домашние задания, а школа теперь ассоциировалась у него с тюрьмой, в которую нельзя не ходить. И за всей этой обидой он как-то и не заметил, что Надежда Васильевна не ругает его за невыполненные домашние задания, не пишет в дневнике замечаний родителям, не вызывает к доске….
– И когда же Вы это узнали? – голос его был резок, и она поняла, что он так ничего и не забыл.
– Через два дня! – прошептала она и закрыла глаза. Признание далось ей очень нелегко. – А почему же…– начал было он и замолчал. Все было ясно и без слов.
–Ты же знаешь – в тот год в школу пришла преподавать его тетя. Молодой специалист. Если бы в краже обвинили ее племянника, она не смогла бы требовать дисциплины или как-то воспитывать учеников. Ей бы не дали работать в школе! Все сразу кивали бы на ее племянника! Да и мама его очень плакала и просила не позорить ее…
– А моя мама? – вскрикнул он. – А на слезы моей мамы вам было наплевать? Ну, хорошо – я не был идеальным учеником, срывал вам уроки, нарушал дисциплину, но моя мама ведь не была перед вами виновата ни в чем! Вы и потом, когда узнали правду – никому ведь ничего не сказали! Вы и мне говорите это теперь – через двадцать лет!
– Прости меня! – из-под зажмуренных ресниц потекли слезы. – Это мучило меня много лет! Я знала, что поступила с тобой очень несправедливо! Ты ведь тогда возненавидел меня. И меня, и учебу!
– Возненавидел, – согласился он. Он вдруг почувствовал усталость. И опустошенность. Хотелось встать, выйти вон из этой душной комнаты и уйти – от детской обиды, от запоздалого раскаяния и устаревших признаний. Даже если бы он, выйдя отсюда, встретил Заура – он, наверное, даже не дал бы ему по морде! Все это уже ничего не изменит!
Она открыла глаза и с трудом приподнялась в постели. – Спасибо, что пришел! Спасибо, что выслушал меня. Теперь я могу умереть спокойно….
Он пристально вглядывался в ее усталое, больное лицо, и ему вдруг стало жаль ее. Кто он такой, чтобы осуждать ее? Разве он сам вел такую праведную жизнь, чтобы сейчас становиться в позу и не прощать ее? Разве его в этой жизни обижала только она? Он вспомнил семь месяцев заключения в таджикской тюрьме по ложному обвинению, вспомнил Азизе, предавшую его в самый трудный момент его жизни, людей которые отворачивались от него, когда он просил у них помощи… Кто еще из его обидчиков покаялся перед ним? Она помнила о своей несправедливости всю жизнь, хотя он был одним из сотен ее учеников. Она мучилась этим долгие годы, а перед смертью это стояло в списке ее незавершенных земных дел на первом месте! Ведь его так упорно разыскивали! И ведь если бы она не завела этот разговор сама, он бы и не вспомнил об этом!
– Да ладно вам, Надежда Васильевна! – примирительно произнес он. – Я забыл все давно! И надо было Вам ворошить прошлое? Вот лучше попробуйте гранат из моего сада. Они знаете, какие сладкие? Мигом всю хворь из вашего организма выгонят!
Она посмотрела на него, вгляделась в его лицо и что-то там поняв, несмело улыбнулась. Он широко улыбнулся в ответ и, напрягая пальцы, с хрустом разломил ярко-желтый сладкий гранат.
Утром тот же мужчина, который разыскивал его, пришел сообщить, что похороны Надежды Васильевны состоятся в час дня в ее доме…
Себиля ЗАРЕЧНАЯ
