Распад связи: трагедия депортации крымских татар в малой прозе Станислава Славича

18.03.202218:52

Аннотация. В статье на материале рассказов Станислава Славича, написанных в 1990-е годы, рассматриваются особенности изображения депортации крымскотатарского народа. Очерковость, публицистичность, присущие его стилю, продиктованы стремлением писателя не просто оживить прошлое и воссоздать правдивую картину былого, но и заставить читателя проникнуться чувством вины и осознанием исторической ответственности. Несмотря на то, что основная тема рассказов Славича связана с расколом, происходящим в семье народов, общий пафос этих произведений, как и всего творчества писателя, определяется идеей единения, связи.

Ключевые слова: постсоветская литература, Станислав Славич, депортация крымских татар, поэтика.

Постановка проблемы. Постсоветская литература берёт своё начало во второй половине 1980-х годов. Но, как известно, в эпоху гласности значительную часть литературного процесса составили произведения, написанные задолго до этого времени. Вместе с возвращением ранее запрещённой литературы происходило и открытие новых тем, которые прежде цензура не пропускала. Одной из них являлась судьба «наказанных» народов. Эта тема стала предметом творческой рефлексии писателей начиная с середины 1950-х годов, однако уже в 1960–1980-е годы на неё вновь был наложен запрет. Она поднималась в произведениях, написанных «в стол», либо распространяемых самиздатом. В постсоветский период, когда писатели получили, наконец, возможность говорить об этой трагедии открыто, основное внимание первоначально было привлечено к депортации кавказских народов в 1944 году. Тема насильственной высылки крымских татар, которые находились в местах депортации без права возвращения на Родину почти полвека, оставалась практически неосвещённой.

Из числа современных авторов выделим имя Станислава Славича (1925–2013), в чьём творчестве интересующая нас тема является сквозной.

Станислав Кононович Славич (Славич-Приступа) осмелился поднять тему несправедливо репрессированного народа еще в 1960-е годы. Его, лауреата премии им. А. П. Чехова, премии Национального Союза писателей Украины им. В. Г. Короленко, литературной премии имени В. Даля и ряда других наград, можно поставить в один ряд с такими писателями, как Борис Чичибабин, Виктор Некипелов, Ирина Шашкова, которых профессор А. М. Эмирова назвала «печальниками татарского Крыма». «Печальник – это тот, кто скорбит о других, страдает из-за чьих-то печалей, горестей. Печальник – это тот, кто печётся, заботится о ком- или чём-либо» [9, с. 232].

Анализ литературы. Творчество С. Славича как объект исследования рассмотрено в работах А. Т. Аблаевой. В статьях «Крымскотатарская тема в творчестве Станислава Славича» [1] и «Станислав Славич – “печальник татарского Крыма”» [2] автор на материале повестей «Три ялтинских зимы», «Гараж для лошади» и рассказа «Молитва» делает обзор творчества писателя с точки зрения его общественно-политических взглядов на судьбу крымскотатарского народа.

Рассказы, ставшие материалом исследования в данной статье, задуманы С. Славичем как главы «Скорбной книги». Это определило и жанровую специфику произведений. Им в той или иной мере присущи публицистичность, порою – очерковость, открытые обращения к читателю, продиктованные стремлением не просто рассказать, «как это было», но и эмоционально увлечь, привлечь на свою сторону, заставить задуматься. В одних рассказах («Возвращение», в частности) авторская мысль выражена открыто. В тексте постоянно встречаются обращения, адресованные читателю: «представьте себе…», «поставьте себя в положение…», «посмотрите…», «Нам, нетатарам, следовало бы проникнуться их мыслями и чувствами…»; «Давно бы пора понять, что возвращение татар не только их, но и наше общее дело» [8, c. 3]. В других – публицистическое начало приглушено, но драматизм человеческих судеб, вопиющая несправедливость происходящего, красноречивее любых убеждений свидетельствуют о преступлениях сталинского режима. В основе каждой истории – подлинные факты, судьбы людей, с которыми автор был лично знаком. И одновременно каждый рассказ представляет собой художественное обобщение.

