Интервью с муфтием ДУМ АЧР
«Мы, татары, можем быть едиными в своем разнообразии – и это наше богатство», – говорит председатель Духовного управления мусульман Азиатской части России муфтий Нафигулла Аширов. В интервью «Миллиард.татар», говоря о себе, он заявляет, что, несмотря на свое происхождение из сибирских татар, идентифицирует себя в первую очередь как татарин и мусульманин. И такие этнические конструкции, как «сыбыр», муфтий не приемлет. А попытками раздробить татарскую нацию на мелкие этнические группы, по мнению шейха, занимаются представители интеллигенции, которые оказались не востребованы в других областях жизни. Кроме того, комментируя «холивары» татар с башкирами, наш собеседник сравнивает их с двумя бодающимися баранами.
– Вы в соцсетях довольно жестко высказались по поводу идентичности «сыбыр» в отношении сибирских татар. Сибирские и волго-уральские татары – это один народ?
– Категоричного ответа не может быть. После распада Золотой Орды части татарской нации достаточно долго развивались в отрыве друг от друга. В любом случае, сегодня татарская нация – действительно нация, которая имела свое государство. Хотя сегодня претензии на Золотую Орду звучат со всех сторон, но несомненно, что Золотая Орда в своей основе была татарским государством – это признается историческим сообществом, также об этом говорит российская история.
В результате распада этого государства образовалось несколько ханств, в том числе Крымское, Астраханское, Казанское и Сибирское. Всю последующую историю они считались татарскими государственными образованиями. Но длительное раздельное существование – во время ханств, царского и советского периода – эти компоненты единой татарской нации частично были утеряны. Татары, как и многие другие народы, имеют свои диалекты, говоры. Но вместе с тем, что у нас есть некоторые различия, всем мире нас знают как татар. И мы вошли в историю именно как татары, у нас мощная, великая история, которую мы помним и чтим.
И сейчас идет разделение не только на сибирских, казанских и прочих татар. Даже сибирским татарам сегодня внедряют, что якобы тобольские татары отличаются от тарских, заболотских, кузнецких и прочих татар.
Бесспорно, язык сибирских татар в какой-то мере отличается от разговорного казанского, а тот – от языка астраханских татар. Но, вместе с тем, когда мы учились в бухарском медресе «Мир-Араб» в 1980-х годах, у нас были и сибирские татары, и татары с Казани, Нижнего Поволжья, астраханские. Клянусь Аллахом, я никогда не слышал, чтоб кто-то себя идентифицировал иначе, как татары. Назымбек хазрат (Ильясов – муфтий Астраханской области в 1992 – 2016 годах. – прим. ред.), Камиль хазрат – все они из Астрахани, считали себя татарами. Мы говорили на одном языке, ни у кого не было, что кто-то из нас считал себя другой этнической группой.
Эти вопросы почему-то возникают в последнее время. Я боюсь, что это долгосрочная программа, рассчитанная не только на перепись населения. Многие, к сожалению, поддались этому. Но должен сказать, что первенство здесь принадлежит татарам из Татарстана: еще в конце 1980-х они начали проводить агитацию, что они, якобы, не татары, а булгары. Знаю людей, которые в паспорт вписывали национальность «булгар». В то время среди сибирских татар никаких таких движений не было. Мы говорили: даже если казанские татары откажутся от наименования «татар», у сибирских татар нет другого самоназвания, кроме как «татар». Мы себя не называем сибирскими татарами. Мы спрашиваем: «Син татармы?» – «Татар».
Да, я сибирский татарин, но все равно, в первую очередь я татарин и в национальном плане для меня это главное! Я еду в Казань – и там чувствую себя татарином. Еду в татарские деревни Астраханской области – и там чувствую себя татарином. Я, к сожалению, не был в Крыму, но я был в Румынии: местное мусульманское население – там татары, да, они крымские татары. Они нас пригласили в гости. Я не видел отличий между нашими татарами и ними. Хотя крымские татары всегда стояли немного особняком. Везде я чувствую себя как среди татар. Зачем сейчас эту общность отторгать и создавать малочисленные анклавы, разбивать единый народ? Мы можем быть едиными в своем разнообразии и это наше богатство! Смотрите на арабов и арабские страны. При том, что в каждой стране есть свой диалект, даже порой трудно понимаемый, но все равно они идентифицируют себя как единая арабская нация. А мы делимся и не понимаем, что это приведет к размывания нашей общей татарской идентичности.
