в сокращении
Foto: Zarema Yalıboylü
Можно обозначить две противоположные концепции видения крымскотатарской проблемы. Кардинальное различие между ними вытекает из исходного определения: являются ли крымские татары отдельным народом — нацией, имеющей право на свою территорию и собственную политическую жизнь, со всеми вытекающими отсюда следствиями вплоть до признания их права на самоопределение, и образование самостоятельного государства, или же крымских татар следует трактовать как национальное меньшинство — этнос наряду с другими этническими группами и тогда их права состоят лишь в обеспечении национально-культурной автономии и гражданского равноправия.
Обе концепции имеют своих сторонников и противников, связаны с достаточно серьезными аргументами и обоснованиями, обусловлены интересами и целями тех или иных политических сил. В зависимости от принятой модели видения проблемы ищутся и пути ее решения. В первом случае делается акцент на политических правах народа, во втором – на социально-экономических вопросах.
Нельзя не упомянуть и о третьей линии рассуждений, имеющей компромиссный характер. Она исходит из определения крымских татар в качестве коренного народа. Это понятие присутствует в Конституции Украины. Коренной народ рассматривается как вид национального меньшинства, требующий, однако, особых механизмов реализации своих прав. Особый статус коренного народа, и его взаимоотношения с титульной нацией определяются законами государства и международным правом.
Эта позиция имеет право на существование, однако как всякий компромисс, выполняет двойственную функцию: с одной стороны – играет сдерживающую роль в развитии национальных амбиций, а с другой – стимулирует осознание народом своей особенности и не препятствует постепенному наращиванию его политического потенциала. Коренной народ – это все равно нацменьшинство, пусть даже с особыми правами. А это вряд ли может долго служить оправданием отказа народа в своем самоопределении как нации-субъекта. Временный компромисс, конечно, возможен, однако он выполняет лишь тактическую роль – предотвращение острых конфликтов, сглаживание противоречий и т.п. Стратегической же доминантой остается движение к одной из двух основных моделей: государственное самоопределение или же существование в качестве национального меньшинства.
В пользу первой концепции чаще всего приводятся исторические обоснования: культурная самобытность и национальное своеобразие крымских татар ни у кого не вызывает сомнений. Длительное время существовало феодальное крымскотатарское ханство, которое хотя и было автономным, но тем не менее сформировало достаточно прочный опыт политической и государственной жизни, включая и соответствующие внешнеполитические ориентации. Создание Крымской автономии в 20–30-х гг. вряд ли было обоснованным без признания крымских татар в качестве самостоятельного народа. Косвенным образом об их признании как нации свидетельствует и сам факт депортации крымских татар 18-19 мая 1944 г. (выселено 238.500 чел, погибло в местах депортации около 46%). Основной декларированный мотив выселения – коллективная ответственность всего народа за «сотрудничество с оккупантами».
Эта акция геноцида парадоксальным образом способствовала и консолидации крымских татар как преследуемой нации. В условиях вынужденного пребывания «в изгнании» (большая часть оказалась в Узбекистане) действовал запрет на выезд из мест поселения, нарушение которого каралось уголовной ответственностью. Даже при некотором послаблении тоталитарного режима в 1956 г. Указ Президиума ВС СССР «О снятии ограничений по спецпоселению крымских татар» объявлял «нецелесообразным» дальнейшее содержание народа в спецпоселениях, но тем не менее, сохранял запрет на возвращение в Крым и пресекал требования компенсации за утраченное имущество. Уже сами эти ограничения закрепляли целостность крымских татар как народа, препятствуя его размыванию и естественному смешению с окружающим населением.
Когда какая-либо этническая группа ставится в исключительные условия: или же в привилегированное положение (как, например, русские), или же в ущемленное, то есть политически выделяется из общего уровня, неизбежно усиливаются процессы национальной консолидации. Этнос ищет адекватные политические механизмы обеспечения своих прав, а соответственно формируется и национальное самосознание. В 60-80-е гг. возникает крымскотатарское национальное движение, что вызывает репрессии со стороны властей и, соответственно, новое усиление консолидационных процессов. Впервые крупные массовые акции во всех регионах проживания крымских татар состоялись к 45-летию создания Крымской АССР.
В сентябре 1967 года в Ленинабаде происходит нелегальный съезд активистов крымскотатарского движения. Его лидеры устанавливают контакты с либеральной интеллигенцией — сторонниками правозащитного движения (в этом сыграл значительную роль украинский генерал П.Григоренко), а через нее — обращаются и к мировому сообществу. В результате появляется Указ Президиума ВС СССР (1967 г.), который в целом реабилитирует крымскотатарский народ, хотя и замалчивает его право на возвращение.
