«Мужчина – женщина» – онтологическая оппозиция, лежащая в основе естественного языка как базового компонента человеческой культуры. Пристальный интерес к категории гендера, понимаемой как социокультурная ипостась человека, обусловлен сегодня бурным развитием новых направлений лингвистики, в центре внимания которых находится говорящий, думающий и чувствующий человек. Гендерная опппозиция – это языковая универсалия, обладающая в языках разного типа специфическим набором категорий и форм выражения.
Разные языки и разные уровни языковой системы обладают разной гендерной отмеченностью: наиболее регулярно гендерная оппозиция проявляется в морфологии, словообразовании и лексике, менее отчётливо – в синтаксисе. Фразеология же стала предметом изучения в гендерном аспекте лишь в последнее десятилетие.
Исследователи уже обратили внимание на гендерную маркированность русской фразеологии в плане содержания и прагматики. Обычно отмечается способность фразеологических единиц разного типа, преимущественно паремий, давать отрицательный аксиологический портрет женщины глазами мужчины (Курица не птица, женщина не человек; Баба с возу – кобыле легче; У бабы волос долог, да ум кóроток; У бабы дорога – от печи до порога и др.), реже – отрицательный портрет мужчины глазами женщины (Муж – голова, жена – шея; Седина в волосы – бес в ребро; Сила есть – ума не надо и др.) [1; 2; 5–7]. Сегодня, однако, рано говорить о становлении отдельного раздела лингвистической гендерологии, который можно было бы назвать фразеологической гендерологией или гендерной фразеологией.
Впервые на гендерную отмеченность содержания некоторых фразеологических единиц в русском языке обратил внимание самаркандский учёный Л. И. Ройзензон. Разрабатывая проблему фразеологической парадигматичности, т. е. способности фразеологизмов к изменению их грамматической формы, он привёл примеры неполной фразеологической парадигмы на «родо-половой основе»: имеются, с одной стороны, такие фразеологизмы, как гусь лапчатый, шут гороховый, сам с усам и др., но отсутствуют их «родо-половые» соответствия – гусыня лапчатая, шутиха гороховая; сама с усами и др. [3, с. 204].
Более значимыми – в гендерном плане – представляются следующие замечания Л. И. Ройзензона: «…В русской фразеологии имеет место явление феминизации и маскулинизации УСК (устойчивых словесных комплексов – А. Э.), т. е. закрепление за той или иной ФЕ определенного объекта, на который распространяется действие лица того или иного пола» [3, с. 205]; ср.: будь мужчиной ‘будь мужественным, сильным’, волочиться за каждой юбкой ‘увлекаться женщинами’, но: вешаться на шею ‘приставать к мужчине с ласками, нежностями’, наставлять рога ’изменять мужу’ и др.
Крымскотатарская фразеология не была до сих пор объектом анализа в гендерном плане. В настоящей работе впервые сделана попытка выявить способы выражения значений маскулинности и феминности в крымскотатарской фразеологии. Объектом анализа являются разного типа фразеологические единицы, извлечённые из словарей крымскотатарского языка, а также художественных и публицистических текстов. Небольшое количество таких единиц объясняется следующими факторами: 1. отсутствием необходимых академических словарей крымскотатарского языка – толковых, исторических, этимологических; 2. спецификой системы категорий крымскотатарского языка.
Известно, что в тюркских языках отсутствует категория рода, которая коррелирует с категорией пола во многих языках мира, например – в русском, немецком, французском, арабском и др., и имеет специальные языковые средства её выражения (аффиксальные морфемы, артикли и др.). Значения маскулинности (< лат. masculinas – мужской), принадлежности к мужскому полу, и феминности (< лат. femina – женщина), принадлежности к женскому полу, выражаются в крымскотатарском языке лексическими средствами, в том числе характерными антропонимами, и широким контекстом: а. шаирé ‘поэтесса’, п. оджапчé, а. муаллимé ‘учительница’, а. рефика́ ‘жена, супруга’, эмширé ‘медицинская сестра’и др. К собственным именам мужчин и женщин часто добавляются детерминанты – нарицательные имена существительные, которые идентифицируют пол. В постпозиции к крымскотатарским мужским именам находятся детерминанты ака, акъай, агъа, оджа, эфенди (Айдер ака, Ахмет акъай, Энвер агъа, Нариман оджа, Эмир-Али эфенди); женские имена сопровождаются идентификаторами апа, апте, абла, оджа (оджапче), шерфе (Мерьем апа, Айше апте, Медине абла, Эмине оджа, Лейля шерфе). В последние годы, по-видимому, не без влияния турецкого языка, возродились и стали очень употребительными обращения бей ‘господин’ и ханым ‘госпожа’ (Мустафа бей, Рефат бей, Сафинар ханым, Мерьем ханым).
Фразеологические единицы крымскотатарского языка в основной своей массе гендерно не маркированы – обозначают и характеризуют лиц обоего пола в социально-статусном, психологическом, нравственном и других аспектах: акъ сюек (букв. белая кость) ‘человек знатного происхождения’; чыплакъ баджакъ (букв. голые ноги) ‘бедный, беднота’; башы кокке тиймек (букв. головой касаться неба) ‘быть безгранично счастливым’; агъзы бар, тили ёкъ (букв. рот есть, языка нет у кого-либо) ‘очень скромный, тихий, кроткий’; aй-айы кетип, вай-вайы къалмакъ (букв. ай-ай кончился, остался вай-вай у кого-либо) ‘кто-либо очень стар, дряхл’; сагъыр мелек (букв. глухой ангел) ‘с дефектами слуха’ и др.