Кстати, в Сибири коренные татары тех татар, которые говорят на волжском диалекте, называют мишәрләр или казанлы. Мы даже башкир и волжских татар практически не отличали по разговору.
– Кто стоит за попытками дробления татар?
– Возьмите в самом Татарстане. Я знаю крещеных татар в Татарстане: все деревенские ребята мне говорят: «Мин татар». И ни один не сказал: «Мин кряшен». Точно так же и сибирские татары будут смеяться, если им скажешь, что они какие-нибудь «себер» или «сыбыр». Все это может быть навязывается некоторой прослойкой т. н. национальной интеллигенции, которые этим самым хотят обрести какую-то известность и найти свое место в обществе в качестве национальных лидеров для той или иной группы.
– В интернете эти «сыбырлар» довольно активно себя ведут. И заявляют, что они не татары.
– Всегда есть какая-то небольшая группа активных людей среди пассивного большинства. И они создают этот интернет-шум. А если пройдешься по татарским селам Сибири и спросишь, кто они, они даже обидятся, что сомневаешься в том, что они татары. В любом случае, эти инициативы не охватят большинство народа. Может быть, благодаря этой пассивности они так и будут продолжать себя считать татарами, а ни кем-то иным.
Что касается борьбы за языковую идентичность, может быть, лет через 50 вообще потеряется смысл говорить о языке. Об этом надо думать, а не о том, чтоб отгородиться в отдельной комнатке, закрыть дверь и через щель кричать: «Я – не вы, а вы – не мы».
– Сильно ли язык сибирских татар отличается от литературного татарского?
– Отличается, конечно: и строение другое, и окончание. Казанцы говорят «бара» (идет), а мы говорим «параты». В нашем языке нет звонких букв. Казанский «киле» у нас будет «килете». «Петух» у нас будет «курас». У нас есть твердый звук «ҡ», которого нет в казанском.
Кстати, у меня жена выросла во Франции, она говорит, что лионские французы, парижские или марсельские тоже отличаются друг от друга по диалекту: легко можно узнать, кто из какой местности. Сегодня мы должны воздерживаться от того, чтоб на этом строить разделение народа по диалектам, по ним создавать нации и превращать говоры и диалекты единого народа в национальные языки.
Мы должны искать нашу общность, думать о будущем нашего народа.
Те, о ком вы говорите, поют песни на сибирскотатарском языке. А вы послушайте мелодию наших песен – вы не отличите ее от мелодий татар других регионов. Нельзя создать искусственно что-либо, что человек не впитывал с молоком матери. Можно петь песни на своем диалекте, изучать, но заявлять о том, что казанский диалект для нас иностранный, — абсурд. Так могут говорить те, кто совершенно не знают родного языка.
Такими национальными вопросами нередко занимаются люди, у кого в семьях вообще размыта национальная идентичность, часто в силу смешанных браков. Может быть, получили достаточно высокое для своего окружения образование, и используя эти знания, они находят для себя какую-то нишу для активной деятельности. Можно прославиться, будучи хорошим врачом, учителем или инженером. Этими вопросами не занимается простой колхозник или рабочий – им не до этого. Этим занимается так называемая интеллигенция, которая не востребована в других областях. Они раскручивают для себя национальную тему, чтоб стать узнаваемыми. А быть хорошим врачом или инженером – слишком обыденно для них. А тут человек в интернете что-то пишет, громко кричит, иногда плывет против течения, все его замечают.
– Казань играет какую-то роль для сибирских татар?
