Известный писатель Тимур Пулат, уже знакомый нашим читателям по повестям «Скажи смерти: НЕТ!» о Номане Челебиджихане и «История одного возвращения» о Мусе Мамуте, недавно приезжал в Крым, общался с крымскотатарскими активистами, ветеранами национального движения, посетил памятные места и могилы наших героев. Для совместного интервью газетам «Къырым» и Avdet писатель рассказал, можем ли мы ждать от него нового художественного произведения о крымских татарах, дискутировал на тему истории и современности, рассуждал о социальной активности писателей и о том, почему он не запирается в «башне из слоновой кости».
— Когда мы говорим о том, кого из авторов и какие произведения классической литературы советовать для чтения – тут все достаточно ясно: они значатся и в школьной, и в вузовской программе, обязательно присутствуют в учебниках. А вот касательно современной литературы ситуация не так однозначна. Кого из сегодняшних литераторов порекомендовали бы Вы? Чей художественный мир, Тимур ака, способен, на Ваш взгляд, что-то дать молодому поколению для его духовной ориентации и роста, эстетического и этического совершенствования?
— Современная мировая литература в основном вступила в полосу постмодернизма. Соответственно, российская литература также следует этому эстетическому направлению. Для писателя-постмодерниста важен формальный признак литературы, всяческие формальные ухищрения в письме, что полностью выхолащивает гуманистическое содержание литературы – то, что было присуще классической литературе XIX–XX веков. Современный человек изображается надломленным, опустошенным и напуганным картинами катастрофы, апокалипсиса, который предвещают ему писатели-постмодернисты.
Сам я до сих пор, если позволяет время, обращаюсь к классической литературе как нашего Востока, так и Запада. В них человек любого возраста, от молодого до пожилого, может найти ответы на многие вопросы, которые ставит жизнь. Ибо они написаны с общегуманных, общечеловеческих, нравственных позиций, которые делают человека человеком.
— Вами были написаны и представлены на суд общественности две повести, посвященные крымскотатарским героям – Номану Челебиджихану и Мусе Мамуту. Какие отзывы прозвучали от общественности? Была ли критика и какого рода?
— Те, кто читал повести о Челебиджихане и Мусе Мамуте (а читают нынче очень мало) в целом положительно отнеслись к этим произведениям. Читатель к тому же отвык писать напрямую автору о своих суждениях, посему отзывы я получал «вживую», будучи недавно в Крыму.
Случались и досадные курьезы. Когда предложил повесть о Номане в московское издательство, редактор заявил: «Почему вы написали о человеке, о котором здесь, в Москве, никто не слышал?».
Через какое-то время редактор, видимо, прочитав о Челебиджихане в советских энциклопедиях, торжественно заявил: «Я был прав! Челебиджихан националист, пантюркист, реакционный деятель!».
Другой отзыв пришел из Украины. Тележурналист, связанный с кино, заявил, что хорошо было бы экранизировать историю Номана и что он будет искать спонсоров…
Посмотрим, чем закончится эта идея…
— Насколько (в каких случаях?) художник вправе вмешиваться в ход политического действа, разыгрывающегося у него на глазах? Скажем, сегодня в Крыму происходят исчезновения активистов, аресты, жесткие запреты на проведение традиционных акций, которые по закону требуют не разрешения, а элементарного согласования. Должны ли наши крымские писатели заявлять свою позицию или это не их ума дело? Могут ли слова Н. Некрасова «поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан» быть реальным призывом или сегодня они всего лишь помпезный книжный ретрослоган?
— Считаю себя не вправе оценивать социальную активность крымских писателей, тем более, что я мало знаком с их творчеством. Сошлюсь в этом вопросе на свой личный писательский опыт и опыт моих предшественников в литературе.
Первую повесть, ученическую, несовершенную, я опубликовал в двадцать пять лет. С тех подумывал запереться в четырех стенах – французы их называют «башня из слоновой кости» – и работать дальше, воплощая творческие фантазии на бумаге.
И поскольку то, что я сочинял, расходилось с требованиями социалистического реализма и отвергалось издательствами, на протяжении почти двадцати лет рукописи романов и повестей аккуратно складывал в стол в ожидании лучших времен.
Но писатель по своей сути такой творческий организм, что о чем бы он ни писал – будь то коршун, облетающий свои владения в пустыне, или фантастическую историю человека, за грехи превращенного в черепаху, или «Нос», как у Гоголя, он все равно, пусть и опосредованно, соприкасается с реальной жизнью и откликается на ее вызовы, пусть в необычной форме, в жанре притчи или сатирической повести.
