Политика признания коренных народов в международном праве и в законодательстве Российской Федерации

09.08.20239:34

Институт этнологии и антропологии РАН

Исследования по прикладной и неотложной этнологии № 250

Из отчета, подготовленного по заказу Администрации Президента Российской Федерации и выполненного при поддержке Российского научного фонда, грант № 15-18-00099. Москва 2016.

Случай крымских татар

Формулировка «коренной народ Крыма» не относится к правовым понятиям, т.е. к понятиям международного права в той его части, которая использует определения «коренного народа» в документах организаций, опирающихся на нормы этого права и разрабатывающих соответствующие подходы (организации, входящие в состав ООН или действующие под его эгидой или к понятиям действующих норм российского законодательства, поскольку определения коренных малочисленных народов Российской Федерации и коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока содержат элементы (порог численности в 50 тыс. чел. и ведение традиционного образа жизни), которыми в своей совокупности ни один из проживающих в Крыму автохтонных народов, включая крымских татар, крымчаков и караимов, не обладает.

Понятие «коренной народ Крыма», однако, используется в политическом дискурсе различных партий и движений, но это обстоятельство не создаёт ни внутренних, ни международных правовых обязательств государства в области тех специфических прав, которыми сопровождаются статусы коренного народа в международном праве или российском законодательстве, поскольку эти статусы юридически закреплены соответствующими документами международного права и законодательства Российской Федерации, а принципы, положенные в основу этих статусов не соответствуют содержанию используемого в политическом дискурсе понятия «коренной народ Крыма».

Как следует из представленного выше отчёта с изложением всех используемых в международном праве подходов и дефиниций, большинство элементов этих дефиниций не указывают на сообщества, в истории которых отмечены периоды политического доминирования в регионе или, тем более, рабовладение. В отличие от стран Нового Света, и по вполне понятным причинам, изложенным подробно выше, в государствах Азии, Африки и Европы не используется та модель индигенности, в основу которой положен хронологический принцип заселения территорий, но используется её экономическая модель, в которой основополагающим принципом является тип хозяйства (традиционная нерыночная экономика, основанная на присвоении природных ресурсов).

Таким образом, можно определенно утверждать, что в существующей практике защиты такого рода групп, как, например, крымские татары (автохтонных, но не индигенных или коренных в том смысле, в котором это понятие используется в документах международного права), используются механизмы защиты прав меньшинств, нацеленные на защиту языка и культуры этих групп, но не на защиту их особого экономического уклада (образа жизни), поскольку они (эти группы) давно по собственной воле и на равноправной основе участвуют в рыночной экономике, хорошо интегрированы в современный образ жизни и индустриально-урбанистическую культуру и не имеют тех специфических потребностей, которые характерны для групп коренного населения с их особым образом жизни и хозяйства. Именно по этой причине в данный отчёт были включены ключевые случаи отказа в признании статуса коренного народа на уровне ООН и его организаций в отношении как прежде политически доминировавших групп, так и групп, давно интегрированных в доминирующий экономический уклад.

Коренные народы Крыма, таким образом, в правовом отношении должны рассматриваться как национальные меньшинства и защищаться соответствующими нормами внутреннего законодательства и международного права (в частности, в случае международных обязательств Российской Федерации – нормами Европейской Рамочной Конвенции по защите прав меньшинств). В этом отношении они не будут отличаться от татар, чувашей, якутов и др. народов России, права которых защищены российскими законами и Европейской Рамочной Конвенцией по правам меньшинств, регулярные отчёты по которой всегда включают перечень мероприятий, предпринятых в отношении защиты языков и культур этих сообществ.

В этом контексте уместно также упомянуть, что Россия не ратифицировала Конвенцию № 169 МОТ о правах коренных народов именно потому, что она включает универсальные обязательства в отношении прав на территорию, стирающие различия в подходах между государствами Нового и Старого Света.