– Я хотел бы воспринимать Татарстан не республикой казанских татар, а точкой притяжения всех татар. Там мы могли бы получать духовную помощь, поддержку в культурном плане. Конечно, всю свою жизнь я считал, что Казань наша. И когда мы приезжаем в Казань, мы просто радуемся, что попали в такую среду, где можем разговаривать по-татарски, изредка слышать татарскую речь, читать надписи на татарском, видеть мечети. В Сибири мы вообще практически не слышим татарскую речь, даже в деревнях уже дети учатся в русских школах. В татарских деревнях даже начальных школ уже нет – из-за того, что нет детей. Не могут из-за двух-трех первоклассников держать целую школу: их просто возят в соседнюю деревню. И летом в деревню съезжаются городские дети – вся молодежь в деревне разговаривает на русском.
Повторюсь: петь на сибирскотатарском диалекте, говорить на нем и даже изучать его – не преступление. В течение всего этого времени в сибирских школах изучался казанский диалект татарского языка, но он не прижился, на нем никто не стал говорить. Но письма писали на литературном татарском, потому что на сибирском невозможно было писать. Но сейчас даже на татарском никто не пишет письма, потому что и школ татарского языка уже нет.
Мне самому трудно читать татарские книги, а русские я читаю бегло. Например, Камиль хазрат (Самигуллин – муфтий Татарстана. – прим. ред.) мне присылает на татарском проповеди или книги, я не могу их до конца дочитать, потому что мне приходится на это тратить в два-три раза больше времени, чем на русский текст. Это, конечно, трагедия.
– В Башкирии сейчас идет пропаганда северо-западного диалекта башкирского языка, который в Казани считают средним диалектом татарского. Хотелось бы узнать ваше мнение об этом противостоянии.
– Вы, наверное, знаете, что я пять лет работал в Уфе. И в то время было два движения, которые противостояли друг другу. С одной стороны стоял один татарский национальный активист и его соратники, с другой – башкирская организация. Опять же, большинство народа не интересовали ни эта татарская группа, ни это движение. Была малочисленная группа башкирской и татарской интеллигенции: они как два барана бодались между собой, а остальные не обращали на них внимания. И когда возникали какие-то споры, я всегда говорил этим татарам: «Зачем вы поднимаете эти вопросы? У вас есть Татарстан, целая республика. У башкир, кроме Башкортостана, ничего нет. А вы хотите рулить и в Татарстане, и хотите половину Башкортостана оттяпать (не в физическом плане)». Это же братские народы.
Я в свое время вообще не отличал башкир от татар, может быть, они все на татарском говорили. А когда переехал в Башкирию, то стал обращать внимание на своеобразный говор бурзянских башкир. Башкирский литературный язык и татарский язык меньше отличаются друг от друга, чем язык сибирских татар. Поэтому мы в Бухаре не различали, кто с Башкирии, кто с Поволжья, Астрахани. Слышали, что саратовские немножко тянут слова, будто поют. И башкиры – Ришат хазрат (Рафиков. – прим. ред.), Рифхат хазрат (его брат), которые, кстати, один в паспорте был записан как татарин, а другой как башкир. Вот какая неразрывная общность у нас. Нурмухамет хазрат (Нигматуллин – муфтий Башкирии с 1992 по 2019 годы. – прим. ред.) – какие-то буквы произносят не так, но для меня слышалось почти как татарский язык, волжский говор. Поэтому мы дободаемся друг с другом, что вообще не придется ни о чем говорить в плане сохранения языков.
– Почему усилился такой накал страстей между башкирами и татарами, которые, казалось бы, являются братскими народами?
– Как я уже сказал, это провоцируют люди, чтоб занять какую-то нишу и проявить себя как лидеры. Те же татарская группа или башкирское движение могли собрать на концерт тысячу человек, а на свои собрания – лишь десятки людей. Зато как они громко кричали – и их голос был слышен везде. Кому-то лучше возглавить какое-то местечковое движение, кричать на весь мир и стать через это узнаваемым. По крайней мере, я такое наблюдаю в Сибири. Хотя могли бы разговаривать по-другому: да, мы единый народ, имеющий свое разнообразие.
– Мог бы, на ваш взгляд, Абдурашит казый Ибрагимов стать объединяющей фигурой для татар казанских и сибирских?