В период так называемой «перестройки», когда давление репрессивной машины было значительно ослаблено, поднимается новая волна крымскотатарского движения. Манифестация крымских татар 20 июня 1987 года в Москве вызывает сочувствие и широкий резонанс в стране. Проблемой крымских татар начинают заниматься лидеры советского государства, заинтересованные в благоприятном международном имидже.
В ноябре 1989 г. ВС СССР принимает Декларацию «О признании незаконными и преступными репрессивных актов против народов, подвергшихся насильственному переселению, и обеспечении их прав». Крымский облисполком принимает постановление о выделении 8.400 земельных участков для крымских татар. С этого момента начинается масштабный и плохо контролируемый процесс переселения десятков тысяч крымских татар в Крымскую область Украины.
Требование реализации права крымскотатарского народа на возвращение в Крым становится главной консолидирующей идеей, взятой на вооружение формирующейся крымскотатарской политической элитой. Вопрос ставится именно о возвращении народа, а не отдельных социальных групп, переживших репрессии 1944 г. и последующий период ссылки. Вряд ли за полстолетия могла сохраниться их значительная часть. Речь шла больше об их потомках, которые при снятии репрессивных ограничений могли достаточно полно пользоваться гражданскими правами наравне с остальным населением среднеазиатских республик. Насколько реальным являлось их желание возвращаться в Крым, иногда вызывает сомнение. Ведь процесс переселения всегда является болезненным, он связан с трудностями обустройства на новом месте, с лишениями и потерями. Более того, мигранты могли предполагать, что на новом месте они встретят отнюдь не самый теплый прием.
Все это показывает, что идея возвращения должна быть достаточно привлекательной и сильной, чтобы подвигнуть массы людей покинуть ставшие уже привычными места обитания.
В типологически сходной ситуации «возвращение» еврейского народа на историческую родину имело обоснование в массовых репрессиях немецкого фашизма: миллионы евреев были уничтожены, многие эмигрировали и не видели смысла в возвращении на прежние места проживания. Идеология «возвращения» легла на достаточно благоприятную почву, чему также способствовала послевоенная международная ситуация. На каких же основаниях могла покоиться идея крымскотатарского «возвращения»? Надежды на лучшую жизнь вряд ли имели достаточные основания. Реально, видимо, сыграла роль памяти о прошлых репрессиях, надежды на свою государственность, историческая и культурная память, привязанная к крымским ландшафтам и т.д. Идея «возвращения», видимо, явилась ответом крымских татар на вызов их историческому существованию в качестве народа, ответом на акт геноцида и последующих репрессий и отражала стремление народа сохранить свое достоинство и значимость, немыслимые вне крымского контекста.
О том, что в основе мотивации «возвращения» лежит вполне понятное чувство протеста против акта геноцида 1944 г. свидетельствует и то, что данная миграционная стихия отнюдь не охватила большую часть крымских татар, проживающих в Турции. Для этого, видимо, требуются более сильные мотивы, нежели «восстановление исторической справедливости».
Признавая историческую правомерность «крымскотатарской идеи», завязанной на концепции «возвращения», все же было бы верхом наивности полагать, что с окончательным переселением и обустройством крымских татар она не получит дальнейшего развития с какими-либо новыми доминантами и ценностями взамен реализованной и отживающей идеи «возвращения». Было бы довольно последовательным со стороны крымских татар сделать следующий шаг в развитии идеологии национальной консолидации и выдвинуть идею полного национального самоопределения, прорабатывая возможности постепенного формирования крымскотатарской государственности. Некоторые попытки сформулировать эту идею уже делались. 29 июня 1991 года делегаты крымскотатарского народа съехались на Курултай и избрали высший полномочный представительный орган крымскотатарского народа. В перечень основных целей крымскотатарского движения наряду с задачами ликвидации последствий геноцида, осуществления мер по возвращению и обустройству крымских татар на исторической родине, возрождения национальной культуры; ставилась также задача восстановления национальных и политических прав крымскотатарского народа и реализации его права на свободное национально-государственное самоопределение на своей национальной территории.
Вопрос не в том, имеются ли какие-либо явные или скрываемые интенции этого типа у крымских татар, их лидеров или у их союзников. Вопрос в том, возможно ли в принципе создание крымскотатарского государства и при каких условиях эта гипотетическая идея способна воплотиться в реальные лозунги и действия политиков?