С возрастом я все отчетливее прислушивался к гулу времени, внутренне ощущая, что сидеть «в башне из слоновой кости» невозможно, коль скоро ты живешь в данное время и суровые проблемы времени задевают не только тебя, но и твоих современников, тех, кто думает, как ты, говорит на одном с тобой языке, призывая хотя бы словом выразить их чаяния и устремления.
К этой мысли в немалой степени подвела меня статья Льва Толстого «Не могу молчать!», поразившая меня своей страстью и пророческим видением жизни. Автор «семейного романа» о любовных переживаниях Анны Карениной резко заявил о своей гражданской позиции, осудив аресты и внесудебные казни в России, обвинив, в первую очередь, церковь в молчании, которое сродни пособничеству. В ответ великий писатель, как известно, был отлучен от церкви, назван богохульником и предан анафеме…
Кстати, и по сей день церковь не сняла с писателя анафему, видимо, перефразируя известное выражение Некрасова: «Поэтом можешь ты и быть, но гражданином не обязан».
Ступенька за ступенькой, спускаясь из «башни из слоновой кости», я обратился к публицистике, пытаясь откликнуться на животрепещущие вопросы дня, тем более, что журналистского опыта я набирался еще в газете «Советская Бухара», будучи учителем в сельской школе, в газете «Комсомолец Узбекистана», а позднее, с началом гласности, в «Московских новостях».
В этом издании в середине 80-х годов прошлого века и появились мои статьи о трагедии крымцев – «Бегущие впереди арбы», «Крымские татары жаждут исхода». В те годы читатель еще доверял чистому листу, излагая свои мысли со всей искренностью и непосредственностью, спорил, предлагал идеи автору взволновавшей его публикации…
Сотни откликов пришли в мой адрес от крымцев, оторванных от Родины и рассеянных по всей стране.
После моего выступления в журнале «Дружба народов» со статьей «Всем миром помочь братьям» жительница Башкирии, этническая русская, в годы войны бывшая в Узбекистане в эвакуации, написала: «Только представитель благородного народа может так сочувствовать горю другого народа. Спасибо Узбекистану!»
Но не все оказалось таким радужным. Все, кто был в депортации, помнят 1987-88 годы, когда по-прежнему оказывалось сильное давление на крымцев, жестоко разгонялись их митинги, которые стали регулярными и охватывали все города и поселки Узбекистана.
В этой атмосфере меня, конечно, не отлучили от ислама, потому что, к счастью, ислам был в душах верующих, а не в директивных указаниях властей. Меня даже не отлучили от Союза писателей, где я был редким гостем. Зато после многократных вызовов в прокуратуру меня обвинили в том, что мои статьи еще больше активизировали крымцев в их требовании вернуться на Родину.
Что касается Некрасова, то его творчество критика считала слишком приземленной в ущерб художественности и оригинальности. На этот упрек Некрасов и изрек: «Поэтом можешь ты не быть…», что стало фигурой речи в устах апологетов социалистического реализма.
— Какие мысли у Вас возникли после встречи с молодыми писателями? Есть ли у крымскотатарской литературы достойное продолжение? Над чем, по-Вашему, молодым писателям нужно еще работать?
— Мне кажется, что между писателями, жившими вне Родины более сорока лет, и теми, кто родился уже в Крыму, произошел глубокий поколенческий разрыв, что мешает литературному и культурному живому языковому процессу двигаться плавно, естественно и непрерывно.
Тимур Пулат и главные редакторы детского журнала «Арманчыкъ» Эдие Муслимова, газеты Avdet Шевкет Кайбула и газеты «Къырым» Бекир Мамут
Тема старшего поколения – это в основном тема ужасов депортации, то, чему их, уже зрелых людей, научила жизнь, а также тема возвращения на Родину, к разрушенным очагам и затерянным могилам предков.
У тех же, кто решил прийти им на смену, творческая мысль мерцает и без непрерывности процесса, в национальной литературе, и в отсутствии творческих традиций и художественных приобретений постепенно затухает…
Ощущая этот разрыв творческого процесса в едином потоке времени, молодые авторы, по моим наблюдениям, вольно или невольно абстрагируются от сегодняшней живой реальности, с ее сложностями и противоречиями, и обращают свой взор к истории как к неподвижному, устоявшемуся пласту жизни предков, пытаясь осмыслить ее в своем понимании.