– Такие люди рождаются очень редко. У них потенциал огромный. Он приехал в Японию, создал мощную татарскую общину, сумел построить мечеть, медресе. Не думаю, что там в Японии собрались одни сибирские татары. Не разделение, а общность татар позволила Абдурашиту казыю Ибрагимову достичь таких успехов в Японии, в Китае (в Харбине). И татарская нация, будучи целостной, сможет прожить еще долгое время, сохраняя свой язык и свою национальную идентичность. Если сейчас мы растащим единое, то пребывание двух третей татар, которые живут за пределами Татарстана, в качестве самостоятельной национальной группы будет под очень большим вопросом.
– Вы сами из какого рода, какой подгруппы сибирских татар?
-– Мы в теории знаем, какие деревни относятся к бухарцам, а какие к ясачным татарам. Но эта грань уже давно стерлась. Например, наша деревня относилась к бухарцам. В Тобольске за речкой Абрамовкой есть такой район, который раньше назывался Татарская Бухарская слобода (теперь называется Абрамовский район): здесь жили только татары, там была мечеть (позже превратили в кинотеатр «Ялкын»), татарская библиотека. И эти 7-8 улиц были заселены татарами.
До самой революции татары Сибири имели разный статус. Допустим, бухарцы не служили в российской армии, не платили ясак, потому что номинально считались подданными бухарского эмира. А местные ясачные татары платили ясак, несли воинскую повинность. Сейчас уже молодежь практически не знает этих особенностей.
«Ислам сохранился в России благодаря татарским ученым»
Понятия «татарин» и «мусульманин» до революции были идентичными, отмечает председатель Духовного управления мусульман Азиатской части России муфтий Нафигулла Аширов. Что касается предстоящего 1100-летия принятия ислама Волжской Булгарией, по мнению шейха, это празднование имеет общетатарское значение и его проведением должно заниматься ДУМ РТ и власти Татарстана. Наш собеседник считает, что Совет муфтиев России, в котором Аширов числился сопредседателем, почил в бозе.
«Празднование 1100-летия принятия ислама имеет общетатарское значение»
– Нафигулла хазрат, что из себя представляют мусульманские общины Сибири? Бытует мнение, что татар в приходах постепенно вытесняют казахи, выходцы из Кавказа и Средней Азии.
– В Сибири такого нет. У нас, как и в других территориях компактного проживания татар, практически все имамы – татары. В городах, конечно же, большинство посещающих – не татары. Но, например, в деревнях на юге Тюменской области, где, кстати, проживают и казанские татары, работают более 70 мечетей – здесь все татары, и нет отдаленности друг от друга. А на Дальнем Востоке, наверное, могут быть другие тенденции: там татары не проживают компактно.
– Мукаддас Бибарсов заявил, что татары сохранились благодаря исламу. Рафаэль Хакимов возразил: это ислам у нас сохранился благодаря татарам. Чья точка зрения вам ближе?
– Эти две точки можно объединить.
Татарская самоидентичность всегда была неразрывно связана с исламом.
Что касается крещеных татар, они сами себя не называли кряшенами, это татары их так называли. И большинство из них себя отождествляют с татарами. И в 1990-х годах многие крещеные татары возвращались в ислам, особенно молодежь. И имена стали давать не чисто русские, а такие, как Артур, Роберт, Радик – близкие к татарам. В Татарстане они хотят слиться с основной массой татар, особенно молодежь. Зачем им эта отдельность, если они учатся и работают среди татар? Им в различных ситуациях хочется быть среди большинства – это нормальное желание человека.
Ислам сохранился в России благодаря татарским ученым. Даже возьмите историю ислама в Казахстане: там многие имамы были татарами. И в советское время Россия посылала туда учителей-татар в силу близости языка, культуры. А татары сохранились благодаря исламу, потому что они идентифицировали себя как мусульмане. «Татарин» и «мусульманин» были идентичными названиями. Татарские ученые считали, что достаточно называться мусульманином. Как теперь в Боснии: сейчас о местных жителях говорят «бошняк», а раньше они делились на мусульман и сербов, хотя язык у них один – сербский. И слова Бибарсова и Хакимова друг другу не противоречат.