Цель данной статьи – рассмотреть специфику художественного изображения судьбы крымскотатарского народа в рассказах С. Славича.

Изложение основного материала. Тема депортации в прозе С. Славича, как правило, тесно связана с темой Великой Отечественной войны. В своих произведениях он разоблачает миф о народе-предателе. Его документальная повесть «Три ялтинских зимы», посвящённая партизанскому движению в оккупированном фашистами Крыму, была опубликована в 1979 году со значительными купюрами. Цензурой были исключены любые упоминания об участии крымских татар в партизанском движении. В последующих, постсоветских, изданиях автор вернул удалённые фрагменты с соответствующими комментариями. Восстанавливая историческую справедливость, С. Славич отдаёт дань памяти политруку Абдурахману Абраимову, возглавлявшему группу партизан, Нафе Усеинову, фактическому руководителю кореизского подполья, Рефату Сейдаметову, расстрелянному немцами за распространение «Крымской правды», и многим другим. Одновременно он рассказывает и о том, как власть предала своих героев. Главный герой повести, руководитель подполья и организатор 10-го Ялтинского партизанского отряда, Андрей Казанцев, следуя приказу, не внёс в списочный состав южнобережной подпольной организации представителей депортированных народов, предавая, таким образом, их подвиг забвению. Само обращение С. Славича к крымскотатарской теме – реализация стремления противостоять забвению.

В 1993 году, в канун трагической даты – 50-летия со времени депортации из Крыма татар и других народов, писатель выступил в одной из крымских газет с инициативой написать коллективную «Скорбную книгу», посвящённую этим событиям, и мотивировал это так: «Сейчас, когда они возвращаются на родину, было бы поучительно вспомнить, что происходило на нашей земле 18 мая 1944 года. Для того хотя бы, чтобы это никогда не повторилось» [3, с. 3].

В приведённой цитате показательно местоимение «наша» («на нашей земле»), свидетельствующее о том, что чужую беду С. Славич воспринимает как свою, как общенародную. И хотя его инициатива создания «Скорбной книги» не была поддержана, сам писатель опубликовал на страницах «Крымской газеты» четыре своих рассказа («Бесибе», «Молодёжный абонемент», «В порядке партийной дисциплины», «Возвращение»), посвящённые депортации крымских татар.

В основном все рассказы построены по одному принципу, определяющему особенности их сюжетно-композиционной структуры: ставшее привычным течение жизни героев вдруг резко нарушается, что ведёт к обнажению алогизма происходящего. Так, в первом из опубликованных рассказов, в название которого вынесено имя главной героини – Бесибе, автор вначале знакомит нас с ней и её окружением: «Накануне Бесибе получила весточку от мужа: жив, воюет, мечтает о встрече. Расстались без малого три года назад. Замуж выскочила совсем девчонкой, и впереди была необозримая, казалось, жизнь» [3, с. 3].

Ни арест отца в 37-м, ни начавшаяся война, весь её «ужас с кровью, грязью, слезами», не могли заглушить чувство жизни и уверенность в грядущем счастье, переполнявшие героиню. Патриотическое чувство было для неё органичным составляющим «счастья», оно включало понятия «дом», «родная земля», «любовь». Когда началась война, Бесибе, не раздумывая, ринулась в её водоворот. «Оборону Севастополя – с первых дней осады и до самого конца – пережила в этом городе. Бомбежки, обстрелы, разрушения, смерть, голод. А потом – плен, лагерь, возвращение в родной Симеиз и буквально на следующий день вызов в комендатуру» [3, с. 3], допросы… И всё же, даже зная, что она теперь у немцев на подозрении, Бесибе стала членом подпольной организации: «Распространяли листовки, добывали оружие, боеприпасы» [3, с. 3].