Этих аргументов достаточно, чтобы не использовать выражение «коренные народы Крыма» для обоснования правовых притязаний на статус коренного народа по международному праву со стороны таких сообществ, а рассматривать его как фразу из политического дискурса тех политических сил, лидеры которых не осведомлены о том, что вся логика международной защиты коренных народов исходит из отказа этих народов от интеграции в современную экономику и образ жизни и защищает фундаментальное право на выбор образа жизни (право сохранения традиционного уклада). Хорошо интегрированные в политическом, экономическом и культурном отношении сообщества имеют право на защиту своих языковых и культурных особенностей, но не на пакет экономических прав и привилегий, защищающий традиционный образ жизни коренных народов в международно-правовом смысле этого термина предполагающий в качестве основного отличительного признака ведение экстенсивного хозяйства и эксплуатацию природных ресурсов (фауны и флоры), возобновление которых требует охранных режимов на значительных территориях и потому включает также и права на земли, на которых это традиционное хозяйство ведётся.

Предложение наделить крымских татар статусом коренного народа впервые прозвучало в документе «Пути самоопределения крымскотатарского народа», опубликованном в 1993 г. Московским центром этнополитических и региональных исследований. Авторы доклада предложили рассматривать татар в качестве «коренного народа», что в тот период предлагалось как компромисс с требованиями политического самоопределения со стороны крымских татар. Предложение было положительно воспринято лидерами крымских татар, но спровоцировало бурные дискуссии среди славянской части населения полуострова, по мнению которой статус «коренного народа» давал татарам основания предъявлять права на Крым как территорию, принадлежащую исключительно им. Председатель Фонда исследования и поддержки коренных народов Крыма Н. Бекиров писал, что оппоненты ссылались на отсутствие в международном праве определения понятия «коренной народ» и назвал Крым «этнической территорией татар».

Можно было бы предположить, что к случаю крымских татар приложимо определение X. Мартинеса Кобо, в котором одним из ведущих признаков коренного населения оказывается признак исторической преемственности, однако, как это уже излагалось выше, этот принцип остаётся весьма спорным и отвергается в качестве универсального многими специалистами международного права, включая уже цитированное мнение специального докладчика Рабочей группы ООН по коренному населению Мигеля Альфонсо Мартинеса, указывавшего на применимость этого принципа только к странам Нового Света, колонизованным европейцами. К тому же историческая преемственность свойственна всем этническим сообществам без исключения и не является специфическим признаком, выделяющим коренные народы среди прочих. Следует также помнить о том, что близкое определение в Конвенции МОТ № 169 (в отличие от Пакта по политическим и гражданским правам, где народы, понимаемые как политические сообщества, объединяющие всё население конкретного государства независимо от этнической принадлежности составляющих его групп, имеют право на самоопределение), исключает самоопределение (ст. 1. п. 3 Конвенции).

Ситуация крымских татар не вписывается и в определение 1982 г. Всемирного банка, поскольку последнее нацелено на выделение групп коренного населения с традиционным хозяйством (охотники и собиратели: земледельцы, практикующие подсечное земледелие: скотоводы-кочевники и рыбаки). Важным в этом определении элементом является отказ от интеграции в рыночную экономику (т.е. преимущественная ориентация на немонетизированную экономику, ведение натурального хозяйства). Все эти характеристики нетипичны для случая крымских татар. Поскольку признак наличия промыслового хозяйства в качестве основания особого образа жизни используется также в определении Всемирного банка 1991 г., можно сделать вывод о неприменимости этого определения к случаю крымских татар, или их несоответствия ключевым характеристикам понятия «коренной народ» в практике международных организаций.

Существующие обоснования притязаний крымских татар на статус коренного народа сближают их случай с несколькими из рассмотренных выше. Как и бастеры Рехобота они не могут рассматриваться на занимаемых ими сегодня территориях как аборигены (т.е. первопоселенцы или потомки древнейшего населения, впервые заселившего данную территорию), хотя сформировались они в качестве политико-культурного сообщества именно в Крыму, т.е. в рамках предложенной выше терминологии могут рассматриваться как автохтоны. Никаких археологических свидетельств присутствия татар на полуострове во времена первой греческой колонизации не обнаружено, а участие в этногенезе крымских татар тавров или куманов-половцев, постулируемое отдельными крымскотатарскими исследователями, требует научных доказательств (в виде, например, рНК-анализа костного материала из известных погребений или хотя бы палеографических доказательств языковой близости), которые на сегодняшний день отсутствуют. Существуют, напротив, исторические свидетельства об истреблении золотоордынцами половецкого населения степного Крыма (Ибн-ал-Асир, Гильом де Рубрук и др.). В частности, последний, описывая свое путешествие из Константинополя вставку Батыя, совершенное им и его спутниками в 1253-54 гг., упоминает следующее:

