Михраб Малой Ханской мечети
Как я уже упоминал в предыдущем очерке, в Зале Дивана (Кёрюнюше) проводились и совещания по текущим вопросам, и регулярные судебные заседания, и торжественные собрания всей крымской знати. Редкие свидетельства очевидцев этих церемоний отчасти раскрывают, как были обставлены такие мероприятия, и даже каков был распорядок дня крымских ханов.
Например, об Адиле Герае в 1669 г. ханский посланец рассказывал иностранцам, что хан, проснувшись в Гареме, первым делом заказывает себе кофе «от злых газов», причем при утреннем столе ему прислуживают прекраснейшие из гаремных невольниц-черкешенок. Затем хан отправляется «к большому дворцу напротив площади» (то есть, к Кёрюнюшу), где его уже ожидают придворные сановники. Заняв место на высоком троне, Адиль Герай отдает им распоряжения. Эта ежедневная утренняя «планерка» происходит в восьмом-десятом часу утра, после чего и хан, и вельможи расходятся на завтрак – каждый в свое жилище. Хан ест в одиночестве, устроившись на специальном помосте с переносным столиком. Кушанья на серебряных мисках ему подают уже не прекрасные черкешенки, а рабыни попроще: украинки и русские; а еще чуть поодаль, в 20 шагах от стола, стоят прислужницы-абхазки (чья задача, вероятнее всего, – приносить блюда с кухонного двора и убирать пустую посуду). Где именно происходит эта трапеза – в документе не сказано, но явно не в гаремных стенах, поскольку за спинами абхазок стоят в ожидании еще четыре евнуха специально на тот случай, если хану потребуется за чем-нибудь послать в Гарем.
По пятницам порядок был иным: в этот день к хану во дворец съезжались гости. Вначале проходит судебное заседание Дивана в расширенном составе. Затем наступает время завтрака, причем на этот раз хан ест не в уединении, а «почти посередине дворца», вместе со своими наиболее приближенными лицами. Эвлия-челеби, чуть раньше тоже наблюдавший за этой церемонией, уточняет состав тех, кого хан приглашает к трапезе за собственный столик: это были калга-султан, нурэддин-султан, муфтий, кадиаскер и городской мулла (т.е. настоятель Хан-Джами, главной городской мечети). Неподалеку на расстеленных по земле коврах усаживаются завтракать и другие компании: ханские сыновья делят стол с прочими ханскими родичами, беи Ширинов и Мансуров едят вместе с кадиями, командир дворцовой стражи – с начальниками своих отрядов, руководитель ханской канцелярии – с охранниками Дивана, а все прочие чины завтракают где-то «в другом месте», и во время этих всеобщих трапез всех обихаживают исключительно слуги мужского пола.
А когда наступает время намаза, всё почтенное общество направляется в мечеть. Присутствие на трапезе настоятеля Хан-Джами и наличие в Большой Ханской мечети максуры, специальной ложи для хана, не оставляют сомнений, что именно в этом помещении, способном вместить многолюдное собрание, и проводилось всеобщее пятничное моление. Но помимо Большой Ханской мечети во дворце есть еще одна: Малая Ханская мечеть. Вход в нее расположен буквально в нескольких метрах напротив южных дверей Кёрюнюша. Для чего же была предназначена она?
Вход в Малую Ханскую мечеть
Выйдя из Зала Дивана через упомянутые южные двери, мы окажемся в дворике, наполненном звоном фонтанов (почему его и принято называть сейчас «Фонтанным двориком»). Ступеньки с левой стороны ведут в беседку и далее в сад с навесами и бассейном (не исключено, что в этом саду, который сейчас именуется «Бассейным двориком», и мог проводиться ханский банкет после заседания). А направо стоит целый лес квадратных деревянных колонн, поддерживающих постройки второго этажа. Эти постройки почти сплошь перекрывают дворик сверху, оставляя лишь крошечное квадратное «окошко» открытого неба. Вид здешней колоннады вдохновил путешественников 19 века прозвать Бахчисарайский дворец «Крымской Альгамброй», по аналогии со знаменитым мавританским дворцом в Испании с его просторным внутренним двором, тоже сплошь уставленным колоннами. Но если испанская Альгамбра строилась таким образом с самого начала, то верхние этажи Хансарая примостились к стенам Кёрюнюша сравнительно поздно, а изначально Зал Дивана и Малая Ханская мечеть выглядели как отдельно стоящие здания, разделенные открытой площадкой.
