Иметь поэтическую духовную организацию может человек любой профессии. Доказано стоматологом Эмиром Мустафаевым. Псевдоним Зубной лирик – отражает и его профессию, и хобби. Рожденный в солнечном Джизаке и познакомившийся с родиной лишь в 11-летнем возрасте, он впитал любовь к Крыму с первых дней жизни тут. О том, как происходило становление Зубного лирика в беседе молодого автора с Avdet.
Осознанная и вынесенная из детства профессия
27-летний Эмир определился с профессией в возрасте пяти лет, прямо на приеме у стоматолога.
«Сидя в кресле, я наблюдал за лотком с инструментами, который активно собирался медсестрой. Только спустя время я понял, что всё это время я сидел неспокойно, а кричал как неугомонный. Спустя пару минут щипцы уже были поднесены к моему рту. Я плакал, но при этом уже тогда прекрасно осознавал, что врач помогает мне, причиняя боль. Ключевым моментом для меня, как ни странно, как раз было «помогает», а не «боль». И вот тогда я понял, что хочу также помогать людям с зубной болью», – рассказал он Avdet.
Спустя 22 года Эмир исполнил мечту детства, в серьезность которой не верили даже родители. Сейчас он стоматолог общей практики, работающий в селе Беш Терек (Донское) Акмесджитского (Симферопольского) района и по совместительству стоматолог-хирург Джолманской (Пионерской) УБ.
Поэзия медицине не помеха
При том, что Эмир автор множества стихотворений, поэтом в полной мере он себя не осознает, объясняя это тем, что поэзия для него нечто более глобальное, чем зарифмованные неким смыслом слова.
«Я максимум – автор стишков и песен, текстовик. Я не считаю себя талантливым человеком или каким-то особенным. Развиваюсь, да. Познаю себя – однозначно. Всегда есть, к чему стремиться. Иногда не получается. Но тут стоит вспомнить слова ещё одного человека: «Выходит хуже некуда, но это дело времени», – самокритично отзывается о своем творчестве наш собеседник.
Первые попытки стихотворства относятся также к ключевому возрасту – пяти годам. Маленький Эмир посвятил стишок маме в ее день рождения. В детском возрасте реакция мамы показалась критической, но это только раззадорило мальчика. Школьный возраст – время экспериментов, поисков своего стиля, участия в текстовых турнирах и поэтических конкурсах. Совет старшего коллеги по перу о том, как отточить свой технический навык навсегда запечатлелся в памяти. Рекомендация заключалась в том, чтобы описывать каждое свое действие рифмой, и это возымело результаты.
«До 14-15 лет все мои работы были, так скажем, наподобие проб. Всё, что выходило после «из-под моего пера» было более осознанным и масштабным, как по мне. Потому что все тексты после этого периода, которые я сам же озвучивал, для меня до сих пор остаются в памяти (и не только моей, и не только людской, а и в памяти носителей разных соцсетей). Да что говорить, я сам частенько перечитываю и (или) переслушиваю многие свои работки», – анализирует свое творчество Эмир. Так и есть.
Свои произведения Эмир относит к остросоциальной тематике. В них едва ли можно найти любовные мотивы. Исключение составляют произведения с любовным налетом, но с социальными и (или) бытовыми отсылками.
«Мне неинтересно писать о любви ради любви, о лирической ненависти к ближнему своему, о похождениях лирического персонажа, об изменах на публику и т.д. Мне важнее публике подать другой хлеб – то, что лежит на поверхности, но тем не менее не затрагивается, либо мало уделяется внимание этому вопросу – вопросу глобального характера, вопросу бытовому, с горьким привкусом, вопросу историческому», – говорит поэт.
По словам Эмира, изначально он создавал стихи только для себя. Позже создал сообщество во «ВКонтакте», где стал размещать свои стихи в текстовом и аудио-формате.