«На море от Керсона до устья Танаида |Дона| находятся высокие мысы, а между Керсоной н Солдаей (Судаком) существует сорок замков, почти каждый из них имел особый язык: среди них было много Готов, язык которых Немецкий. <…> на равнине до прихода Татар жили Команы и заставляли вышеупомянутыс города и замки платить им дань. А когда пришли Татары, Команы, которые все бежали к берегу моря, вошли в эту землю в таком огромном количестве, что они пожирали друг друга взаимно, живые – мертвых, как мне рассказывал видевший это купец…».

Это описание оценивается историками как достаточно надежное и вместе с другими источниками позволяет датировать появление татар на Крымском полуострове периодом не ранее XIII в. Частичное их смешение с местным населением и впоследствии с пришедшими на север полуострова ногайцами заставляет рассматривать крымских татар как гетерогенную группу, сформировавшуюся, главным образом на основе золотоордынского населения.

Напомним, что принцип первого владения основан на идее первопоселения, где именно первичность, изначальность, аборигенность, т.е. появление человека или группы на данной территории прежде всяких других людей вообще, становится основанием права на земельную собственность и суверенитет. Он неприменим на абсолютном большинстве территорий Старого Света из-за их сложной миграционной истории, перехода из рук в руки в результате многочисленных завоеваний, смешения населения. Крым в этом отношении исключением не является и ни одно из населяющих его сегодня этнических сообществ не может рассматриваться как аборигенные первопоселенцы, хотя некоторые из этих сообществ допустимо рассматривать как автохтонные, т.е. сформировавшиеся именно на его территории (крымские татары, крымчаки, крымские караимы). Помимо этого, ни в одни из известных исторических периодов крымские татары не проживали на территории Крыма изолированно, и Крым всегда представлял собой территорию со сложным этническим составом, так что объявлять его исключительной собственностью какого-то одного из сообществ представляется невозможным.

Если же рассматривать современное административное деление Крыма и этнический состав составляющих его районов, то и в этом случае оказывается, что ни в одном из них татары не составляют большинства или даже половины населения, и их наделение какими-то исключительными правами или привилегиями за рамками защиты языка и культуры оказалось бы социально несправедливой мерой по отношению к остальным сообществам и по сути попыткой установления этнократии на данной территории.

Как и бастеров, крымских татар можно отнести к автохтонным метисированным сообществам, исторически доминировавшим на своих территориях, т.е. относящихся к привилегированным слоям населения. Как раз последнее обстоятельство помешало бастерам Рехобота войти в число официально признанных коренных народов.

Типологически из всех рассмотренных выше случаев ситуация крымских татар наиболее близка к ситуации бедуинов Негева, прежде всего, из-за сходства земельных притязаний. И там, и здесь земельные участки поступают в индивидуальное пользование, а общая обеспеченность землей уже превышает эту обеспеченность у остальных групп населения. Так, по данным главы Крымского комитета по земельным ресурсам Н. Голубева, татарам требуется 61 тыс. участков, но им выделено и уже получено 76 тыс. участков, и их обеспеченность землей превысила 112%. Однако самозахваты продолжаются, вопреки тому, что участки не осваиваются, а консервируются и предлагаются к продаже. В 2006 г. средняя обеспеченность татар землей на одного взрослого составила 1,7 га. 1167 участков не осваиваются более трёх лет. Всего в Крыму в рассматриваемый период было определено 382 тыс. участков под индивидуальное жилищное строительство, при этом татары, составляющие менее 12% населения, получили 20,3% участков».