Когда Крым наконец был освобождён, она окончательно поверила, что всё страшное позади. Ей казалось, «что 1944 год станет поворотным – к счастью! – во всей будущей жизни» [3, с. 3]. Мать не позволила ей уйти вслед за мужем на фронт, и она поступила работать в госпиталь («Пришла сюда сразу после освобождения – такая уж натура, всю жизнь боится опоздать, примчалась одной из первых» [3, с. 3]). Во время дежурства в ночь на 18 мая ей сообщили, что её вызывает какой-то военный, и она радостно подумала, что это вернулся муж. Но её ожидало совсем другое: когда оперуполномоченный вывел Бесибе из госпиталя, она сразу услышала «крики, плач, причитания. Изумилась. Прислушалась: крики и плачи татарские, на татарском языке. И всё ещё ничего не понимая, почувствовала: беда. Пришла беда. <…> В одном битком набитом телячьем вагоне ехали в ссылку без суда и следствия бывший партизан и полицай, мулла и вчерашний партработник. Их всех уравнивало то, что они – крымские татары [3, с. 3].

В финале звучит горестный авторский вывод: «<…> в те первые минуты почти никто из них, простых людей, озабоченных самым насущным, не осознал самого главного: их, целый народ с многовековой историей, вросший корнями в крымскую землю, вырвали вместе с этими корнями, как бурьян с поля, и швырнули куда-то за межу, чтобы иссох, обратился в прах и сгинул» [3, с. 3].

Так проясняется важнейшая тема, объединяющая все рассказы С. Славича, подготовлённые для «Скорбной книги», – человек и тоталитарное государство. Писатель неоднократно проводит параллели между «грубой силой», демонстрируемой фашистами, и советской властью. И если жестокость первых воспринималась советскими людьми как нечто закономерное, то предательство своей, родной, власти по отношению к людям, готовым ей беззаветно служить, казалась чем-то невозможным: «Вскоре после освобождения были арестованы некоторые члены их подпольной группы. Дикость, конечно, арестовывать своих, тех, кто боролся с фашистами, рисковал жизнью. Немцы ведь действительно не церемонились. И в соседней Алуште, и здесь, в Симеизе, хорошо помнили публичные казни подпольщиков. Среди повешенных был и двоюродный брат Бесибе, полуслепой парень. Наши не взяли в армию, однако остаться в стороне он не захотел и не смог. За что и поплатился лютой казнью. Но то были фашисты, враги, а как понимать, когда хватают и сажают свои?» [3, с. 3].

Между тем готовность власти видеть врагов не только в отдельных людях, но и в целых народах, проявлялась со всё большей очевидностью. Одновременно происходила и «подчистка» истории, со страниц которой вымарывались неугодные герои. Поэтому «когда сорок пять лет спустя, в 1989 году, она же, Бесибе, заручившись необходимыми свидетельствами и подтверждениями, начала восстанавливать своё подпольное прошлое, то из Симферополя, из партархива, сообщили, что такой не знают, сведениями не располагают. О том, что она – татарка, всю жизнь напоминали, а что была подпольщицей – в одночасье из памяти вылетело. Такие вот вариации на тему «никто не забыт, ничто не забыто», эдакая двойная бухгалтерия» [6, с. 3].

С. Славич изображает депортацию с разных точек зрения: как с позиции самих жертв государственного насилия («Бесибе», «Возвращение»), так и тех, кто был втянут в процесс выселения, тех, кто стали «молчаливыми свидетелями, невольными соучастниками злодеяний» (помощница первого секретаря Ялтинского горкома партии из рассказа «В порядке партийной дисциплины», жительница Ялты, которая участвовала в описи имущества, оставшегося после выселения татар, из рассказа «Молодёжный абонемент»). Одни из них всю жизнь испытывали муки совести, как героиня рассказа «В порядке партийной дисциплины» («Наверное, у каждого человека есть какой-нибудь “камень на душе”. Для неё таким камнем было это воспоминание» [5, c. 3]); другие восприняли произошедшее как горький урок, который необходимо навсегда запомнить. Так, юная героиня рассказа «Молодёжный абонемент» привела с собой из разорённого дома депортированных маленькую козочку. Мать же, увидев это, твердо сказала: «Отведёшь её назад, <…> и никогда больше – никогда! – не возьмёшь себе ничего чужого. Поняла?» [2, c. 3]). Их всех – и жертв, и невольных свидетелей – объединяет одно: депортация оставила в их жизни неизгладимый след.