«Есть ответная реакция в виде комментариев и эмоций родных и друзей. Я рад был тому, что начал появляться общественный отголосок от моих работ. Мои тексты не оригинальны, обычны, но в большинстве случаев завуалированы. И не каждый сможет прочитать мою работу на одном дыхании, не запинаясь. Порой и метафоры, и другие литературные средства мои не всем ясны, но будем считать это явление авторским. Не считаю этот момент ошибочным или неправильным. Рифмы предпочитаю многосложные, сочные. Ритм порой у меня ломанный. Тут влияние в своё время оказал на меня Владимир Маяковский с его необычной технической манерой. Разве что, я только лесенкой не пишу, но в техническом плане я изначально старался быть похожим на него. И вообще, литературу всегда любил. Обожал учить стихи, прям кайфовал от этого. Но, когда на уроке рассказывал стихи, меня всегда поражала мёртвая тишина, потому что, как говорили учителя, меня всегда слушали с большим удовольствием. На сегодняшний день часто перечитываю стихи поэтов серебряного века», – так характеризует свое творчество молодой автор.
Трагические мотивы в творчестве
Несмотря на то, что начальные этапы становления личности Эмира происходили в местах ссылки (в Крым его семья переехала в 2004 году, когда у парня уже активно менялись взгляды и мировоззрение), на выходе мы получили патриота.
«Город Джизак я с самого детства считал малой Родиной, большой же Родиной для меня всегда являлась Родина предков – Крым. С тех пор ничего не поменялось. Я рад, что благодаря родителям, родным и близким я живу в Крыму. Очень горжусь своей национальностью и рад быть маленькой частицей крымскотатарского народа», – утверждает он.
Тема депортации крымскотатарского народа – одна из важных тем в творчестве Эмира. На формирование соответствующих мыслей оказали влияние рассказы бабушек и дедушек, а также стихи Лили Буджуровой.
«Я знаю, я не пережил это и неизвестно, пережил бы я геноцид, будь на месте моих предков. Но по историям и рассказам бабушек и дедушек в душе понимаю, что те времена прошли сквозь через целое поколение. Я пытаюсь донести это до читателей. И, вроде, получается», – считает он.
Стихотворений на родном языке в копилке автора пока нет, но это дело поправимое, ведь желание создавать на крымскотатарском у поэта есть.
«Стих написать и так в принципе не очень просто, а на родном языке, соблюдая все стихотворные основы, – тем паче. Были попытки, но пока они ими и остаются. Но ничего, ещё всё впереди! Потихоньку исправляю эту ситуацию», – рассказывает Эмир Мустафаев, а мы желаем ему удачи и надеемся увидеть его произведения на родном языке.
***** Как просто народ выбить из колеи Глядеть, как чернь его в мокрядь макает, В том до боли ужасном и про́клятом мае Целиком этнос искоренить, Надев на каждого клеймо «Каин». Говорили, мол, отступник и веролом Каждый первый крымский татарин, А мы, с трудом эту горечь глотая, С каждым днём приходили домой, Зная, что рок наш будет фатальным. Мой дед воевал за Отчизну свою, За Крым, за семью не за медали. И будучи имея метку «предатель», Не ведая о том, что Советский Союз С Крыма его близких резво сметает. Когда все мужчины уходили на фронт Отдел комиссаров тем утром зловещим, Будто не людей, а какие-то вещи Загружал всех татар под дулом в вагон Начисто всех… стариков и женщин. Последствия этой истории плачевны: В эпоху пролетария и прочих монархий Боязливость жить в чудовищном страхе С коробом хвори и пудом мучений Остались в душе, как горклый арахис. ***** Тебе напомнить, что в мае было, В том далёком сорок четвёртом? С яростью, злобой и с пылом Пожёстче, чем деяния чёрта Серая власть вдруг забурлила... Эти муки жёстче рассказов де Сада, Пропитаны ядом и пудом желчи, С годами выпали в мутный осадок – Вы же народ прогнали как стадо, А кого? Стариков и женщин… Вероломными нас называли, Когда наши парни гибли в полях, А вы, как псы, начали лаять, Под прицелами утром ранним Всех татар очищали к