Если это невозможно в принципе, то подозрения ряда аналитиков и политических деятелей о том, что стратегической целью крымскотатарских лидеров является создание независимого крымскотатарского государства, становится мифологемой, за которой стоят соответствующие политические силы,
Наличие автономного территориального образования в рамках унитарного по характеру национального государства уже само по себе является парадоксом. Также сплошной иллюзией, рассчитанной на легковерие неосведомленных граждан, являются все рассуждения о » многонациональном крымском народе». Фактически в виде АРК мы имеем русскоязычное постсоветское полугосударственное образование, возникшее в результате неравноправного для Украины компромисса интересов политической элиты Москвы и Киева. Существование АРК невозможно объяснить наличием большого числа проживающих здесь русских.
Единственно легитимной основой создания Крымской автономии следует признать все же крымскотатарский фактор. Однако АРК создана отнюдь не как национально-территориальная автономия и далеко не в интересах крымских татар. Скорее, можно признать, что она создавалась как раз для противодействия миграционному движению в ситуации, когда ни Москве, ни Киеву, занятых своими проблемами, недосуг было заниматься еще и крымскими татарами. С другой стороны, образование АРК предваряло ситуацию, когда по возвращении крымские татары выдвинули бы требование создания национально-территориальной автономии. Тогда АРК следует рассматривать как своеобразный способ укрепления местной власти в ответ на ожидаемые последствия переселения. Отчасти, это также и способ самоорганизации русскоязычного населения Крыма для защиты своих материальных и политических интересов.
Видимо «историческая справедливость» все же имеет свои пределы. Иногда попытки вернуться к прошлому становятся новым актом «исторической несправедливости» по отношению к сложившемуся настоящему. Создание израильского государства, как бы не было исторически оправданным, обернулось крайне несправедливым в отношении палестинского народа. Такая же ситуация могла бы возникнуть и в случае образования чисто этнического по характеру крымскотатарского государства.
Поэтому оставим в стороне разговоры об исторической справедливости. Нельзя также полностью принять и ситуацию доминирования русскоязычного населения в системе власти в Крыму. Видимо наиболее правильный взгляд на крымскую автономию состоит в ее понимании как механизма разрешения противоречий и согласования интересов крымских татар с местным населением, Если эту функцию АРК не в состоянии выполнить, следует, видимо, задуматься над вопросом о целесообразности ее дальнейшего существования.
В самом деле, права крымских татар как национального меньшинства вполне могут быть обеспечены соответствующими механизмами центральной власти.
На основе действия механизмов согласования интересов различных слоев населения в Крыму может сформироваться идеология сосуществования различных этносов, что будет способствовать стабилизации ситуации и снизит вероятность развития нежелательных процессов.
Изучение форм соотнесенности ситуаций Крыма, на наш взгляд, позволяет увидеть сложную и противоречивую картину борьбы различных тенденций, имеющих корни в ментальных структурах прошлого, но также связанных с надеждами на обновление и интенсивное включение в общемировые цивилизационные процессы.
Автор полагает возможным очертить некоторые моменты видения, уводящие в реальные перспективы будущего. Такой подход представляется особенно значимым в силу того, что не смотря на различие моделей желаемого будущего, отстаиваемых политическими силами в Крыму, в пространстве существующих возможностей остается поле общих ценностей и смыслов, вокруг которых и следует строить интегральную стратегию развития культуры. Мы можем спорить и не находить общезначимых интерпретаций в отношении к нашей истории, но в отношении к нашему будущему мы обязаны искать и находить точки согласия. В противном случае мы вынуждены жертвовать разумом в угоду эмоциональной и неуправляемой стихии, что неизбежно уводит в тупик неразрешимого конфликтного противостояния.
Ввиду сложившейся ситуации в стратегической перспективе вряд ли возможна реставрация прежних порядков иначе как на основе силовых решений. Но равно порочным представляется и путь, предлагаемый радикальным национализмом с его крайними позициями в области культуры и политики. Более приемлемым становится путь бесконфликтного продвижения к утверждению новых реалий на основе общечеловеческих ценностей. Здесь, видимо, может быть обозначена точка схождения различных интересов и сфера применения общих усилий. Уяснение важности этого обстоятельства стимулирует развитие регионального и национального самосознания, которое центрированно прежде всего вокруг осмысления собственных интересов и формируется в процессе поиска путей их оптимального воплощения. Немаловажная роль в этих процессах принадлежит культуре, которая выступает формой самоорганизации и ориентации сознания людей и в этом качестве служит основой мотивации поведения и принятия жизненно важных решений.
Борис ПАРАХОНСКИЙ, профессор Национального Института стратегических исследований, ноябрь 1998 г.
