Лингвист Анатолий Волков сформулировал контуры языковой политики России современности в контексте соотношения применения русского и других языков народов России. Русский язык, по мнению специалиста, институционально получает центральное положение, вытесняя остальные, в том числе официальные языки России.
Языковая политика — комплекс мер, реализуемых государственными учреждениями и общественными институтами напрямую или косвенно в отношении языков данной страны. Языковая политика всегда имеет перед собой определённые цели, связанные с сохранением или изменением существующей языковой ситуации.
Общие замечания и текущая языковая политика РФ
В последнее время много говорится о глобализации, в том числе языковой. Очень часто даже приходится слышать о том, что языки умирают потому, что сами носители не хотят на них говорить, а силой их к этому принудить невозможно. Однако не так уж часто можно услышать о том, почему на одних языках (даже «небольших») говорить «хотят», а на других — «не хотят»; очевидно, что помимо «моральных» соображений, миром движут и вполне прагматические законы: люди более склонны использовать те речевые коды, которые помогают им решать задачи, и не последнее место среди них занимают карьерные.
Современный мир разделён между разными государствами, из бюджетов которых в той или иной мере финансируется работа образовательных, медицинских, правоохранительных и других учреждений; к их деятельности соответствующие государства предъявляют определённые требования, то есть, если угодно, неизбежным образом происходит «навязывание» неких правил или, что то же, поощрение тех или иных моделей поведения. Разумеется, языковые вопросы при этом не могут остаться в стороне: и диктор на ТВ, и школьный учитель, и судья не могут использовать (на службе) произвольную знаковую систему.
Может ли государство (постепенно) делать владение языком всё более выгодным, а другим(и) — наоборот?
Рассмотрим несколько примеров из языковой политики Российской Федерации последних лет (попутно заметим, что у национальных республик нет полномочий образом корректировать эти решения).
1. Введение единого государственного экзамена, который можно сдавать только на русском, при этом единственными обязательными предметами являются русский и математика.
Языковые приоритеты такой экзамен расставил вполне очевидным образом: для успешной сдачи ЕГЭ нужно знать только русский, причём на довольно высоком уровне (и больше никакие языки ни на каком). Так как успешная сдача ЕГЭ является пропуском в высшие учебные заведения, а значит, и в «лучшую жизнь», вполне ожидаем был переход многих школ с преподаванием на национальных языках на русский, «чтобы было проще». Можно ли назвать этот переход естественным? После ввода ЕГЭ именно в таком формате — безусловно.
2. К обязательным предметам единого государственного экзамена будет добавлен иностранный язык.
Наверное, знанию иностранных языков такое решение действительно поспособствует. Но в итоге национальные языки с точки зрения «карьерного роста» остаются уже не на втором месте, а на третьем. Не захотят ли родители (будущих) школьников, чтобы часы «третьего» языка были переданы «второму», для блага их же детей? Ответ очевиден и, наверное, в заданном контексте не менее естественен.
3. Экзамен по русскому языку для мигрантов.
Независимо от региона пребывания мигранты обязуются сдавать экзамен по русскому, а местные языки, имеющие официальный статус, игнорируются; по сути, звучит следующий посыл: «Это ваш факультативный актив, необязательный и неважный для повседневной жизни». При этом сам мигрант вполне может работать по профессии, которая не относится к числу коммуникативно активных, однако появление больших анклавов «иноговорящих» мыслится как угроза для одноязычного большинства.
Разумеется, нельзя сказать, что в контексте текущей языковой политики знание национальных языков совсем не даёт дополнительных выгод: скажем, тот факт, что на этих языках существуют СМИ (часто — на дотационные средства) и сами языки преподаются в школе, создаёт дополнительные возможности для трудоустройства. Однако, такими возможностями может воспользоваться весьма ограниченное количество граждан, материальные выгоды и перспективы благодаря знанию русского обычно куда весомее, а, как мы только что увидели, языковая политика России последних лет явным образом направлена на дальнейшее расширение сферы использования русского языка.
Примеры из языковой политики других стран
А. Обязательный экзамен по обоим официальным языкам (немецкий и итальянский) для госслужащих Южного Тироля (Италия).
Разумеется, далеко не для каждого человека госслужба является привлекательной и сама по себе сдача экзамена по языку ещё не гарантирует его применения, однако очевидным образом мотивацию для изучения такие решения дают. При этом уровень необходимой для успешной сдачи экзамена компетенции, исходя из контекста, может варьироваться, но важно, что совсем «в стороне» соответствующий язык не остаётся.
Б. Закон об использовании киргизского языка в государственном делопроизводстве.
Если для служащих соответствующего отдела это не является достаточным стимулом, чтобы самим взяться за учебники, в отделе появятся новые сотрудники с соответствующими навыками, а, например, школьники получат вполне конкретный ответ на вопрос «зачем?».
В. Языковой экзамен на получение гражданства в Латвии.
Возможно, «негражданин» — это слишком грубый термин для людей, которые «всего лишь» лишены избирательных прав, возможности работать госслужащими, имеют некоторые ограничения в приобретении недвижимости, подсчёте пенсионного стажа , но при этом подлежат полноценной дипломатической защите Латвии за рубежом, обладают практически идентичными правами безвизового въезда в другие государства и, например, были освобождены от воинской повинности, но так или иначе, латышский язык в Латвии выгоднее знать, чем не знать, независимо от «родословной».
Г. Квебек: двуязычные вывески.
