Бахчисарай… На смену долгому летнему дню приходит вечер. Сумеречный свет превращает этот город в сказочное виденье.
Вот смолкает многоязыкий говор на узеньких улочках, во дворах скрип колодезной цепи, слышен скрежет запирающихся ворот, за которыми глухое блеяние овец. Оседает белая пыль на каменистых дорогах, воздух свежеет и словно тонкий газовый шлейф укрывает долину.
О, где вы, исчезнувшие в воронке веков великие Ханы? В каких дебрях истории затерялись следы копыт ваших вороных, куда умчались ваши верные воины, где нашли цель ваши острые стрелы? О ком в звенящей тишине плачет фонтан слез?
Что расскажет иссохшее русло реки, по которой когда-то плыли бутоны роз? Что расскажут узорчатые своды, за которыми когда-то кипела жизнь?
Но молчат древние стены, тьма в узеньких оконцах, и лишь сухой стрекот цикад нарушает влажную тишину.
Закрываешь глаза, но все равно видишь, как уходит неспешное солнце, как сереет воздух над долиной, и лишь там, где-то высоко над городом, в складках скал догорает позолота ушедшего дня.
И тут ты чувствуешь, что уже не можешь дышать от ощущения той любви, что когда-то жила здесь. Что готова мчаться сквозь столетия, оставляя за собой пыль веков с одной лишь целью предотвратить, предупредить, задержать.
Мчаться, чтобы догнать, взять за плечи и сказать, что любовь жива, она есть, она ждет…
Но тонкий ручей иссохшего русла реки неумолимо уносит время.
Засыпает Бахчисарай. Синеет газовый шлейф над долиной, замирает Ханский дворец, замирает округа. Все, кажется, умерло до утра. Но чуткий слух вдруг улавливает нежное и щемящее душу «Аллаааааху ахбер, алллаааааааахуахбер, ляяяя-и-ляяяя-и-алляалаааааху…
И уже невозможно удержать слезы от понимания, что Он, Всевышний и есть крепкая прочная нить, связывающая столетия. Нить, которая и сегодня прочна и сильна. И вечна. Как Бахчисарай.