Наоборот, это два фактора, которые позволили сохраниться татарам как нации и сохранить среди них ислам.
Так же и в Сибири. Если татарин ничего религиозного не соблюдает, попробуй скажи ему, что он не мусульманин, он кровно обидится на тебя, ты его фактически исключаешь из татар. Мусульманин для него идентично татарину. Эта связь абсолютно неразрывна.
– В Татарстане готовятся к празднованию 1100-летия принятия ислама в 2022 году. Почему уже из-за него пошли такие споры?
– Вы мне скажите, насчет чего у татар нет споров? Насчет языка споры идут. Насчет национальной идентичности – опять идут…
– Насчет статуса республики и должности президента Татарстана, вроде, разночтений нет.
— Естественно. А что еще отличает Татарстан от Орловской области? Тут спорить абсолютно не о чем. Принятие ислама произошло на территории современного Татарстана. Волжская Булгария существовала на этой земле. И все бразды правления в его реализации принадлежат Татарстану. Но поскольку это связано с религией, кроме политического истеблишмента республики, в нем должно участвовать и Духовное управление мусульман Республики Татарстан. Они правопреемники той исламской идентичности, которая была заложена на этой территории.
– Такое впечатление, что в этом процессе топ-менеджеры ДУМ РФ (Равиль Гайнутдин, Дамир Мухетдинов) пытаются перетянуть одеяло на себя.
— Участвовать должны, конечно, татары со всех регионов России. Не могут на одном меджлисе двое мулл заправлять процессом. Так же и тут. А участвовать могут все – и Гайнутдин, и Мухетдинов, и Аширов, и Таджуддин, и крымские татары, и астраханские. Принятие религии в Волжской Булгарии дало толчок для ее распространения по всей территории будущей Золотой Орды. Эта высокоразвитая культура, которая существовала в Булгарском царстве. Ислам постепенно распространился в Золотой Орде: сначала мусульманами стали высокопоставленные чиновники, потом религия проникла в народ.
Но проведением этого мероприятия должны руководить не мусульманское духовенство из Нижнего Новгорода, Тобольска или Москвы, это является прерогативой ДУМ РТ и политического руководства республики, на чьей территории все эти события разворачивались.
– Вы были сопредседателем Совета муфтиев России. Что сейчас с этой организацией?
– Это наше сопредседательство было чисто декоративным. Какого-либо участия в ныне почившем Совете муфтиев России мы не принимали. Сам по себе этот орган был украшением для Равиля хазрата (Гайнутдина. – прим. ред.), чтобы громко именовать себя председателем Совета муфтиев России. Хотя к нему 80-90% российских муфтиев отношения не имели. И даже те, которые являлись формально сопредседателями, не имели к нему никакого отношения. Совет – это коллегиальное принятие решений. Но это абсолютно отсутствовало в рамках ныне почившего СМР: мы никогда не обсуждали те или иные вопросы, не принимали каких-либо решений. А Равиль хазрат от имени Совета муфтиев России озвучивал те или иные заявления, о которых мы узнавали только из средств массовой информации, будучи сопредседателями.
Закономерно, что сегодня СМР перестал существовать. Но он почему-то продолжает именовать себя председателем этой организации. Хотя там муфтиев практически не осталось. Остались его имамы, в том числе мухтасибы в регионах. Некоторые из них продолжают именовать себя муфтиями, но лучше бы постеснялись себя так называть. К ним (к СМР. – прим. ред.) никакого не имеют отношения муфтии Башкортостана, Татарстана – образованные люди, получившие высшее богословское образование в зарубежных исламских вузах. И ДУМ АЧР тоже: мы и раньше юридически и фактически никак не относились к ним. Мы лишь примерили на себя это название – сопредседатель Совета муфтиев России.
Но реального участия нам никогда не предлагали. Это касалось и вопросов финансов, хаджа, международных связей.
Все решалось внутри Московской соборной мечети. А остальным отводилась роль статистов или даже массовки, хотя даже в качестве массовки приглашали очень редко.
– Получается, теперь Совет муфтиев России заменили новой структурой – ДУМ РФ?
