Художник Садых Аджи-Селимов
Сегодня у меня сложная задача – рассказать о трагических событиях истории ХХ века, которые коснулись каждую крымскотатарскую семью. Долгие годы страшная правда об истории репрессированных народов была тайной за семью печатями. Советский режим тщательно скрывал ее, и лишь очевидцы, жертвы тех событий знали о ней. Сегодня, к счастью, ситуация изменилась…
Итак, я начну свой рассказ…
Апрель 1944 года. Красная армия освобождает Крым от фашистов, а параллельно идет «зачистка» полуострова от внутренних врагов — население, находившееся более двух лет в оккупации, под большим подозрением у чекистов. Выявлением «ненадежных элементов» на территории Крыма, как и на других освобождаемых территориях, занимались сотрудники СМЕРШа – Главного управления контрразведки, а также органы НКВД.
В ходе «мероприятий по очистке Крыма от антисоветских элементов» преступники, разумеется, были найдены, о чем свидетельствуют донесения наркома внутренних дел Л.Берии И.Сталину (они сохранились в так называемой «Особой папке Сталина» в Государственном архиве Российской Федерации в Москве). Так, согласно донесениям Л. Берии от 1 мая 1944 года на имя И.Сталина, В.Молотова, Г.Маленкова, в ходе «фильтрации» было арестовано 4206 человек «антисоветского элемента, из них разоблачено 430 шпионов… задержано 5115 человек, в том числе арестовано 55 агентов немецких разведывательных и контрразведывательных органов, 266 изменников и предателей, 363 пособников и ставленников противника».
А вот как вспоминает апрель-начало мая 1944 года очевидец событий
– Юсуф Гафаров, подростком оказавшийся в партизанском отряде:
«Нас, всех партизан, построили, приехали какие-то начальники в военной форме и приказали сдать оружие, в том числе холодное. Читали фамилии, построили в строй с сопровождением, и с теми же начальниками отправились мы по городу по набережной к зданию с надписью – МВД СССР. Каждого из нас еще раз обыскали, сняли ремни, вынули шнурки из ботинок. Нас, около 60 человек, затолкали в одну маленькую комнатушку. Только тогда мы поняли, что находимся в тюрьме. За что?
Начались допросы. Каждый день без конца…
В начале мая нас посадили в грузовики и в сидячем положении всех заключенных из Ялты отправили в свой район. Привезли в Куйбышевский район, деревню Албат. Загнали в большую конюшню, переоборудованную в тюрьму. Там уже было много людей со всех деревень Куйбышевского района – кто староста, кто полицай, кто имам, кто бухгалтер. Все мужчины крымские татары – около 300 человек – были заключенные. Люди лежали на земляном полу в тесноте, друг на друге. Допрашивали и днем и ночью. Таскали под конвоем туда и обратно, где допрашивают. Тут я уже видел много своих односельчан, и много знакомых по всему району. У всех настроение было плохое, никто не знал, чем это кончится. Начали судить тех, кто там остался. Судили тройки – за две-три минуты решали судьбу заключенных, без всяких вопросов. Только говорили срок заключения. Высший срок – 20 лет, наименьший – 10 лет. На этих судилищах были только крымские татары, других национальностей не было».
Тем не менее, население Крыма радостно встречало бойцов Красной Армии. В начале мая 1944 года прошли митинги и встречи в Алупке, Дегерменкое и Партените с Героями Советского Союза, крымскими татарами Аметханом Султаном и Тейфуком Абдуллой. Крымские татары, с воодушевлением встречавшие своих соотечественников-героев, еще не знали, что 10 мая 1944 года Л. Берия внес на рассмотрение И. Сталину проект решения Государственного Комитета Обороны о выселении всех татар с территории Крыма — «учитывая предательские действия крымских татар против советского народа и исходя из нежелательности дальнейшего проживания крымских татар на пограничной окраине Советского Союза».
Подписанное И.Сталиным Постановление ГКО №5859сс «О крымских татарах» от 11 мая 1944 года стало роковым для целого народа. Ранее та же участь коснулась балкарцев, ингушей, калмыков, карачаевцев, корейцев, немцев, чеченцев.
Механизм депортаций к моменту выселения крымских татар был вполне апробирован. Операции по выселению были тщательно подготовлены. Детально расписаны время на сборы и маршруты следования, а во всех селах, населенных крымскими татарами, – размещены войска НКВД…
«Операцию» по выселению крымских татар было поручено возглавить заместителям народных комиссаров госбезопасности и внутренних дел Б.Кобулову и И.Серову. Последнего, к слову, один из его близких соратников характеризовал так: «…Я никогда не видал и не представлял себе более бесчеловечного, кровожадного и лишенного всяких моральных и человеческих чувств существа». Что ж, для исполнения столь жестоких сталинских приказов нужны были особые человеческие «экземпляры» – людьми назвать их язык не поворачивается…
В ночь с 17 на 18 мая во всех населенных пунктах Крыма к изгнанию крымских татар одновременно приступили более 32 тысяч оперативников, офицеров и бойцов НКВД-НКГБ. Со всех сторон полуострова к узловым железнодорожным станциям потянулись грузовики с несчастными людьми, которых силой загоняли в товарные вагоны. Куда их увозили, люди не знали…
Уже 20 мая местные партийные функционеры рапортовали в Крымский обком об успешно проведенной акции выселения и сообщали сведения об оставшемся имуществе крымских татар…
Позволю себе небольшое отступление. Год назад мне довелось участвовать в составе жюри конкурса студенческих работ «Мое отношение к депортации из Крыма». Во время проверки работ разговорились с одной из коллег – преподавателем гуманитарного вуза из Ялты. Валентина стала размышлять, а что для нее – молодой женщины — депортация. О депортации крымских татар Валентина впервые услышала от своей бабушки. В ялтинском дворе их проживало несколько семей – разных национальностей. Рано утром 18 мая 1944 года семья бабушки Валентины услышала шум, стук в двери ее соседей – крымских татар… Когда она вышла во двор, соседей уже не было… Еще не остыл очаг, на котором готовился завтрак, одиноко стояла домашняя утварь… И еще много дней по городу слышался жуткий вой собак… «Этот не остывший очаг, — оставленные крымскими татарами неприхотливые предметы повседневной жизни и гул от жалобных голосов собак, покинутых хозяевами – для меня лучшее подтверждение трагедии депортации, и к этому рассказу бабушки мне уже ничего не нужно дополнительно объяснять», — сказала Валентина.