Обоснования требований территориальной автономии со стороны лидеров крымскотатарского сообщества, в которых используются ссылки на существовавшую прежде государственность, также не могут рассматриваться как юридически состоятельные и потому, что территория Крыма перешла к России в результате межгосударственных договоров (Кучук-Кайнарджийского 1774 г. и Ясского 1792 г.), т.е. вполне законным образом, и потому что Крымское ханство потеряло свою независимость, войдя в состав Османской империи еще до этих событий, и потому что социальный порядок в ханстве ни по каким меркам нельзя было признать справедливым из-за процветавшей в нем работорговли и бесконечных набегов на территории соседних государств. Последнее не позволяет использовать принцип восстановления установленного порядка, т.е. проявлять уважение к исторически существовавшей в этом ханстве форме правления, предшествовавшей её вхождению в состав Российской империи.

Таким образом, рассмотрение международных подходов в отношении определения и признания статуса коренного народа демонстрирует, что крымские татары, являясь интегрированным в современные экономику и образ жизни сообществом, обладают, однако, специфическими потребностями в сфере языка и культуры (т.е. должны использовать меры, предусмотренные для защиты национальных меньшинств), но не могут рассматриваться как коренной народ в правовом смысле этого термина, поскольку не ведут экстенсивного нерыночного хозяйства, основанного на экономике присвоения. В этом смысле их традиционная культура не отличается от культур аналогичных национальных сообществ как в пределах Российской Федерации, так и европейских, подпадающих под защиту международных норм, касающихся национальных меньшинств.

Вопрос о включении конкретного сообщества в официальный перечень коренных народов Российской Федерации следует рассматривать не только как вопрос внутренней политики, но и как проблему, имеющую прямое отношение к особенностям современной политики признания в отношении коренных народов на международном уровне. Россия является членом многих структур и организаций ООН, включая Международную Организацию труда и Постоянный Форум коренных народов при ООН. На ее территории осуществлялась серия проектов при участии Всемирного Банка, располагающего собственными нормами и процедурами идентификации и признания групп коренного населения. Каждая из этих структур располагает собственными определениями и подходами к статусу коренного народа. Для понимания своеобразия российской позиции в отношении коренных народов необходимо иметь представление о соответствующей политике на уровне международного права и отдельных государств, на территории которых проживают коренные народы, обладающие этим официальным правовым статусом.

Решение проблемы признания этнического сообщества в качестве коренного народа и наделение его соответствующим правовым статусом сопряжено с рассмотрением ряда конкретных вопросов, касающихся его истории, образа жизни его представителей, соответствия характеристик и признаков этого сообщества – характеристикам и признакам, используемым в международном и государственном праве, определяющем статус коренного народа, а также с оценкой целесообразности избираемых защитных мер и их соответствия основам национальной политики государства, се целям и принципам на основе соблюдения социальной справедливости и равенства всех народов Российской Федерации.

В этой связи рассмотрение проблемы включения еще одного этнического сообщества в существующий официальный перечень коренных малочисленных народов должно осуществляться на основе знания особенностей трактовок аборигенности в государствах Старого и Нового Света, понимания целей и смысла процедуры признания и наделения официальным статусом коренного народа, знаком­ства с опытом конкретных случаев признания и оснований для отказа в признании этого статуса со стороны международных организаций конкретных государств. В сферу внимания законодателей при решении вопросов наделения статусом отдельных сообществ на территориях со сложным этническим составом должно быть включено также рассмотрение юридических оснований прав на территорию и суверенитет, неукоснительное соблюдение принципов исторической и социальной справедливости.

Международные подходы к определению коренных народов

Принципы и подходы к определению коренного населения, критерии и параметры соответствующего правового статуса в международном праве разрабатывались, главным образом, в рамках деятельности трех основных групп международных организаций:

1) Международной Организации труда (МОТ);

2) Всемирного Банка;

3) ООН, действующих в области прав человека, включая Экономический и Социальный Совет и его комиссии и рабочие группы, в т.ч. Рабочую группу по коренному населению (1982-2007) и Постоянный Форум по вопросам коренных народов (2000) с его секретариатом, а также Добровольный фонд ООН для коренных народов (1985); Совет по правам человека (2006) и Экспертный механизм ООН по правам коренных народов (2007). Подходы этих организаций к определению коренного населения отличаются (подробно эти отличия охарактеризованы в разделе I), поскольку опираются на разное понимание того, что значит быть коренным (подробнее о различиях в моделях индигенности, применяемых к автохтонным группам населения в Новом и Старом Свете).