Над входом в Малую мечеть, как и на портале Зала Дивана, тоже помещено имя Селямета II Герая в память о ремонте дворца, но дата стоит другая, на год раньше: 1155, т.е. 1742/43 год. Даты 18 века на обоих зданиях указывают лишь на время их ремонта, но никак не строительства, ибо Кёрюнюш является одним из наиболее старых зданий Дворца, он возведен еще при Сахибе Герае в 1530-х годах, а Малая мечеть, по всем признакам, была выстроена одновременно с ним.
Внутри Малой Ханской мечети царит гулкий полумрак, скупо освещенный несколькими витражами под потолком. Помещение очень невелико по площади, но за счет высокого купола, сильно увеличивающего объем, не выглядит тесным. Крайне необычна планировка здания: михраб, как и положено, находится в южной стене, но само помещение, в отличие от всех прочих мечетей Крыма, вытянуто в длину не с севера на юг, в сторону Мекки, а с запада на восток, подобно христианским храмам. Эта особенность не раз наводила наблюдателей на мысль, что Малая мечеть могла быть переделана из какой-то древней церкви. Дополнительным аргументом считались и заметки некоторых путешественников 16 и 17 столетий, утверждавших, что здания в Ханском дворце и Эски-Юрте перестроены из старых христианских сооружений. То, что территория будущего Бахчисарая была отнюдь не безлюдна в византийскую эпоху, факт общеизвестный. Напоминания об этом периоде изредка встречаются в сооружениях ханского времени: к примеру, один из башташей Эски-Юрта был изготовлен из обломка мраморной колонны с изображением креста, а в фундаменте Старого Дворца была обнаружена плита с греческой надписью. Однако говорить о целых зданиях, которые сохранились бы в Ханском дворце с византийских времен, увы, не приходится: если даже на месте Бахчисарая в далеком прошлом и существовали некие более древние постройки, то они были разрушены задолго и до возникновения ханства, и до строительства дворца. Кроме того, необычному устройству Малой Ханской мечети есть гораздо более близкие аналоги, чем греческие храмы, и самая яркая из таких аналогий находится в султанском дворце Топ-Капы: мечеть Агалар-Джами.
Это здание расположено в третьем дворе султанской резиденции – наиболее закрытой и наиболее охраняемой приватной зоне султанского жилища. Агалар-Джами является одним из самых старых зданий Топ-Капы: султан Мехмед II основал его еще в 15 веке. Подобно Малой мечети Хансарая, Агалар-Джами тоже вытянута с запада на восток. Как и Малая мечеть, она тоже примыкала к высокой стене гаремного двора, со стороны которого вплотную к ней была пристроена еще одна мечеть, Харем-Месджид. Прохода из одной мечети в другую не существовало, и войти в Харем-Месджид можно было только со стороны гарема, поскольку она предназначалась специально для тамошних обитательниц. А мечеть Агалар-Джами была построена для султанских пажей, общежитие которых располагалось здесь же, в третьем дворе. Прислуживая султану в его жилых покоях, юные пажи имели возможность набраться опыта и со временем подняться до высоких постов придворных аг или даже визирей.
В настоящее время между Малой Ханской мечетью и Гаремом нет прохода, однако старые схемы Хансарая показывают, что в старину он имелся. Путь в мечеть из гаремного двора шел через помещение, которое примыкало к основному объему Малой Ханской мечети и уже давным-давно снесено.