После прочтения романа Гульнары Абдулаевой о Шахин Гирее и поэмы «Сельсебиль» Эльвиры Капнист я поделился своими соображениями о тенденции молодых авторов убегать от сегодняшней реальности с одним крымским литературоведом, на что он ответил: «У нас сейчас каждый мнит себя знатоком истории, рассуждая на эту тему где угодно – в стихах, в социальных сетях, сознательно игнорируя сегодняшнюю суровую реальность».
Конечно, история в чем-то поучительна, но ее нельзя повернуть вспять… «И действительно, погруженность в историю, пусть даже славную, зашоривает сознание автора, не позволяет ему видеть современность, или увиденное дает ложное представления о настоящем…
— Когда-то, на уже не ранней зорьке советской власти, прозвучал горьковский призыв, обращенный к писателям: мол, идите, товарищи, в газету и поднимайте литературный уровень прессы. Это не было пропагандистским ноу-хау. Еще А. Дюма-старший лет 200 назад не гнушался публиковать свой знаменитый многолетний мушкетерский сериал и другие произведения в одной из ведущих французских газет.
Да и Ваш пример «тому наука» (публикации художественных произведений в «Къырым» и Avdet последней осенью и весной). Но сегодня эти примеры, скорее, исключение. Периодические издания пока еще не агонизируют, и их тиражи, как правило, многократно выше книжных. И все же большинство писателей будто бы стесняются «мараться» о газету – публиковаться в обычной прессе. У Вас есть право об этом судить, и даже строго…
— В те годы, когда меня не печатали, – а не видя свой текст набранным типографски и пахнущим краской, я не мог дальше работать – я говорил себе: «Пусть хоть какая-нибудь заводская многотиражка типа «За социалистический труд» или газета пожарников «Герои в огне» обратится ко мне с предложением напечатать рассказ или отрывок из повести, чтобы я мог дальше писать» Но – увы! Предложений не поступало…
Для автора не зазорно публиковаться в любом издании, чтобы его читали. По своему опыту знаю: газета приучает к точному и краткому письму и погружает в реальную жизнь, что особенно важно для молодого писателя.
— В очередной свой приезд в Крым Вы встречались с крымскими татарами разного социального статуса, положения и профессий, общались с участниками национального движения. Лягут ли впечатления и некие сведения, полученные и услышанные во время этих встреч, в основу Ваших будущих произведений?
— Разумеется, встречи с интересными людьми, беседы, которые случились у меня в Крыму, впечатлили меня – человека, почти уже четыре десятилетия воспринимающего жизнь крымцев как свою кровную, зная, что Всевышний послал меня по этой стезе.
Что же касается будущих произведений о людях Крыма прошлых эпох и нынешних дней, то я из мистических побуждений умолчу, ибо боюсь сглазить свое будущее детище самомнением и тщеславием, с которыми всю жизнь борюсь.
Не об этом ли рассуждают и суфии, которые предостерегают автора: «Надо держать в секрете свои творческие планы и деяния до тех пор, пока этот план не воплотится в реальности. Ведь любые наши идеи не только не совершенны, но в них множество слабых мест, по которым легко пройти проницательным взглядом будущему читателю».
— Как Вы относитесь к факту существования писательских организаций, которые образовываются не по литературным направлениям, интересам, языку или каким-то иным творческим критериям, а принципу расчета на государственную поддержку, на основе широкого спонсорства власти и, соответственно, приводящем к возможности так или иначе влиять на писателя, получению рычагов управления литературным процессом. Тимур ака, насколько такое суждение правомерно? В чем такой взгляд на положение вещей ошибочен?
— Из опыта многолетнего членства в Союзе писателей СССР я – и не только я, но тысячи моих коллег-писателей – вынесли горькую истину: если творческая организация, будь то писателей, художников, кинематографистов, живет на подачки государства, то и государство, естественно, требует от них послушания, следования директивам и методам, как это было с методом социалистического реализма.
Мне кажется, что если союзы писателей находятся под контролем государства, то их членам лучше всего организовывать клубы встреч, например, по критерию жанровых пристрастий, или дискуссионные клубы, где они могли бы свободно общаться, дискутировать актуальные проблемы творчества, обмениваться замыслами, опытом вне жестких уставных рамок, утвержденных властями. И без внутреннего цензора, который губителен для настоящего художника.
Фото: Эдие Муслимова, Facebook