– Фактически да. На последнем заседании Равиль хазрат объявил, что Совет муфтиев России вливается в ДУМ РФ, но туда никто не влился. Насколько мне известно, тот же мордовский муфтият не менял свой устав под ДУМ РФ. Председатель Центрального духовного управления мусульман Ульяновской области Мухаммад Байбиков тоже не менял свой устав. И в Коми живут со своим уставом. Таким образом, 13 организаций, которые номинально относились к Равилю Гайнутдину, уставы ДУМ РФ не приняли. Значит, они остались при своей программе деятельности.
«Таджуддин несколько раз менял свое направление»
– Вы сказали, что работали в Уфе – с Талгатом Таджуддином, Нурмухаметом Нигматуллиным. Что это был за недавний демарш ряда имамов, которые обвинили руководство ДУМ РБ (Айнура Биргалина) в ваххабизме и попытались перейти под юрисдикцию ЦДУМ России?
– К сожалению, время от времени такие тенденции бывают. В свое время туда внедрились хакканиты – иностранная группа, которая осталась от Назима Кибриси, которая отвергается и многими суфиями. Вы, наверное, видели ролик, как они пришли в мечеть Белорецка, начали плясать, выкрикивать имя своего шейха, обращаясь к нему, а не к Аллаху. Естественно, более образованная часть мусульман их попросила прекратить такие деяния, которые не приемлемы в мечети, существующей для поклонения Единому Аллаху, а не какими-то лидерам сект, что из себя представляет хакканизм!
– Однако они утверждали, что это была стычка с салафитами.
– Всем, кто противостоит сектантским группам, навешивают такой ярлык. Мы не отрицаем суфизм, если люди придерживаются шариата, у каждого есть свои традиции. Но хакканизма никогда не было в Башкортостане, Татарстане или Сибири. Это зарубежное течение – из Турции, Северного Кипра. Где вы видели, чтобы когда-то татары плясали в мечети? Мунаджаты, анашиды – везде есть, в том числе и у арабов.
А так, чтоб вместо имени Аллаха выкрикивали имя своего шейха – такого нигде нет – ни в Дагестане, ни в Чечне, ни в Ингушетии.
– Подождите, в Чечне суфии-кадариты тоже совершают громкие зикры, своеобразно пританцовывая.
– Есть разница: они делают зикры и поминают Аллаха. Допустим, ты бы добрым словом вспоминал не свою мать, а чужую женщину. Наверное, твоей матери было бы обидно. А Аллаху не обидно, если ты кричишь «Йа, Хаккан»? Поэтому хакканитам противостоят не какие-то салафиты, а более образованные мусульмане, сказавшие: «Мечеть – не место для этого». Они культурно попросили прекратить их выкрики и пляски. Мечеть – не проходной двор: там есть имам, администрация, совет учредителей. Если к вам домой придут и начнут что-то выкрикивать, вы разве не попросите их оттуда?
– Кипрского шейха пригласил имам белорецкой мечети, который является его адептом… То есть вы считаете, что этот демарш имамов организовали пресловутые хакканиты?
– Не было никакого демарша. Это организовано не самими хакканитами, а теми людьми, которые заразились этой заразой.
– Почему они хотят перейти под юрисдикцию ЦДУМ? Таджуддин к ним лояльней?
– Сами видели, наверное, как Талгат хазрат несколько раз менял свое направление. Тут есть и другой фактор – борьба за мечети. Любого, кто хочет к нему перейти, будет звать к себе, будь он хакканит или еще кто. Зато станет на три мечети больше.
– Вполне обыденное явление, не только для ЦДУМ.
– Думаете, почему сегодня ДУМ РФ регистрирует в регионах мухтасибаты, хотя у них там нет ни одной мечети? Собирается группа людей, создается бумажная община, юридически регистрируется. Но у них нет ни мечети, ни молельного помещения. И на их основе создают мухтасибат. Например, в Астраханской области у них нет ни одной мечети, но существует целый мухтасибат – духовное управление Астраханской области, даже сделали сайт (на сегодняшний день сайт не работает. – прим. ред.).
