Силач

23.03.201514:01

– Ты долго еще будешь молчать, разбойник? Не стыдно тебе обрывать зеленую алычу? – Асан-агъа возвышался надо мной, как гора. Его плечи подпирали небо, огромная голова сейчас тряслась от злости. Черные густые кудри развевались на ветру, темные сощуренные глаза сверлили меня. Я не мог отвести от него взгляда, но, скорее, из упрямства, чем от страха.

Асан-агъа, он больше не будет, мы больше не будем, никогда! – мой друг Вова умел говорить нужные слова в отличие от меня. Краем глаза я увидел, что Анифе пятится к забору. Трусливая девчонка! А еще говорит, что ничего не боится!

– Вы разве не понимаете, что переводите урожай? Когда алыча поспеет, я сам соберу вам целое ведро — и ешьте, сколько хотите! Но стрелять зелеными ягодами из рогатки я вам не позволю! – Асан-агъа так рыкнул на нас, что Анифе тут же сдуло как ветром, а Вова дернул меня за рукав, и я чуть не упал.

– Ты извиняться умеешь, негодный мальчишка?! Упрямый, как баран! Весь в отца… – последнюю фразу Асан-агъа произнес совсем уже по-доброму, и я услышал ее, убегая вслед за Вовой и Анифе.
Бежали мы до конца улицы и только там остановились и сели под забор. Мои друзья были не на шутку напуганы.

– А я вам говорил, нечего лезть к нему во двор!


Художник Рустем Эминов

– Эдем, а ты зачем так смотрел на него? Еще больше его разозлил, он тебя одним пальцем раздавить может, – Вова говорил с нами на чистом крымскотатарском языке и учился с нами в крымскотатарской школе, да мы с Анифешкой и не понимали по-русски, в нашем морском поселке было всего три русские семьи.

– Он такой большой и такой красивый,– сказала вдруг Анифе, и мы с Вовой посмотрели на нее, как смотрят обычно на глупых и трусливых девчонок.

Хотя мы оба понимали, что Асан-агъа действительно большой и красивый, а главное – сильный. Его не забрали на войну из-за больной ноги, которую он повредил, работая на мельнице. Но даже сильно хромая, Асан-агъа считался главным силачом в округе и славился своей силой на весь Крым. Огороды всем перекапывал одной ногой! Двумя пальцами ломал монету!
Но однажды… однажды произошло страшное.

Немцы в то время были везде… Сначала через наше село гнали остатки русской армии из Керчи. Как жалко было голодных измученных солдат, мы кормили их и помогали, как могли. Больше всего поражали их изорванные сапоги и разбитые в кровь ноги, идти через горы сложно…
Потом немцы и румыны стали жить в нашем селе, практически в каждом доме поселились. Обирали население страшно.

В один из летних дней мы, как обычно, нашей троицей ошивались под деревьями и стали свидетелями страшной сцены. По улице ехала араба, это жители соседнего села везли с мельницы муку. Их остановили немецкие солдаты и стали забирать мешки. Забирали все, без остатка. Люди плакали и просили оставить хоть немного, мука была предназначена для всего села. Немцы их не слушали и некоторых даже били прикладами по голове. Асан-агъа стоял у своего забора и молча наблюдал за этой картиной. Потом резко двинулся вперед и ударил одного солдата кулаком в лицо, тот упал. Остальные набросились на Асана и пытались его повалить. Наконец, огромной толпой немцы одолели силача и связали ему руки и ноги, а затем увезли в свой штаб. Как мы переживали тогда! Думали, убили его или еще нет.

На следующий день в полдень силача Асана вывели на гору, в то место, которое просматривалось с любой точки села и заставили копать себе могилу. Так выводили его каждый день в одно и то же время минут на двадцать копать… Немцы решили проучить таким образом всех остальных жителей, проучить и напугать.

Старостой при немцах был назначен тогда мой родной дядя Февзи. Мы все знали, что он помогает партизанам, собирает по домам табак и лепешки и передает в лес. Вот и сейчас он ходил по домам и собирал подписи о том, что Асан-агъа был раскулачен, для немцев это было «гуд». Если был кулаком — значит, ненавидишь советскую власть. Благодаря дяде Февзи Асана освободили…

После освобождения Асан-агъа шел по улице, качаясь из стороны в сторону, словно пьяный. Да разве это был он? Черных кудрей не было больше, они стали белыми-белыми, как снег. Не было широких плеч, подпирающих небо. Могучие руки висели, как тонкие плети. Лицо не выражало ничего. Глаза смотрели пустым взглядом вперед, ни на чем не задерживаясь. Перед нами был старик… дряхлый, беспомощный старик. Я не мог на это смотреть, убежал к морю, долго плакал и думал о том, что лучше бы его убили…
Сколько горьких судеб хранит история моего народа. А здесь остается добавить, что этого силача окончательно уничтожила депортация, он умер от малярии в Узбекистане.

Верю, что возродится мой народ, мой силач – народ. Расправит широкие плечи на все небо, взмахнет черными кудрями, посмотрит сильным взглядом. Бесстрашный мой народ, прекрасный мой народ!