Даже без учёта необходимых языковых компетенций при изготовлении табличек, важно, что население региона постоянно «визуально» наблюдает языковое равенство.
Д. Обязательное дублирование этикеток на монгольском для импортных товаров.
Помимо всего прочего, данный закон способствует разработке и продвижению современной торговой терминологии. Не рядовым покупателям же её изобретать.
Е. Обязательное присутствие каталанского в сфере обслуживания.
Скажем, меню в каталанском ресторане может быть продублировано и на других языках, но присутствие национального обязательно.
Ё. Беларусь: штрафы за игнорирование языка клиента (из числа официальных).
Отвлекаясь от языковой ситуации в стране в целом, можно с уверенностью сказать, что многие школьники, которые впоследствии вполне могут быть связаны со сферой обслуживания, узнавая о таких штрафах, получали дополнительную мотивацию для овладения и русским, и белорусским.
Ж. Закон о рекламе на украинском языке; дубляж медиа / субтитры.
Естественно, физически невозможно проследить, чтобы всё, что потенциально является рекламой, было на том или ином языке, но принятием такого закона Украина сделала большой шаг в продвижении языка в массы: известно, что многие рекламные слоганы удивительно «прилипчивы», а значит, украинский язык стал намного более «на слуху». «На слуху» теперь и языковые обороты из современных фильмов, а субтитры — «перед глазами», пусть даже не все их читают.
З. Квота на использование французского языка в СМИ.
Действовавшая во Франции практика была направлена на защиту от засилья англоязычных продуктов; так, процент французских песен в эфире радиостанций не должен был опускаться ниже . Аналогичным образом в полиязычных регионах можно отрегулировать соотношение телепередач на том или ином языке (но не по принципу « каналов на языке, А» и « на языке Б», когда «неудобный» язык будет просто игнорироваться). Можно возразить, что с началом передачи на языке Б незнающие его просто переключат канал, но это уже требует определённых усилий. И даже если одному из языков будут доставаться наименее рейтинговые «ночные» часы, на нём по крайней мере будет создаваться полезный и нужный контент. Существуют и ещё более интересные примеры «квотирования»: Украина во время массовых мероприятий часто использует пару ведущих, один из которых говорит на украинском; естественно, понимать зрителям обычно хочется обоих.
И. Доплаты за знание эстонского языка на тех или иных должностях.
Разумеется, ситуацию, когда зарабатывает «бонусную» прибавку, при желании легко интерпретировать как ситуацию, в которой остальных «штрафуют». Но если говорить о стимулах, то такой бонус, безусловно, приятен и вполне материален.
Й. Возможность благодаря знанию второго официального языка набрать дополнительные баллы на школьном тестировании (Франция).
Принципиальное отличие от предыдущего пункта в том, что здесь есть «потолок», знание второго языка «всего лишь» может перекрыть недочёты по основным предметам. С другой стороны, те же баллы можно заработать и «честно».
Что и как можно изменить
Многие горячие головы, ссылаясь на официальное равенство русского языка и языков нацреспублик, предлагают требовать равного их использования во всех сферах буквально «с завтрашнего дня». Даже если признать их правоту, фактическое равенство, исходя из буквы закона, можно установить только в тех областях, к которым государство «имеет доступ». На деле же невозможно и это: во всех национальных республиках население на данный момент объективно владеет русским языком на более высоком уровне (в некоторых — на много более высоком), а у ряда языков для выполнения «симметричных с русским» функций и вовсе почти нет ни терминологической, ни узуальной, ни материальной базы.
Естественно, научить неродному языку человека, скажем, «среднего возраста» — задача весьма трудоёмкая. Если же говорить о школьниках (например, о переходе на квотированное преподавание в школах на русском/национальном языках, пусть даже не в равных долях), то и это видится скорее задачей на перспективу, хотя в отдельных школах вполне можно начать оттачивать данную практику уже в ближайшем будущем.
Главная же целевая аудитория — детские сады: подход «два воспитателя, каждый из которых говорит с детьми на своём языке» (пока ещё число воспитателей для этого подхода достаточно) позволит уже через несколько лет пойти в школы вполне двуязычному поколению.
При этом нужно помнить, что язык в системе образования (детские сады, школы, вузы) должен выполнять не декоративную функцию «вещи в себе», а ориентироваться на будущее применение. Даже если Россия не готова к широкому использованию нацязыков в общественной сфере сейчас, по крайней мере введение некоторых элементов из вышеописанного опыта других стран вполне может повлиять на решения родителей при выборе образовательного учреждения (и, соответственно, на решения образовательных учреждений при формировании учебных программ).
Нельзя недооценивать и представленность языка в современных медиа: наличие, скажем, высококлассных (мульт)фильмов на языке, А не означает, что его начнут массово учить, но совсем без них язык резко теряет в престиже. При этом дубляж (переозвучивание) в условиях ограниченного количества ресурсов осуществлять на порядок проще.
Подводя итог, можно сказать, что утрата языков вследствие «естественных процессов» — это слишком общая формулировка, и существует множество механизмов, которые могут на эти процессы влиять.
Потенциальная ситуация, в которой с помощью русского языка на официальном уровне можно решать одни задачи, а с помощью других языков — другие (пусть даже несколько более скромные, с «общегосударственной» точки зрения), нормальна, сбалансирована и не требует значительных изменений в текущей языковой политике.
При этом очень важно не потерять слишком много времени: уход полноценно владеющих языком поколений (особенно в нынешнюю, «цифровую», эпоху) крайне затрудняет последующие «восстановительные» работы.