Так и Совет муфтиев России: юридически он сохраняется, чтоб подписываться от СМР, а фактически его уже нет. В этом совете, если он претендует на всероссийский статус, должны быть муфтии Татарстана, Башкортостана, азиатской части России, областей и республик, где живут татары. Но нет их там. Назови просто Совет муфтиев ДУМ РФ. А в ДУМ РФ нет муфтиев, есть мухтасибы. Такой вот казус.
– Есть же муфтии Москвы, Московской области, Нижегородской…
– Ну пусть называют себя муфтиями такого-то района, такой-то деревни. Можно, конечно. Но это не охватывает Россию! Чтобы так называться, должно быть более широкое согласованное участие известных муфтиев России. Где муфтий Чечни? Где муфтий Дагестана? Почему нет муфтиев из Кабардино-Балкарии, Карачево-Черкессии, Крыма, Астраханской области, не говоря уже о муфтиях Татарстана, Башкортостана?! Нет и одного из муфтиев-долгожителей – Талгата Таджуддина.
– У Таджуддина есть своя немаленькая контора.
– Но тогда не надо использовать в своем названии «России» или «Российской Федерации», желая показать то, чего на самом деле нет! Если у нас мечети в основном находятся в азиатской части России, мы так и назвали себя – Духовное управление мусульман азиатской части России. И это не исключает наличие в азиатской части страны мечетей из других духовных управлений. Я никогда не смогу назвать себя муфтием азиатской части России, а только муфтием своего духовного управления. А когда у людей отсутствуют моральные ограничения, они могут назвать себя ханом всея Руси. Талгат хазрат вполне корректно объявил себя верховным муфтием Центрального духовного управления мусульман России.
В рамках своей организации можешь назваться кем угодно.
Я и Равилю хазрату говорил, чтоб мы не смешили людей. Действительно, иногда над нами, татарами, смеются. Один из кавказских деятелей подошел ко мне и говорит: «Что у вас там за «духовный лидер мусульман России»? А мы к России не относимся? Мы его не выбирали». Я себя не называл даже духовным лидером какого-то города, это было бы глупо, так как там есть люди, которые меня не знают, а, может быть, и не хотят знать. Поэтому я абсолютно не имею отношения к этим организациям, которые без какого-либо морального права присваивают себе в подопечные мусульман всей России! Не хочу, чтоб эти смешки проецировались и на меня.
– Нафигулла хазрат, а сейчас вы поддерживаете отношения с Таджуддином?
– Я никогда ни с кем человеческих отношений не прерываю. Но движение должно быть двусторонним. Когда приезжаю в Уфу, звоню Талгату хазрату, он часто мне говорит: «Заходи, чай попьем». Я захожу, мы чай пьем, разговариваем, иногда он пловом угощает. В этом плане нет абсолютно никаких преград. Но иногда на встречах он говорит: «Вот, в 90-х годах было…» Я отвечаю: «Ну было. Давай сохраним то, что есть». И с муфтиями Чечни, Дагестана, Башкирии, Мордовии, Ульяновской области хорошие отношения. И Камиль хазрат (Самигуллин. – прим. ред.), когда бывает в Москве, ко мне домой приходит. И когда я бываю в Казани, никогда не уезжаю, не повстречавшись с ним. Мы свои книги рассылаем по 50 регионам, в том числе по духовным управлениям, которые не входят в ДУМ АЧР: в Ульяновскую, Пензенскую, Ивановскую области, Мордовию, Коми, Адыгею.
Со многими духовными управлениями у нас заключены двусторонние договоры о сотрудничестве, в том числе с теми, кто номинально относится к ДУМ РФ.
У нас нет никаких преград во взаимоуважительном общении со своими единоверцами, даже при наличии разногласий по различным вопросам. Особенно сегодня, когда человеческое сообщество в целом ищет общие точки соприкосновения, на основе общности человеческого рода, стремясь к сотрудничеству и построению комфортного, безопасного мира для всех, независимо от их нации или мировоззрения.
Источник: Миллиард татар
Тимур РАХМАТУЛЛИН