Как в точности была устроена эта часть Ханского дворца изначально, в 16 веке, можно выяснить лишь в результате сложнейших архитектурно-археологических исследований, которых на нашем веку мы уже не дождемся. Однако, учитывая стамбульские аналогии, можно предположить, что если Биюк-Хан-Джами была главной столичной мечетью, предназначенной для торжественных совместных молений хана, беев, придворных и горожан (в Стамбуле схожую роль выполняли мечети Айя-Софья и Султан-Ахмет), то Малая Ханская мечеть в глубине дворца была, скорее всего, «домашней» мечетью семейства правителя (наподобие Харем-Месджид в Топ-Капы), которую могли посещать и жительницы ханского Гарема.
Поскольку в Малую Ханскую мечеть не требовалось сзывать на намаз жителей окрестных городских кварталов, то при ней, соответственно, не было и минарета.
Подобным же образом, к слову, распределялись функции мечетей не только в Стамбуле, но и в прежнем ханском дворце Девлет-Сарай в Салачике. Там тоже существовали большая мечеть Менгли Герай-хана на центральной городской площади и малая мечеть внутри самого дворца. Внутренняя мечеть Девлет-Сарая имела целых два минарета, но они были настолько малы и узки, что служили лишь декоративным украшением здания, а человек внутрь них войти не мог.
Малая Ханская мечеть, вид сверху из-за решетки Соколиной башни Персидского двора
Из числа прочих загадок Малой Ханской мечети наиболее бросающейся в глаза туристам (и наиболее простой для специалиста) является гексаграмма – шестиконечная звезда, украшающая витраж в южной стене мечети прямо над михрабом. Каждый раз, заводя в прохладный сумрак Кучук-Хан-Джами очередную группу гостей Хансарая, я заранее ожидал удивленных возгласов и традиционных вопросов о «еврейской звезде». В ответ я рассказывал, что гексаграмма с незапамятных времен использовалась многими народами мира; что разные цивилизации вкладывали в этот символ очень разный смысл; и что если евреи называют гексаграмму «щитом Давида», то для мусульман это «печать Сулеймана», напоминающая о древнем пророке и царе, герое красочных арабских легенд, в которых тот наделен свойствами понимать язык зверей и птиц и повелевать джиннами при помощи волшебного перстня с изображением этого самого знака. Общепринятым символом иудаизма гексаграмма стала считаться лишь в весьма позднее время, а гораздо ранее того широко использовалась в искусстве мусульманских народов. Этот символ когда-то вышивали серебром даже на покрывале Каабы в Мекке, а в Бахчисарае «печать Сулеймана» можно было встретить в окнах местных мечетей (Малой Ханской, Большой Ханской, Исми-Хан), на надгробиях Ханского кладбища, на женских украшениях, а некоторые ханы (например, Девлет I Герай) даже чеканили монеты, на которых трезубая тамга Гераев была соединена с шестиконечной звездой. Символ легендарного Сулеймана считался могучей защитой от всех злых сил.
«Печать Сулеймана» (гексаграмма) в витраже южной стены и надпись Селямета II Герая над входом в Малую Ханскую мечеть
Удивление гостей неизменно вызывала и еще одна диковинка, которую можно разглядеть высоко вверху, под самым центром купола: пустая скорлупа трех страусиных яиц на цепочках. Подвешены они там напрасно, потому что это не их место: из центра купола должен свисать светильник, а яйца, как показывают старые фото, прежде висели в михрабе Большой Ханской мечети. Такой сувенир из африканских или аравийских пустынь – редкость для Крыма, но не для Стамбула и городов Ближнего Востока, где путеводители обычно поясняют его предназначение тем, что страусиная скорлупа якобы отпугивает насекомых. На самом деле, тут мы встречаемся еще с одним пластом арабского фольклора: наблюдая, как пристально страус следит за сохранностью своей кладки, арабы сочли, что он насиживает свое потомство взглядом, и потому помещали страусиную скорлупу в михраб как напоминание верующим, чтобы они не отвлекались во время молитвы.
Если при Большой Ханской мечети источником для ритуального омовения перед намазом служил шадырван у восточной стены, то в Малой такую роль выполнял фонтан, стоящий далеко в углу справа от ее входа. С ним связана целая глава в истории Хансарая, и ему будет посвящен отдельный, следующий очерк.