Признаюсь, для меня эти слова – коллеги и сверстницы – лучшая иллюстрация тезиса о дружбе народов и межнациональном согласии, залог того, что наша жизнь не имеет обратного отсчета…
Я подумала – а что для меня депортация? Что это такое для нас, крымских татар…
Для моего отца депортация началась раньше других – как и многие молодые люди его возраста, в начале мая 1944 года – 18-летним юношей он был призван в трудармию в Гурьев. Отец не любил вспоминать это время, Гурьев, для него эти воспоминания были очень тяжелыми, что и неудивительно – так называемая «трудармия» представляла собой военизированные рабочие формирования, сочетавшие элементы военной организации (мобилизация через военкоматы, внутренний распорядок), производственной сферы (работа на производстве, норма выработки) и лагерного режима («зона», охрана, административный режим, нормы снабжения).
Основным контингентом «трудовой армии» во время войны были советские немцы, полностью депортированные из мест их проживания еще в 1941 году. К концу войны, по мере выселения других народов, количество трудармейцев увеличилось. Сегодня исследователи сходятся во мнении, что институт трудармии был особой формой репрессий по национальному признаку, поскольку туда, как правило, попадали советские граждане тех национальностей, которые были официально признаны «враждебными советскому народу».
Увы, я не успела записать воспоминания отца о том времени…
А вот мама вспоминает то время так: «В 1942 году родилась у меня сестренка Халиде, отец ее не видел (был на фронте). Халиде умерла в Средней Азии в 1945 году, так же, как и две другие сестры Нефисе и Айслув.
В 1945 году почти месяц мы жили без хлеба, муки, питались только фруктами — абрикосами и яблоками… Мама по селам меняла свои вещи — платки турецкие, платья, кое-что из посуды на молоко, сметану… Так прокормила нас в 1944-1946 годах. А в 1947 чуть не умерли с голода — зимой фруктов нет. Выскочила какая-то трава, мы две недели питались той травой (по-моему, это была лебеда). Она одна лишь осталась полусъедобная, правда, говорили, что она тоже ядовитая. И вот за две недели эта трава до того осточертела, я думаю, если еще раз в рот ее возьму, то умру…
А маленькому брату Оздемиру варили кашу, из мельницы ручной мама кое-как очищала около 100 грамм муки. Нашей мельницей пользовались люди, но в последние дни все меньше и меньше. И вот однажды мама выскребла последние полрюмочки муки и говорит: «Это уже последняя мука для малыша, теперь будем умирать с голоду, терпите и кушайте траву». И вдруг мама приносит муку гороховую и яичный порошок. Никаких подробностей не помню, как она их варила. Я уже была в состоянии прострации… Эти 2 недели были на грани голодной смерти… Я только помню события позже, мама говорила, если б не американцы, мы бы умерли с голоду. Оказывается, по Северному пути поставили гороховую муку и яичный порошок. Спасибо этим продуктам, что спасли меня от голодной смерти».
Эти воспоминания, несмотря на все то страшное, что описано в них, очень типичны…
Передо мной уникальный документ – дневник Зылхи Люмановой, жительницы деревни Тавбодрак, что недалеко от Бахчисарая.
Первая запись в нем датирована 18 мая 1944 года. 20-летняя Зылха вела дневник в пути, прямо в эшелоне. Сильно выцветшие за эти года строки, написанные простым карандашом. На пяти страничках дневника немного эмоций. Мы не знаем, о чем думала юная девушка. Возможно, она вспоминала счастливую довоенную жизнь. Она не стремилась, а быть может боялась демонстрировать в дневнике свои чувства и переживания. В надписях на крымскотатарском языке очень подробно фиксируется путь – что естественно: не знавшие куда, на сколько времени они едут, люди наверняка надеялись, что вскоре вернутся домой. А значит, нужно было знать дорогу назад. Зылха еще не знала, что она больше никогда не вернется в родной Тавбодрак.
Жизнь молодой цветущей девушки трагически оборвется уже спустя год – 5 июля 1945 года Зылха Люманова умрет от брюшного тифа в местах депортации, в Ургуте Самаркандской области…
Сегодня по прошествии более шести десятков лет после депортации крымские татары задаются вопросом, «как жить дальше»… Как мне кажется, ответ один – жить так, чтобы быть достойными памяти тех, кто не по своей воле попал в лихолетье истории…
И еще я хочу, чтобы каждый из нас в этот день, 18 мая, вспомнил историю своей семьи, а быть может и записал ее. Я верю, эти семейные предания, страшные и по содержанию и по своей сути – залог того, что наша память жива, а значит жив и народ…
Гульнара БЕКИРОВА