Существенно то, что в отличие от колонизованных европейцами стран Нового Света, где в различении коренного и прибывшего с других континентов населения используются принципы первопоселения и т.н. «принцип соленой воды» (колонизация из-за океана), в государствах Старого Света разделить исконное население от потомков различных исторических волн заселения конкретных территорий бывает, как правило, невозможно из-за смешения населения (см. в этой связи доклад Специального докладчика Рабочей группы ООН по коренному населению), что и послужило основанием для создания иной модели индигенности, где фундаментальной характеристикой коренного населения выступает традиционный образ жизни, основанный по преимуществу на натуральном хозяйстве и тра­диционных промыслах.

Права на территорию

Особую группу проблем при обсуждении статуса коренного народа представляют права на землю и статус занимаемых этими сообществами территорий. Основным различием между «землями» и «территориями» является то обстоятельство, что первый термин используется в связи с понятием собственности, в то время как второй относится к словарю политических наук и обсуждается, например, в связи с суверенитетом или в контексте самоопределения населения.

Признание в странах Старого Света ведения традиционного хозяйства как ключевого признака коренного населения влечет за собой рассмотрение территориальных аспектов статуса коренных народов, поскольку традиционное хозяйство является по определению экстенсивных, а такие типы занятий, как оленеводство, охота или рыболовство, требуют обширных территорий с особыми режимами охраны возобновляемых природных ресурсов. Отсутствие подходящих территорий для ведения этого типа хозяйства ведет к его упадку и разрушению образа жизни как основы идентичности коренных народов. Таким образом, для сохранения культуры и идентичности народов этой группы требуются меры по охране среды обитают и сохранения тех природных ресурсов, от которых зависит их хозяйство и образ жизни. Эти соображения носят общегуманитарный характер, однако сами по себе еще не составляют правового принципа в отношении прав на земли, а лишь определяют обязанности государства в отношении населения этих территорий.

Моральной основой законного владения территорией является мирное занятие прежде никем не населенных земель, которые затем столь же законным образом могут передаваться по наследству, продаваться, или сдаваться в аренду или залог на основе договорного права. Принцип первопоселення. применяемый в странах колонизации (главным образом, в Австралии. Новой Зеландии. США и Канаде), в государствах Старого Света из-за сложной миграционной истории населения оказывается практически неприменимым. Он ограниченно применим даже в государствах Нового Света, в частности, оказывается неэффективным при рассмотрении притязаний на статус коренного населения со стороны метисированных сообществ или групп автохтонного населения, проживающих сегодня за пределами своих исконных территорий.

Еще одним основанием для законного владения территорией является т.н. справедливое завоевание. Основатель современного международного права Гуго Гроцнус в своем трактате «О праве войны и мира» (1625) писал, что «справедливые войны» допустимы ради защиты не только своих, но и чужих подданных, если над ними творят «явное беззаконие». Таким образом, территории феодальных государств, практиковавших работорговлю или рабство, могли на законных основаниях завоевываться их соседями, желавшими положить конец этой антигуманной практике. Законным основанием для статуса территории является также самоопределение ее народа в результате свободного волеизъявления и образования нового государства, либо присоединения к одному из существующих.

Политика признания статуса коренного народа в международных организациях и в российском законодательстве

Признание группы как самостоятельной этнической или языковой единицы в научных или практических классификациях народов и языков (как, например, перечень категорий национальной принадлежности в переписях населения) не влечет за собой ее юридического признания в качестве «коренного народа» в том смысле, которым это понятие наделяется в международном праве. Такое сообщество должно соответствовать конкретному набору критериев и признаков коренного населения, соответствие которым служит главным аргументом в процедуре получения официального правового статуса коренного народа.

Случаи отказа в признании за группой статуса коренного населения в европейских, азиатских и африканских государствах Старого Света связаны, главным образом, с отсутствием признаков ведения традиционных форм хозяйства у претендующих на этот статус сообществ и их полная интеграция в рыночную экономику.