нолям. Эта обида, как комок в горле, И её никогда нам не проглотить. Вы же народ наш срубили под корень, Жизни забрали и наши покои, Гнев в наших душах породив. Сажали нас, как скот в вагоны, Со скорбью родной край покидая, Мы души запирали в оковы. Болезненный мор и острый голод Мы пережили в том проклятом мае… Вы нас сделали только крепче, Посягнув на наше меньши́нство. Так безбожно, крайне беспечно, Беспощадно и бесчеловечно Позволили нам всего лишиться… Эту боль о времени пройденном Из памяти Вам никогда не убрать! Мы снова здесь у себя на Родине, Не ради мести и того, кто против был, А дабы жить баринами и процветать. ***** Эта дешевизна, что живёт в душах, Этот снобизм, что за маской есть... Я не пойму никак, что людям для счастья нужно, И как можно продать свою честь??? ***** Земля их давно потеряла, Память о великих потеряна. Сейчас дети другим идеалам Отдают свои предпочтения. Ты спроси Есенина отчество, Кем написан роман об Онегине?! Мне ответы их знать не хочется... – Сейчас иные у детей привилегии. Ты завалишь первым вопросом их, Это правда, серьёзно, досадная... А обидно вдвойне, когда взрослые Не знают Эдуарда Асадова. ***** С давних пор люди жили, не намекая, Были ло́вки нервишки ножом щекотать… – И сейчас также мним, что пред нами Каин И немедленно ждём в спину сотни катан. Мы освоились жить средь интриг и сплетен, Где заведомо каждый предлог – клевета. При таких авантюрах прилив не светит И из светлого нам ничего не видать. Если вдруг что не так – бежим по берлогам! Целомудрие, как оливье в Новый год – В самом деле его не стоит всем трогать, Но для чести всегда будет свой полигон: Изничтожат, сотрут – ведь все мы привыкли; Мы добро принимаем невольно за флирт. Доброта, на мой счёт – одна из реликвий; Подавать её стоит потом… на гарнир. Когда нужно, конечно, стаи приматов Повылазят все сразу из диких пещер. – К сожалению, мир не смог их припрятать И, увы, питекантроп с Земли не исчез. ***** Всевышний нещадно бьёт за грехи; Жизнь кажется вечною склочницей. И каждое сердце, как Сайлент Хилл: Не стоит входить, но так хочется. И я дух студенистый внутрь прижал: Метели давненько закончились. У меня не озноб и вовсе не жар, Просто пылкий: гены восточные. Быть может, порою, стоит всем нам По жизни иметь нрав холодненький? Забивать всё на всех, везде и всегда: Эдакие люди-плотники. ***** Тебя не должно вообще трогать, Что люди на месте сидят... Не страшно – не веровать в Бога, Страшнее – не верить в себя. ***** И самое страшное, грубое, злое Быть самым прекрасным на вид норовит. И тут всё равно, что отсутствует совесть; Фальшиво витает над темечком нимб. Но где середина, что вылита златом И нужен ли этот людям балласт?! И кто центра тяжести организатор, Что в мире блюдёт планетарный баланс?! Ведь даже в уродливом и несуразном Искусство галопом всем можно найти, В стерильности мыслей мигом погрязнув, Содеять одну из прекрасных картин. И даже гуляя, плескаясь по лужам, Шедевры в них можно за раз отыскать. А если ещё и копнуть чуть поглубже, То там и душа вся к экстазам близка. Эстетика, скажете? Будете правы, Ведь может быть сочной и бездна и мгла: В красе нет границ, полумеров и рамок; Красивое то ведь, что радует глаз. ***** Когда промолвишь «П» с открытым ртом, Сочно чихнёшь с открытыми глазами, Вода застынет вдруг сквозь решето, На угол упадёт игральный зарик; Когда звезду достанешь деве наяву И небо тронешь собственно руками, И без эффектов снимет это Голливуд, Бросив скрывать неправду да лукавить; Когда, засунув лампу в рот, сможешь достать Её назад, не повредившись ни на йоту, Когда каждая ле́мма станет вдруг проста И не пропадёт на солнцепёке йогурт; Когда, не совершив в предплечье перелом, Укусишь иль лизнёшь себя за локоть. Тогда мы осознаем вдруг, что мир иной В сознании с таким вот заголовком: Мир справедлив и люд сеет добро; Нет в мире больше зла, войны да стычек. Наверно, это будет, но потом, Ну а пока что я до боли утопичен.