Как сказано выше, гендерная идентификация таких единиц осуществляется в рамках широкого контекста (конситуации): Анифе аптенинъ aй-айы кетип, вай-вайы къалгъан. ‘Тетя Анифе совсем состарилась’. Къомшу къартнынъ aй-айы кетип, вай-вайы къалды. ‘Старик сосед совсем одряхлел’.
Гендерными ма́ркерами (показателями) могут выступать также некоторые компоненты в составе фразеологических единиц: личные имена, названия предметов, характерных для мужчин и женщин, свойственные им формы поведения, отражённые в буквальном значении словосочетания-прототипа, и т. п. Фразеологические единицы с феминным значением: аршын тилли Шерифе (букв. женщина Шерифе с аршинным языком) ‘болтливая женщина’; къаш-козь ойнатмакъ (букв. играть бровями и глазами) ‘игриво поглядывать на кого-либо, кокетничать’; башыны-сачыны юлкъмакъ (букв. рвать волосы на голове) ‘приходить в отчаяние, сильно досадовать, горевать’ и др. Фразеологизмы с маскулинной семантикой: башыны къалпакъ сыкъмакъ (букв. голову кого-либо сжимает калпак; каракулевый калпак – характерный мужской головной убор) ‘находиться в затруднительном положении’; атны тувармакъ (букв. распрягать коня) ‘отказываться от своих слов, намерений’; агъалыкъ (акъайлыкъ) сатмакъ (букв. продавать мужество) ‘зазнаваться, важничать’.
Гендерные различия выступают особенно рельефно при наличии лексических оппозиций в составе одноструктурных фразеологических единиц с общим компонентом: анасынынъ джиджи къызы (букв. мамина прелестная дочка) ‘избалованная, изнеженная девочка, девушка’ – анасынынъ джиджи огълу (букв. мамин прелестный сынок) ‘избалованный, изнеженный мальчик, юноша’ и др.
Предварительный анализ семантического пространства фразеологии крымскотатарского языка не обнаружил явного гендерного дисбаланса: женщины и мужчины характеризуются как равноправные члены социума со свойственными каждому полу формами поведения – положительными и отрицательными. Пословицы и поговорки, хранилища многовековой народной мудрости, говорят об этом «открытым текстом», без всяких экивоков: Саргъуш акъай – джан азабы, тенбель апай – юрт харабы. ‘Пьяный муж – душевная пытка, ленивая жена – разрушение домашнего очага’. Яхшы къадын – эвнинъ гулю. ‘Хорошая жена – цветок (украшение) дома’. Къадыннынъ онъгъаны хазна, онъмазы – къаза. ‘Хорошая жена – сокровище, плохая – беда’. Апайын яман олса, эджелинъ етмей олерсинъ. ‘Если у тебя плохая жена, ты умрёшь раньше времени’. Апайнынъ яманы озю кунь корьмез, акъайына да кунь косьтермез. ‘Плохая жена и сама не живёт, и мужу не даёт’. Къадынны яхшы эткен къоджа, къоджасыны да яхшы эткен къадын. ‘Женщину хорошей делает хороший муж, а мужа хорошим – жена’ и др. Ср., однако: Эрни эр эткен де къадын, эвни эв эткен де къадын. ‘Мужчину мужчиной делает женщина, и дом домом делает тоже женщина’.
Думается, такая гендерная гармония, отраженная в содержании крымскотатарских устойчивых оборотов разного типа, во многом обусловлена постулатами ислама, изложенными в Коране и хадисах – повествованиях, содержащих сведения о поступках и высказываниях пророка Мухаммеда: «Будьте нежны к женщинам, (побуждая их) к благому» [8, c. 108]. Один человек сказал Посланнику Аллаха: «Кто из людей более достоин быть моим лучшим другом?» Он сказал: «Твоя мать». Тот сказал: «А потом кто?» Он сказал: «Твоя мать». Тот сказал: «А потом кто?» Он сказал: «Твоя мать». Тот сказал: «А потом кто?» Он сказал: «Твой отец». [8, c. 104]. В комментарии к данному хадису сказано, что ислам высоко ценит женщину-мать и требует её почитания.
Гендерно маркированная фразеология представляет собой значимый фрагмент концептуального поля «человек», являющегося базовым компонентом любой национальной концептосферы, и в этом качестве требует дальнейшего углублённого анализа.
Литература
1. Малишевская Д. Базовые концепты культуры в свете гендерного подхода (на примере оппозиции «Мужчина / Женщина») // Фразеология в контексте культуры. – Москва, 1999. – С. 180–184.
2. Маслова В. А. Лингвокультурология. – Москва, 2001. – С. 121–131.
3. Ройзензон Л. И. Лекции по общей и русской фразеологии. – Самарканд, 1973. – 223 с.
4. Синельникова Л. Н., Богданович Г. Ю. Введение в лингвистическую гендерологию. – Луганск – Симферополь, 2001. – 40 с.
5. Эмирова А. М. Гендер в зеркале русской фразеологии // Культура народов Причерноморья. – Симферополь, 2002. – № 31. – С. 210–212.
6. Эмирова А. М. Оппозиция «мужчина – женщина» в русской фразеологии. // Грани слова: Сборник научных статей к 65-летию проф. В. М. Мокиенко. – Москва: Изд-во ЭЛПИС, 2005. – С. 165–169.
7. 200 хадисов. Избранные высказывания и поступки пророка Мухаммада. – Киев: Ансар Фаундейшн, 2003. – 192 с.
Адиле ЭМИРОВА, Язык, сознание, коммуникация. – Вып. 50. – М.: МАКС Пресс, 2014. – С. 352–356.