Новость о выселении была неожиданной не только для самих татар, но и для тех, кто жил, работал, воевал с ними бок о бок. В рассказах выявляются особенности психологии человека, сформированного советским режимом: страх перед властями, неумение и нежелание принимать собственные решения, сознание себя послушным винтиком государственной машины. Так, героиня рассказа «В порядке партийной дисциплины» побоялась рассказать своему непосредственному начальнику, первому секретарю горкома партии, человеку, с которым прошла войну, что его, как и всех крымских татар, собираются депортировать. В результате его забрали прямо во время заседания горкома, которое он вёл. Запуганные и затравленные, они боялись задавать лишние вопросы («Впрочем, вопросов никто особенно не задавал. Не было принято. Да и опасно» [5, с. 3]; «Я могла бы спросить: “А как же люди? Дядя Асан и те, кому принадлежала эта коза, чьи разорённые жилища я сегодня видела?” Но не спросила. Прошли десятилетия, прежде чем стало возможно спрашивать об этом, не опасаясь за собственную судьбу» [4, c. 3]).

Одновременно проявляется и вся фальшь ситуации, связанная с переписью имущества депортированных. Так, героиня рассказа «Молодёжный абонемент» спустя годы признаётся: «Сейчас это невозможно доказать, но, думаю, что наша перепись была пустой формальностью, а то и очковтирательством, под прикрытием которых близкие к властям люди обогащались» [4, c. 3].

Выводы. В рассказах 1990-х годов, посвященных событиям депортации крымскотатарского народа, трактовка этой темы связана с проблемой «человек и тоталитарное государство». Трагедию крымскотатарского народа Славич представляет как общероссийскую трагедию. Очерковость, публицистичность, присущие его стилю, продиктованы стремлением писателя не просто оживить прошлое и воссоздать правдивую картину былого, но и заставить читателя проникнуться чувством вины и осознанием исторической ответственности. Несмотря на то, что основная тема рассказов Славича связана с расколом, происходящим в семье народов, общий пафос этих произведений, как и всего творчества писателя, определяется идеей единения, связи.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Аблаева, А. Т. Станислав Славич – «печальник татарского Крыма» / А. Т. Аблаева // Ученые записки Крымского инженерно-педагогического университета. Серия: Филология. История. – 2015. – № 2. – С. 44–47.
  2. Аблаева, А. Т. Крымскотатарская тема в творчестве Станислава Славича / А. Т. Аблаева // Язык и культура: научный журнал. Вып. 16. – К. : Издательский дом Дмитрия Бураго, 2013. – Т. III (165). – С. 364–368.
  3. Славич, С. К. Как это было: 1. Бесибе / С. К. Славич // Крымская газета. – 1993. – № 140. – С. 3.
  4. Славич, С. К. Как это было: 2. Молодёжный абонемент / С. К. Славич // Крымская газета. – 1993. – № 145. – С. 3.
  5. Славич, С. К. Как это было: 3. В порядке партийной дисциплины / С. К. Славич // Крымская газета. – 1993. – № 150. – С. 3.
  6. Славич, С. К. Как это было: 4. Возвращение / С. К. Славич // Крымская газета. – 1993. – № 155. – С. 3.
  7. Славич, С. К. Три ялтинских зимы / С. К. Славич. – Симферополь : Крымское учебно-педагогическое государственное издательство, 2005. – 268 с.
  8. Славич, С. К. Три ялтинских зимы / С. К. Славич. – Симферополь : Таврия, 1979. – 271 с.
  9. Эмирова, А. М. Б. Чичибабин и В. Некипелов: поэтическая перекличка через 30 лет / А. М. Эмирова // Брега Тавриды. – Симферополь, 2000. – № 2–3. – С. 227–232.

Азизе АБЛАЕВА
Источник: Крымскотатарская филология: проблемы изучения и преподавания. – 2019. – № 1(3). – С. 151–157.

Фото аватара

Автор: Редакция Avdet

Редакция AVDET