В России перечень характеристик коренного населения, помимо общих признаков, объединяющих российский подход с подходами, принятыми в международном праве, имеет уникальные черты. В частности, статус коренного малочисленного народа Российской Федерации разработан для защиты традиционного образа жизни наиболее уязвимых в силу своей малочисленности народов (пороговая численность определяется в 50 тыс. чел.). Образ жизни таких сообществ связан с экономикой присваивающего типа, т.е. зависит от экстенсивных форм хозяйства основанного на присвоении природных ресурсов – охоте, рыболовстве, оленеводстве, собирательстве. Этот тип хозяйства в российском законодательстве о коренных народах именуется традиционным хозяйством.

В качестве обязательного элемента процедура признания включает ходатайство органов власти субъекта Российской Федерации (рассмотревшего и поддержавшего инициативу лидеров конкретного сообщества), на территории которого проживают представители данного сообщества, в правительство Российской Федерации – шаг, который затем инициирует рассмотрение ходатайства, экспертную оценку соответствия конкретного случая существующим подходам в международном праве и российском законодательстве и аргументированное решение по данному случаю. Существенным моментом в такого рода экспертной оценке, помимо соответствия данной группы критериям и признакам коренного населения, является территориальный аспект, а именно рассмотрение характера и связи между данной группой населения и занимаемыми ею территориями, включая легитимность владения землями, историю договорных отношений и т.п.

Крымские татары как сообщество, лидеры которого претендуют на правовой статус коренного народа, не обладает теми критериями и признаками, которые используются в процедурах признания этого статуса в российском законодательстве и международными организациями. Численность крымских татар значительно превосходит демографический порог, используемый в российском законодательстве в качестве критерия коренных малочисленных народов (группа должна насчитывать менее 50 тыс. чел.). Используемые в государствах Старого Света критерии для определения коренных народов (традиционный образ жизни, основанный на экстенсивном хозяйстве и экономике присвоения, т.е. на охоте, рыболовстве, оленеводстве и собирательстве) также не соответствует профилю занятости крымскотатарского населения, хорошо интегрированного в современную рыночную экономию и не отличающегося даже в сельской местности от соседних крестьянско-фермерских сообществ.

Используемые подходы к определению коренных народов в практике международных организаций (Международная организация труда. Рабочая группа по коренному населению Экономического и Социального Совета ООН. Добровольный фонд ООН для коренных народов. Постоянный Форум коренных народов при ООН. Экспертный механизм ООН по правам коренных народов. Всемирный банк) также не позволяют рассматривать крымских татар как коренной народ по критериям соответствующей области международного права.

Право на территорию, столь часто упоминаемое лидерами крымскотатарских организаций, должно быть удовлетворительным образом обосновано с привлечением правовых и исторических аргументов. Между тем многочисленные исторические источники свидетельствуют, что крымские татары не являются первопоселенцами на полуострове, но скорее – потомками завоевателей, истребивших и обративших в рабство местное население (тавров и половцев). Крымские татары вплоть до перехода полуострова под российскую юрисдикцию относились к доминирующей и правящей группе населения, т.е. не подпадали под критерий уязвимости, используемый в международном праве при выделении групп коренного населения.

Территория Крымского полуострова перешла под юрисдикцию России законным и международно-признанным образом в результате заключения межгосударственных договоров (Кучук-Кайнарджнйского 1774 г. и Ясского 1792 г.). Помимо этого, социальный порядок в Крымском ханстве ни по каким меркам нельзя признать справедливым из-за процветавшей в нем работорговли и бесчисленных набегов на территории соседних государств, в т.ч. России, и таким образом ее военные действия, с правовой точки зрения, соответствуют правовой концепции «справедливой войны». Призыв к восстановлению «крымско-татарской государственности», таким образом, вступает в противоречие с обычно используемым в международном праве принципом восстановления установленного порядка, поскольку этот порядок был антигуманным.

Современная ситуация крымских татар по ряду ее параметров походит на ситуацию бедуинов Негева и бастеров Рехобота, сообществ, обращавшихся в международные инстанции по поводу признания за ними правового статуса коренного народа, однако получившие мотивированные отказы из-за их несоответствия международным критериям индигенности.

Изложенное позволяет сделать вывод, что к современному крымскотатарскому сообществу не приложимо понятие «коренной народ» в смысле заложенных в его объем признаков в соответствии с подходами рассмотренных международных организаций и российского законодательства. Специфические языково-культурные потребности членов этого сообщества могут, однако, эффективно защищаться международным и российским законодательствами по защите национальных меньшинств (ратифицированной Россией Рамочной Конвенцией по защите прав меньшинств, законах РФ о языках, культуре, образовании и национально-культурной автономии). Использование в этом случае защитных мер, преду смотренных статусом коренных народах, породит в данном случае социальную несправедливость, выделяя крымских татар из окружающего сельского населения, чей тип хозяйства и занятость мало отличается от хозяйства и занятости крымских татар.

Вопрос о включении конкретного сообщества в официальный перечень коренных народов Российской Федерации следует рассматривать не только как вопрос внутренней политики, но и как проблему, имеющую прямое отношение к особенностям современной политики признания в отношении коренных народов на международном уровне. Россия является членом многих структур и организаций ООН, включая Международную Организацию труда. Постоянный Форум коренных народов при ООН; на ее территории осуществлялась серия проектов под эгидой и при участии Всемирного Банка, располагающего собственными нормами и процедурами идентификации и признания групп коренного населения. Каждая из этих структур располагает собственным подходом к концептуализации статуса коренного народа. Для понимания своеобразия российской позиции в отношении коренных народов необходимо иметь пред­ставление о соответствующей политике на уровне международного права и отдельных государств, на территории которых проживают коренные народы, обладающие этим официальным правовым статусом.

Решение проблемы признания любого сообщества в качестве коренного народа и наделение его соответствующим правовым статусом сопряжено с рассмотрением ряда конкретных вопросов, касающихся его истории, образа жизни его представителей, соответствия характеристик и признаков этого сообщества характеристикам и признакам сообществ с правовым статусом коренного народа, а также с оценкой целесообразности избираемых защитных мер и их соответствия основам национальной политики государства, ее целям и принципам на основе соблюдения социальной справедливости и равенства всех народов Российской Федерации. В этой связи рассмотрение проблемы включения еще одного этнического сообщества в существующий официальный перечень коренных малочисленных народов должно осуществляться на основе знания особенностей трактовок аборнгенности в государствах Старого и Нового Света, понимания целей и смысла процедуры признания и наделения официальным статусом коренного народа, знакомства с опытом кон­кретных случаев признания и оснований для отказа в признании этого статуса со стороны международных организаций и конкретных государств. В сферу внимания законодателей при решении вопросов наделения особым статусом отдельных сообществ на территориях со сложным этническим составом должно быть включено также рассмотрение легитимных оснований прав на территорию и суверенитет, принципов исторической и социальной справедливости.

Рассмотрение этих тем обусловливают следующую структуру изложения. Необходимо проанализировать типы или модели индигенности (аборигенности), на которые опирается практика международных организаций и государств в решении вопросов правового и политического статуса групп коренного населения. Применение этих моделей следует затем рассмотреть на конкретных случаях признания или отказа в признании статуса в практике международных организаций. Наконец, необходимо представлять политику Российской Федерации в отношении коренных малочисленных народов и основания политики признания в российском случае на основе его сопоставления с политикой признания в других государствах. Существенным является также вопрос о социальной и исторической справедливости и общие принципы, которыми необходимо руководствоваться при решении конкретных проблем в политике признания и наделения статусом коренного народа конкретных этнических сообществ. Учет этих принципов позволит законодателям принимать соответствующие решения в соответствии с международной практикой и на основе соблюдения принципов законности и справедливости. Следует подчеркнуть, что материалы данного раздела не отменяют необходимости проведения правовой экспертизы рассматриваемого случая, и должны использоваться как социально-экспертное знание, необходимое для правовой экспертизы и дополняющее ее.

Сергей СОКОЛОВСКИЙ, доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН (ИЭА РАН), главный редактор журнала «Этнографическое обозрение»

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

Подписывайтесь на наши страницы в соцсетях FacebookВконтакте, ОдноклассникиInstagram, а также на канал в Telegram и будьте в курсе самых актуальных и интересных новостей.

Фото аватара

Автор: Редакция Avdet

Редакция AVDET